Богатые тоже плачут. Книга 1

Глава 15

Эстер никогда не интересовалась жизнью Районы, как никогда не замечала ее суровой красоты. Сколько она себя помнила, эта статная женщина с черными, гладко зачесанными волосами, собранными в пучок, с черными выразительными глазами всегда была рядом. Вот и сейчас Эстер не уловила ласковой теплоты ее голоса, когда, войдя в маленькую скромную гостиную, Рамона обратилась к девушке:

– Ты не собираешься пойти к тете Елене?

– Не знаю, они меня очень утомляют, особенно эта их приемная дочь. Кузен, пожалуй, занятный тип. Когда захочет, может быть интересным. Хотя такое с ним случается редко, – в голосе Эстер сквозило недовольство. Она отвернулась от Рамоны, не желая продолжать этот разговор. Но встревоженная Рамона не могла остановиться:

– И все-таки ты хочешь выйти за него замуж, доченька? Брак без любви – очень плохое дело. По себе знаю.

– Хватит нравоучений! – Теперь красивые злые глаза Эстер в упор смотрели на Рамону, тонкие ноздри подрагивали. – О какой любви ты говоришь? Я хочу иметь много денег – как у Луиса Альберто. И только.

Злой порыв девушки не испугал Рамону: она не могла молчать о том, что волновало ее сейчас больше всего на свете:

– А он любит тебя, девочка?

– Эстер презрительно усмехнулась:

– Луис Альберто любит только себя, единственное, что ему нравится, – это пить и веселиться. Но у него столько денег, что можно простить ему и грубость, и постоянное нытье его матери, и даже безумство дяди Альберто.

Рамона умоляюще посмотрела на Эстер.

– Но… но если он тебя не любит, как же ты собираешься выйти за него замуж?

– Тетушка считает, что нам нужно пожениться. Вместе с ней мы справимся – с этой задачей, – твердо сказала Эстер. – Послушай, – вдруг вспомнила она, – ты ведь умеешь колдовать. Сделай так, чтобы Луис Альберто влюбился в меня. А уж если и твоя ворожба не поможет…

– Нет, нет, поможет. Я ведь… я ведь люблю тебя, девочка. Когда ты родилась, я первая взяла тебя на руки.

– Знаю, раньше матери, – с раздражением сказала Эстер. – Все это я уже слышала.

– Ах, Эстер, я люблю тебя, как настоящая мать, – Рамона прижала руки к груди, глядя на нее глубоким, теплым взглядом.

– Ладно, верю. Но больше так не говори, пожалуйста, – ты мне не мать. Между нами, слава Богу, нет ничего общего. Лучше приготовь мне платье, я приму ванну.

У ворот дома сеньоров Сальватьерра послышался шум автомобиля. В гостиную, улыбаясь, вошел дон Альберто.

– Ну что, Марианна, понравились тебе птички? – обратился он к девушке.

– О да, сеньор, они такие красивые.

– Не забывай их кормить. Где они, у тебя в комнате?

– Нет, дон Альберто, – опустив голову, сказала Марианна.

– Что случилось?

– Нет… нет больше птичек. – Девушка опустила голову еще ниже.

– Постой, постой, куда же они делись? – удивился дон Альберто.

– Улетели, – тихо ответила девушка.

– Марианна, мне непонятно, что значит улетели? Ты их выпустила? – недоумевающе спросил дон Альберто.

– Да нет же… Кто-то открыл клетку… – нехотя сказала Марианна.

– Кто? Надеюсь не слуги?

– Нет, нет…

– Елена?

– Нет… Птицы так щебетали, понимаете… клетка стояла под окном вашего сына…

– Ага, значит, это он их выпустил.

Марианна не ответила. Подняв голову, она увидела побледневшее в гневе лицо дона Альберто, его крепко сжатые губы.

– Мне все ясно, Марианна. – Он помолчал, потом необычным для него громким голосом позвал:

– Елена!

В гостиную вошла донья Елена. Сердце матери сразу почувствовало неладное, когда вместо обычной приветливой улыбки она увидела застывшее лицо своего мужа, услышала его короткий, резкий вопрос:

– Где Луис Альберто?

– Вышел, сказал что пошел прогуляться.

– Как ты могла позволить ему выпустить птиц, которых я подарил Марианне? – дон Альберто говорил сдержанно, но все так же резко.

– Ну… они были как раз под окном его комнаты. И, видимо, мешали ему спать. А, может быть, разбудили его.

– Елена, ну это ли не абсурд – потакать выходкам этого оболтуса?

– Альберто, пожалуйста, не говори так о сыне, – донья Елена умоляюще посмотрела на мужа.

– Как же иначе о нем говорить, если этот лодырь опять ничем полезным не занимается? Стыдно людям в глаза смотреть. – Он говорил взволнованно, не скрывая своей боли.

– Альберто, я прошу тебя…

– Нет, нет, это пустой, никудышный человек…

– Если я не ошибаюсь, речь идет обо мне? Кому еще в этом доме можно дать подобную характеристику?

Луис Альберто незаметно вошел в гостиную и теперь снисходительно, с иронической улыбкой смотрел на отца. Потом шагнул к лестнице.

– Нет, нет, не торопись, нам нужно поговорить, – остановил сына дон Альберто.

– Отложим до завтра, я вижу, сегодня ты не в том настроении, – Луису Альберто хотелось спать, а не слушать упреки.

– Оставь свою иронию для более подходящего случая, – еле сдерживая свой гнев, сказал дон Альберто. – Ты в этом доме никто. Только ради матери я позволяю тебе здесь находиться.

Снисходительная улыбка снова появилась на лице Луиса Альберто.

– Никогда бы не подумал, что птички станут поводом для ссоры. Смотри, папа, осторожнее.

– Что ты хочешь сказать?

– Не переусердствуй в своей заботе о Марианне. Девушка хороша собой, но дело может плохо кончиться.

– Что?! – Дон Альберто быстро шагнул к сыну и сильно ударил его по щеке. Луис Альберто вздрогнул, весь подобрался, готовый, казалось, броситься на отца, но, взяв себя в руки, отступил и быстро стал подниматься к себе.

– Альберто! Альберто! – донья Елена обхватила мужа за плечи. – Как ты мог, Альберто? Он же взрослый мужчина!

– Ах, так? Тогда пусть и ведет себя подобающим образом. Может, моя ошибка в том и состоит, что я никогда его не наказывал.

Елена подвела мужа к дивану, села рядом, взяла его руки в свои и, грустно глядя ему в глаза, сказала:

– Ах, Альберто, Альберто, просто ты его больше не любишь. Да и меня, по-моему, тоже…

– Прошу тебя, Елена, – постепенно успокаиваясь, сказал дон Альберто, – давай не будем больше говорить об этом. Не хочу портить себе весь день.

– А если он уедет? – тревожно спросила донья Елена.

– Кто, Луис Альберто? Пожалуйста, только на этот раз – без денег, ни сантимо от меня не получит.

– Боже, что плохого я тебе сделала, за что такое наказание? – сказала донья Елена и, закрыв лицо руками, вышла из комнаты.

Только теперь притихшая, готовая зарыдать Марианна осмелилась подать голос:

– Бедняжка, как она страдает. Наверное это я во всем виновата. С тех пор, как я здесь, каждый день в вашем доме споры и скандалы.

Дон Альберто встал, подошел к девушке, забившейся в глубокое кресло, и ласково погладил ее по голове.

– Успокойся, девочка. Споры и скандалы здесь продолжаются уже много лет. Для всех нас это стало чуть ли не допингом.

– Но ведь так жить нельзя, сеньор, наверное, можно что-то сделать.

– А что можно сделать, Марианна? – и добавил: – Спасибо тебе, дочка, за сочувствие.

Марианна еще долго сидела неподвижно, снова и снова перебирая в памяти все, чему стала невольным свидетелем. Да, пожалуй, Мария сказала правду: богатство – не всегда счастье.

А на кухне шла своя жизнь.

– Ой, не помню, положила я мускатный орех или нет. Ты не заметила, Мария? – Пачита всплеснула руками.

– Пачита, ну что ты расстраиваешься? Если не помнишь, положи еще чуть-чуть.

– Ну нет, если положить больше, вкус изменится, а молодой хозяин такой привередливый… Никак ему не угодишь.

В дверь просунулась пышноволосая голова, блеснули любопытные глаза.

– Что ты делаешь, Пачита? – Марианна заглянула ей через плечо.

– Разве не видишь? Готовлю.

– Может, тебе помочь, а?

– Да что ты в этом понимаешь? Испортишь все, а я отвечать буду.

– Мария, а тебе не надо помочь?

– Нет, девочка, не надо, я уже все сделала и даже кофе попила.

– А чем бы мне заняться?

– Отдыхай. Ты же знаешь, дон Альберто не разрешает тебе ничего делать по дому.

– Ох, скучно мне, Мария. Не с кем даже на улицу выйти.

– Сочувствую я тебе, дочка. Попроси, чтобы дон Альберто сам подыскал тебе занятие. Это единственный выход.

– Делай новогодние украшения из папье-маше, как сеньора, – посоветовала Пачита, помешивая что-то в кастрюле.

– Я бы с удовольствием, а сеньора меня научит?

– Сейчас ты к ней лучше не подходи. Пойди к себе в комнату, приляг.

Погрустневшая Марианна, так и не найдя себе дела на кухне, вышла в сад.

– Целыми днями разгуливает без дела, а все с ней носятся, как с королевой, – бросила Пачита.

– Напрасно ты так, – возразила Мария, – мне жаль Марианну.

Завидев сына, донья Елена отложила работу в сторону.

– Доброе утро, сынок, – ласково сказала она. – Как тебе спалось?

– Плохо, – буркнул Луис Альберто. – Пусть мне соберут чемоданы, я уезжаю.

– Почему?

– Ты еще спрашиваешь? – вскинулся Луис Альберто. – Вчера отец зашел слишком далеко, и я не намерен прощать его. Если он забыл, что я ему сын, я тоже могу забыть, что он мне отец. Я хочу уехать, как можно быстрее и как можно дальше. В Южную Америку.

– Но это невозможно, Луис Альберто.

– Почему же, интересно: Кто мне запретит?

– Никто, ты свободен, – тихо сказала донья Елена. – Можешь делать все, что хочешь, но твой отец… – Она встала, прошлась по комнате, нервно сжимая руки. – Он больше не собирается ничего тебе давать. Так и сказал: ни сантимо.

– Ясно, – Луис Альберто нервно забарабанил пальцами по столу. – Родители постоянно навязывают детям свои желания, – сказал он. – Ты стремилась держать меня у своей юбки, а он – усадить за письменный стол, сделать из меня зубрилу. И поскольку это не удалось, он возненавидел меня. Да, денег у меня нет, это верно. Скитаться неизвестно где и терпеть лишения я тоже не намерен, поэтому я остаюсь, но сделаю его жизнь невыносимой. Как он мою.

Донья Елена подошла к сыну, нежно коснулась его руки.

– Нет, нет, отец может выгнать тебя, не перечь ему, сынок. Он очень изменился, стал совсем другим. И все из-за этой… Это она виновата, только она…

Луис Альберто холодно посмотрел на мать.

– Ни в чем она не виновата. Эта дрянь дерзит мне потому, что чувствует поддержку отца. Но это ему дорого обойдется. Ох, как дорого…

– Не говори так, сынок. Нам с отцом всегда хотелось, чтобы ты работал, завел семью, детей. Чтобы стал полезным человеком.

– Как будто те, кто работают, живут вечно, – фыркнул Луис Альберто. – Если у отца достаточно денег, зачем работать? Оставь меня в покое. Я хочу просто жить. Работать!.. – рассмеялся Луис Альберто.