Селена
Смотрю на всё вокруг и чувствую, как внутри нарастает диссонанс: если я действительно жила здесь, почему всё кажется таким незнакомым?
Арес замечает моё замешательство и не позволяет моим сомнениям окончательно завладеть разумом. Он берёт меня за локоть, слегка, но всё-таки достаточно ощутимо сжимая, и ведёт внутрь.
От его прикосновения я невольно напрягаюсь, по спине пробегает дрожь.
Разве так должен касаться муж? Разве такие отношения должны связывать мужчину и женщину?!
Что-то мне подсказывает, что нет. Вернее, я уверена — так быть не должно. Однако мне некому это доказывать. Арес, кажется, живёт на своей волне и считает, что всё делает правильно...
Внутри дом оказывается таким же холодным и стерильным, как и обещал его внешний вид.
Чёрный мраморный пол блестит, отражая свет хрустальных люстр, на стенах — огромные абстрактные картины с мазками красного и чёрного, строгая и неприветливая кожаная мебель.
Всё вокруг кричит о богатстве, но молчит о тепле, об уюте, о жизни. Но главное о том, что здесь живёт счастливая молодая пара.
Я замираю посреди гостиной, не зная, куда себя деть, пока Арес снимает пальто и небрежно бросает его на спинку дивана.
— Ты вспомнила что-нибудь? — спрашивает, прищурившись, и смотрит на меня так, будто уже знает ответ.
Я качаю головой и на миг прикрываю глаза, собираясь с мыслями. В горле пересыхает... слова в моменте перестают складываться в сложные предложения.
— Нет. Но... Здесь... красиво, но... — начинаю. Голос звучит неуверенно, блёкло, и я сразу же жалею, что вообще открыла рот и подняла эту тему. Однако отступать уже поздно, он ждёт продолжения, прожигая меня своими серыми глазами. — Но я не чувствую, что это мой дом...
Он фыркает — короткий, резкий звук, будто мои слова его позабавили. Потом его губы кривятся в усмешке, больше похожей на оскал разъярённого зверя.
— Не чувствуешь... — повторяет, смакуя. — Это наш дом, Селена!
В его голосе столько уверенности, что она почти осязаема. Можно только позавидовать его выдержке. Он весь воплощение силы и власти, а я рядом с ним лишь тень, потерянная и напуганная... добыча в лапах безжалостного хищника.
— Арес, — мой голос дрожит, но я заставляю себя продолжить. Этот вопрос мучит меня с первого дня, буквально не даёт мне покоя ни днём, ни ночью. — Почему я сбежала?
Он замирает. Воздух между нами тяжелеет. Его глаза темнеют, и на секунду мне кажется, что я зашла слишком далеко — переступила черту, которую нельзя было переступать.
Арес медленно подходит ко мне. Останавливается так близко, что я чувствую тепло его тела и лёгкий запах одеколона с нотами кожи и чёрного перца.
— Ты сбежала, потому что дура, — говорит тихо, но каждое слово, как удар молнии. — Думала, что можешь жить без меня. Без всего этого, — он обводит рукой комнату, и в этом жесте столько презрения, что мне становится не по себе. — Но ты ошиблась, Селена. Ты совершила самую большую ошибку в своей жизни.
Угроза в его голосе заставляет меня сглотнуть. Я пытаюсь не отвести взгляд, цепляюсь за остатки смелости.
— А если я не хочу оставаться? Если я до сих пор хочу уйти? — слова вырываются сами собой. И я тут же жалею о них.
Он улыбается, но в этой улыбке нет тепла — только холодная уверенность хищника, знающего, что добыча в ловушке, из которой нет выхода.
— Ты останешься, Селена. Потому что у тебя больше нет выбора.
Он разворачивается и уходит вглубь дома, оставляя меня одну посреди этой ледяной роскоши.
Я опускаюсь на диван, чувствуя, как усталость накатывает тяжёлой волной. И, кажется, забываюсь беспокойным сном.
***
Позже вечером нахожу свою комнату — или ту, что Арес называет моей.
Огромная кровать с чёрным шёлковым бельём, зеркальный шкаф, окно с видом на тёмный лес. На тумбочке стоит свадебная фотография: я — или кто-то очень похожий — в белом платье, рядом с Аресом. Его рука лежит на моей талии, но улыбка на снимке такая же холодная, как сейчас.
Я беру рамку в руки, вглядываюсь в своё лицо.
Своё...
Это я?
Или это чужая женщина смотрит на меня с фотографии?!
Факты буквально кричат: «это ты, Селена! Разве не видишь?!»
Однако что-то внутри отказывается соглашаться.
За дверью слышатся уверенные тяжёлые шаги, прерывая поток моих внутренних терзаний. Мы не виделись весь день, и он, видимо, решил исправить это упущение, напомнив о себе.
Быстро ставлю рамку обратно и стараюсь принять непринуждённый вид.
Арес входит без стука, держа в руках бокал с чем-то тёмным — виски, наверное, или что-то очень похожее.
— Устраиваешься? — спрашивает снисходительно, прислонившись плечом к косяку. — Завтра начнём всё сначала. Я напомню тебе, что значит быть моей женой, Селена...
— А если я не та, за кого ты меня принимаешь? — говорю, прежде чем успеваю подумать. Я тут же прикусываю язык, жалея о своей импульсивности. Страх и беспомощность вынуждают меня совершать ошибку за ошибкой и говорить то, что явно не следовало.
Он делает шаг ко мне. Бокал в его руке дрожит. Арес сжимает его так, что, кажется, стекло треснет и рассыпется мелкими осколками. Костяшки на его пальцах белеют от напряжения. Он будто вулкан, готовый вот-вот взорваться, чтобы уничтожить всё вокруг, оставив после себя лишь горстку пепла.
— Ты моя жена, Селена. Точка. — произносит со сталью, не оставляя мне и шанса на сомнения. — Не выдумывай себе сказки!
После этих слов он разворачивается и молча, в своей привычной манере оставлять последнее слово за собой, уходит.
А я продолжаю стоять, глядя на фотографию молодожёнов с натянутыми, искусственными улыбками...
Что-то здесь не так. Очень не так.