Селена
Выхожу из ванной, опираясь на стену, чтобы не упасть. Ноги всё ещё дрожат, слабость цепляется за меня, как тень, но я заставляю себя двигаться.
Пока передо мной не возникает картина, вынуждающая замереть на месте.
Арес стоит у небольшого столика в углу комнаты — того, что обычно пустует, но сейчас... сейчас он накрывает его!
На столе появляется глубокая тарелка с чем-то горячим, от неё поднимается пар, пахнет бульоном — простым, домашним. Рядом — чашка чая, ложка, салфетка. Его движения размеренные, будто он привык к таким вещам... будто он постоянно заботится обо мне. Но ведь это не так!
Муж... или всё-такинемуж замечает меня и поднимает взгляд. Его лицо какое-то другое. Нет привычной злости, нет холода, но зато есть что-то мягкое, почти человеческое.
— Садись, — говорит он тихо, кивая на кровать. — Тебе надо поесть. Я вызвал доктора, он скоро должен подъехать.
Его голос звучит ровно, без того яда, к которому я привыкла, и это... ранит меня. Не болью, а чем-то тёплым, что проникает в сердце и сжимает его.
Неужели это забота?!
Он действительно заботится обо мне? О той, кто по его словам, предала?..
Я смотрю на него — на его широкие плечи, на то, как он поправляет чашку на столе, будто это важно, — и чувствую, как внутри что-то шевелится.
Мне приятно его внимание, так непривычно приятно, будто никогда прежде мужчина не ухаживал за мной так, как он сейчас.
Пытаюсь вспомнить — было ли у меня что-то похожее? — но память молчит. Сама не понимаю, зачем пытаюсь это сделать? Наверное, чтобы отвлечься и не краснеть перед... ним.
Чувствую, как щёки заливает неловким румянцем. Прикладываю холодные ладони — становится немного легче.
Делаю шаг к кровати, сажусь на край, не отрывая от него взгляда.
Он выглядит особенно.
Не как тот Арес, что кричал на меня, вышвыривал из машины и смотрел с презрением. Этот Арес другой — уставший, но внимательный, почти уязвимый. Его рубашка помята, волосы растрёпаны, но в этом есть что-то настоящее, чего я раньше не замечала.
— Спасибо, — говорю еле слышно, всё ещё сгорая от стыда и смущения. — За то, что спас меня.
Он замирает, смотрит на меня, и в его глазах мелькает что-то — удивление? Я опускаю взгляд на свои руки, сжимаю пальцы.
— Хотя я не знаю, что было бы лучше, — продолжаю тихо. — Остаться там, под дождём, и умереть. Или жить здесь, во лжи.
Слова вырываются сами. Горькие, тяжёлые.
Я не смотрю на него, но чувствую, как воздух в комнате густеет. Арес молчит, и это молчание давит на меня ещё сильнее.
Вспоминается его злость, его холод, его уход к Веронике. Она для него что-то большее, особенное — я знаю это, чувствую каждой клеточкой тела. И эта мысль снова ранит меня, словно острый нож, несмотря на его заботу...
Поднимаю глаза, встречаюсь с его взглядом. Он стоит неподвижно, смотрит на меня так, будто пытается что-то понять.
И я решаюсь.
Не знаю, откуда берётся смелость, но я больше не могу держать это в себе.
— Я кое-что вспомнила, — голос предательски дрожит. — Правда, это был сон... но...
Он хмурится, делает шаг ближе, но не перебивает.
Сглатываю ком в горле и продолжаю:
— Мама. У меня есть мама. Я видела её. Добрую, с усталыми глазами. — лёгкая улыбка трогает мои губы. — Мы жили в деревне, в старом покосившемся домике. Она пекла хлеб, учила меня шить, читала мне книги. — не знаю, для чего ему эти подробности. Но я будто вновь проживаю эти приятные воспоминания, когда рассказываю про них.
Арес слушает внимательно, не сводя с меня пристального взгляда. Словно пытается забраться под кожу. Прочесть мои мысли. Уличить во лжи или поверить...
— Я была любимой дочерью. — продолжаю, не в силах остановиться. — Мама меня очень любила, как и я её. Она хотела, чтобы я выросла достойным человеком. И я выросла. Окончила школу, сдала экзамены, поступила в университет. Я училась на последнем курсе... или учусь. Не знаю.
Я замолкаю, смотрю на свои руки, пытаюсь ухватить эти образы, удержать их. Они такие яркие — запах хлеба, скрип деревянного пола, мамин голос, — но сомнения всё ещё грызут меня.
Это реальные воспоминания? Или просто сон?!
Поднимаю взгляд на Ареса, жду его реакции.
Он смотрит на меня, и его лицо меняется. Брови поднимаются, глаза расширяются, рот приоткрывается — он не скрывает удивления. Я напрягаюсь, совершенно не понимая, что его так поразило.
Мужчина делает ещё шаг ко мне, наклоняется чуть ближе, и его голос звучит тихо, но твёрдо:
— У тебя нет матери, Селена. Ты сирота.
Слова падают на меня, как камни, вмиг парализуя...
Воздух застревает в груди, сердце пропускает удар. Я смотрю на него, пытаюсь осмыслить его слова, но в голове хаос.
Сирота?!
Нет, это невозможно.
Я видела её, чувствовала её тепло, слышала её голос.
Или нет?
Что-то рушится внутри меня, и я не знаю, чему верить — его словам или тому, что живёт в моей памяти.