Бракованная жена. Я украла дочь ярла

ГЛАВА 15

От взглядов, которые бросали на меня воины, уже начинало тошнить. Они смотрели со странной смесью благоговения, страха и неверия, и я готова была себе уже руку откусить, лишь бы узнать, чем вызван такой интерес к моей персоне.

Только вот стоило мне хотя бы повернуться к кому-то из воинов, чтобы спросить, в чем дело, как он тут же делал вид, что чрезвычайно занят своей работой, а кто-то и вовсе отшатывался от меня в священном ужасе, а потом бросал испуганные взгляды на молчаливо наблюдающего за мной Келленвайна.

Что-то явно происходило. И мне, как никогда нужно было мнение со стороны, но Хельтайна рядом не было.

Дело в том, что каким-то невероятным образом на огромном корабле, ну, совершенно не нашлось места для тритона, а потому Келленвайн велел ему плыть на другом. Хотя по моему мнению, тут еще десять Хельтайнов смогло бы поместиться!

Вздохнув, я убедилась, что Лейла спала, уютно устроившись в своеобразном гнезде из шкур, и облокотилась о борт, опустив голову и наблюдая за мерно колышущимися волнами. От воды поднималась сырость и пробиралась под ткань платья. Налетел порыв ветра, и я поежилась, растирая плечи.

Холодно.

Стараясь отвлечься, я ушла мыслями куда-то далеко-далеко, а потому, когда мне на плечи опустился теплый шерстяной плащ, пробормотала, не раздумывая:

— Спасибо, Хель.

И только слова сорвались с моих губ, как я вспомнила, что тритон плыл на другом корабле. А окутавший меня запах мокрых камней и луговых трав помог быстро определить настоящего владельца верхней одежды.

Черт…

Скосив глаза, я наткнулась на прищуренный и потемневший взгляд Келленвайна.

— Я думала, это Хельтайн, — прочистив горло, пробормотала я и хотела было сбросить плащ, но муженек удержал его.

— Оставь. Ты замерзла.

Это что? Забота?

Мои глаза как-то сами собой спустились к его губам, и в памяти тут же вспыхнули картины, которые я отчаянно пыталась забыть. Подреберье тут же опалило стыдом. А Келленвайн развернулся и, оперевшись пояснице о борт, прошелся по моему лицу внимательным, пробирающим до мурашек взглядом.

— Дай, я угадаю, Абигайль, — обманчиво спокойным тоном начал он. — Тритон возник перед тобой из ниоткуда и предложил помощь, не требуя взамен ничего или прося самую малость. Ты согласилась, а теперь чувствуешь себя обязанной и думаешь, что можешь ему доверять, но на самом деле, знаешь о нем не больше его имени. Иными словами — ничего.

Грудь обожгло раздражением то ли от того, что Келленвайн делал вид, будто все обо мне знал, то ли потому, что был отчасти прав.

— Не выставляй меня доверчивой дурочкой! — резко бросила я. — У меня есть причины доверять ему.

— И какие же? — прищурился Келленвайн. — Или он околдовал тебя?

— Никто меня не околдовывал! — ощетинилась я.

— Что он сделал с нашей дочерью? Почему ее глаза похожи на его? — продолжил напирать муженек.

— Если ты думаешь, что я отвечу хоть на один твой гребаный вопрос, ты сильно преувеличиваешь свои мыслительные способности!

Келленвайн шумно выдохнул и стиснул зубы. По его глазам я видела, что он хотел мне сказать очень многое в ответ, но почему-то сдерживался. А вот меня как прорвало.

— Не делай вид, что у нас все в порядке, Келленвайн! Это ни черта не так! — процедила я.

— И что мне сделать, чтобы стало «в порядке»? — вкрадчиво произнес он, заглядывая мне в глаза.

Атмосфера между нами резко изменилась.

Внезапно я очень остро осознала, как близко ко мне он находился. Какими сводящими с ума и завораживающими были его глаза. Каким головокружительным был исходящий от него и его одежды слабый запах.

Это смутило меня и сбило с толку, так что я резко выдохнула и отвернулась.

— Закатать губу! Вот, что! — буркнула я.

Что примечательно, воины были подозрительно увлечены греблей, разглядыванием древесины борта или снятием пылинок с собственных штанов. Иными словами, активно делали вид, что ничего не происходит.

— Мама… — раздался заспанный голосок Лейлы. — Ты обещала не ссориться…

Кроха моргала, как сонный котенок, и выглядела столь очаровательно, что у меня защемило сердце. Но еще до того, как я успела подойти к ней, Келленвайн вдруг отделился от борта и оказавшись у «кроватки» дочери, присел рядом с ней на корточки.

Я тут же напряглась, преисполнившись недоверия и готовясь сорваться с места, чтобы предотвратить любой вред, который муженек мог причинить ей, но… Но произошло нечто, что повергло меня в шок.

Лейла робко и неуверенно скомкала в кулачках шкуру, которой была укрыта, и выдавила несмелую улыбку отцу, а он сначала застыл, глядя на нее так, будто впервые видел. А потом улыбнулся ей, и его лицо вмиг преобразилось.

Келленвайн. Улыбнулся. Лейле.

Святой макаронный монстр…

В груди все сдавило, дыхание перехватило, а на глаза навернулись непонятные мне слезы.

— У меня есть кое-что для тебя, Лейла, — проговорил Келленвайн незнакомым мягким тоном, от которого давление под ребрами лишь усилилось.

И пока я пыталась справиться с волной неожиданных эмоций, он протянул крохе куклу. Глазки Лейлы буквально загорелись от радости, и она торопливо схватила подарок и уставилась на него со смесью восторга и неверия.

— Моя Лей… — пробормотала она и погладила куколку по волосикам. — Папа, спасибо!

Мне показалось, или Келленвайн и правда вздрогнул?

Келленвайн

— Ты попал, друг мой, — проговорил Микул, хлопнув меня по плечу.

А я даже не собирался спорить, наблюдая за Абигайль и Лейлой, которые, укрывшись шкурами, мирно спали в палатке. От них не хотелось отводить взгляда ни на миг. Ведь только пока они были в поле моего зрения, тошнотворное сосущее чувство в животе и боль в грудине отступали.

Подойдя к ним ближе, я поправил сбившуюся с плеча жены шкуру и осторожно, что бы не потревожить ее сон, убрал от лица белоснежную прядь волос. Она слабо вздохнула, будто даже во сне не разрешала себя касаться, и прижала к себе ближе нашу дочь.

Хозяйка туманов…

Абигайль вся была такая хрупкая и маленькая, но в то же время острая на язык и готовая ценой собственной жизнью защищать то, что ей дорого. В памяти вспыхнуло то, как она смело защищала Лейлу от собак, как шипела на меня дикой кошкой, как следила за мной с настороженностью во взгляде, готовая в любой момент выпустить когти.

Как раньше я мог быть таким слепым? Как не замечал, какая она на самом деле? Как мог обвинить ее в том, что она пыталась убить Лейлу?

Все дело в ненависти. Она застлала мне глаза пеленой и мешала увидеть дальше собственного носа. И раньше это было достаточным оправданием для меня.

Я пренебрегаю своей женой, потому что ненавидел ее. Да, так и было.

Влюбившись в Дафну еще зеленым юнцом, я не знал женщин, кроме нее, и какие бы красавицы меня не окружали, их красота меркла на фоне возлюбленной. Я никогда не сомневался в том, что она станет моей женой и матерью моих детей. Отправляясь на тот злополучный остров, я пообещал Даф, что по возвращении мы сыграем свадьбу.

Но на пиру в замке отца Абигайль, маленькая колдунья опоила меня до беспамятства, и мне ничего не оставалось, кроме как взять за нее ответственность. Я не мог позволить, чтобы у меня родился ублюдок.

Принося брачные обеты, я знал, что Даф для меня потеряна и надеялся лишь на то, что она сможет меня простить. Я бы не посмел сделать ее своей любовницей, она заслуживала счастливой семьи и дома, полного детишек. Мы должны были поговорить, она была смышленой и рассудительной. Дафна бы поняла меня, даже если бы ей было также больно, как и мне, но…

Но даже в бреду я не мог подумать о том, что по возвращении застану ее погребальный обряд. Кто-то послал птиц в замок, и она узнала вести о моей свадьбе из чужих уст.

Какой же силы вина и ненависть вспыхнули тогда во мне. Быстро распространяясь, они смертельной болезнью охватило мое тело и вылились на всех, кто меня окружал. И больше всего досталось Абигайль.

Ведь если бы она не опоила меня, мне бы не пришлось брать ее в жены, и Дафна осталась бы жива.

С того дня, как последние останки Даф развеялись на ветру, я ни разу не посмотрел на свою жену иначе, чем на посланницу морского дьявола, которая пришла лишь за тем, чтобы мучать меня и отравлять мою жизнь. И Абигайль полностью соответствовала этой роли. Она бросалась на меня, как голодная собака на кость, пачкала лицо краской, носила перья в волосах и была бесконечным источником головной боли. Половина всех поступающих ко мне прошений была так или иначе связана с ней. Она то крала, то приказывала кого-то избить, то рвала рыбакам сети. Даже страшно вспоминать…

Но потом она вдруг изменилась, а я не придал этому должного значения.

Ее краски и перья полетели прочь, и я вдруг обнаружил, что угловатая девочка, какой она была в семнадцать лет, превратилась в красивую женщину, а узкие штаны и облегающие туники лишь подчеркивали ее форму пусть и смотреть чуждо на женщине.

К своему стыду я начал ее желать.

Ее. Именно такую, какой она стала. Язвительную, порывистую, резкую.

Самое смешное, что я даже не понял, в какой момент она стала столь важной для меня. Все свои сны и мысли о ней, я считал проклятьем и колдовством. Даже не догадываясь, что они были чем-то большим.

Без моего на то ведома, Абигайль целиком и полностью захватила меня. Пробралась, как лазутчик, в крепость и подняла на башне свой флаг. И осознал я это, только оказавшись перед «ее» останками.

Меня накрыло такое ощущение потери и пустоты, будто я лишился ноги или руки. Или даже чего-то куда более важного.

До того момента я брыкался, сопротивлялся и отрицал ее значимость, я хотел выгнать ее из своей головы и вновь заполнить себя лишь Дафной, но даже не подозревал, что территорий свободных от Абигайль уже не осталось, она въелась в меня, заполонила собой все и выгромила все остальное.

И вот так, переполненный ей, я вдруг осознал, что ее больше не было. Нигде. Я не мог попросить прощения, не мог вернуть ее, не мог сделать ничего, и все, что мне оставалось, лишь горе и чувство вины.

Снова.

Я самоуничижительно улыбнулся.

Нет, я не ропчу на свою судьбу. Я заслужил все то, что испытал за последние дни. Так мне и надо за мою слепую ненависть.

«Ты предал меня», — прошелестел в голове голос Дафны.

Да, Даф, прости, но я больше не могу жить, цепляясь за прошлое. Я не повторю эту ошибку снова.

Прости.

— Что будешь делать теперь? — ворвался в мои мысли голос Микула. — Ты думаешь, госпожа Абигайль и есть Дочь Туманов? Все воины так считают. Она жила в Пустоши вместе с тритоном, все так, как и говорилось в послании.

Мне резко захотелось что-то сломать. Желательно голову Хельтайна.

Но стиснув зубы, я дернул головой и протяжно выдохнул.

— Мне неважно, кто она.

— Тебе — нет, а народу — очень даже. Они будут на руках ее носить, если узнают, что их госпожа Дочь Туманов.

Из-за его слов внутри тут же заворочалось что-то черное и вязкое и утробно прорычало: «Мое». А следом пришло желание вырвать глаза и языки всем, кто видел Абигайль и догадывался о ее сущности.

МОЕ.

Только мое.

Не могу позволить смотреть на нее всем подряд. Абигайль, наверняка, даже не догадывалась, что за грязные мысли бродили в головах мужчин каждый раз, когда они смотрели на нее. Она словно и не подозревала, какой теперь стала.

И я тоже не мог предположить, что встречу ее такой.

Окутанная Туманом она казалась сошедшим с небес воплотившимся божества. В тот миг мне даже показалось, что я брежу, потому что ни одна женщина из плоти и крови не могла быть такой совершенной.

Ветер ласково трепал ее шоколадные волосы с белой прядью у лица, платье подчеркивало каждый изгиб ее прекрасного тела, а глаза… Это были глаза сирены из древних легенд, что многие столетия назад подплывали к берегам Туманных островов и, очаровывая рыбаков, утаскивали их на дно.

И как и бестолковые рыбаки, заглянув в глаза Абигайль, я пропал окончательно.

— Пока не будем ничего объявлять, — мрачно ответил я, давя внезапное желание схватить Абигайль в охапку и спрятать от всего мира. — Придет время, и правда сама откроется.

Микул кивнул и запрокинул голову, уставившись на бледный диск луны.

— А что делать с тритоном?

И вновь мне пришлось давить глухое раздражение.

— Абигайль придет в ярость, если мы как-то ему навредим. Подождем пока и посмотрим, чем он ее приворожил.

— Точно уж не симпатичной мордашкой, — хмыкнул Микул.

Я чуть не зарычал.

— Хочешь отправиться за борт?!

Но друг в ответ только фыркнул.

— Выбросишь меня, и у тебя останутся одни лизоблюды.

К слову о лизоблюдах…

Прищурившись, я перевел взгляд на идущие за нами корабли.

— Делай, что хочешь, Микул. Но достань мне Ульва хоть из-под земли.

— Достану, — пообещал он, распрямившись и сжимая мое плечо. — Можешь на меня расчитывать. Только позволь узнать кое-что.

— Говори.

— Почему ты не поверил Катарине, что госпожа Абигайль сбежала с ним? Она ведь даже каких-то свидетелей притащила. Прости за честность, но ты обычно верил в любой бред, что бы она не несла. Аж смотреть было тошно.

В груди потяжелело, а внутри поднялась кислая волна вины.

Я свел руки в замок и кивнул.

Микул прав.

Я всегда знал, что Катарина была далеко не такой доброй и невинной, какой хотела казаться. Но я привык закрывать на это глаза и цепляться за каждый повод для ненависти к Абигайль, который она давала.

Так было удобнее, и я не горжусь этим.

Но теперь я, наконец, прозрел и впервые увидел, насколько на самом деле Катарина была гнилой по натуре.

— Пару лет назад тритон отгрыз Ульву его хозяйство, — ответил я. — Он даже не мужчина. Абигайль не стала бы сбегать с ним.

— А если бы ты не знал об этом? — продолжил допытываться Микул. — Поверил бы ей? Поверил даже после того, как я рассказал, что она якшалась с Ульвом в день нашего возвращения после битвы с тритонами?

Я мрачно усмехнулся, вспоминая ее перепуганное лицо, и как она умоляла меня пощадить ее, лепеча о том, что ни в чем не виновата.

Подкармливая свою ненависть к жене, я неосознанно дал Катарине слишком много воли. Так что она решила, что может творить все, что захочет.

— Исход для нее в любом случае был бы один. И закончим на этом.