ГЛАВА 4

Мне в лицо плеснули ледяной воды, и я вздрогнула и резко подскочила, отплевываясь и вытираясь.

Это еще что за фокусы?!

— Костя! Убью! — проревела я, распахивая глаза, и осеклась.

Кости не было. Зато была вечно испуганная Риика, склонившаяся надо мной с пустой чашкой в руках, был мечущий взглядом искры и молнии Келленвайн, который восседал на высоком деревянном троне, и была Катарина, стоявшая позади него, чинно потупив глазки.

Иными словами, стартовый наборчик был просто шикарный.

Уж лучше бы тут был Костя…

— Есть ли предел твоему безумию, Абигайль? — раздался угрожающий голос Келленвайна, эхом отражаясь от сводов зала.

Моему безумию?! Это я что ли людям на лицо ледяную воду велю лить?!

Ответив муженьку гневным взглядом, я поднялась на ноги.

— Пределов нет. Я могу идти? — едко проговорила я.

Но я была наивной, если полагала, что могла так легко отделаться от этой надоедливой парочки.

Ярл впился пальцами в подлокотники трона и подался вперед, пригвождая меня к месту взглядом, наполненным такой ненавистью, что у меня мурашки по коже побежали.

— Похоже, что я шучу? — прорычал он.

Стало страшно. Правда, страшно. Как-то сам собой мне на глаза попался меч на поясе у Келленвайна, и почему-то показалось, что еще одно неверное слово с моей стороны, и этот меч посодействует отделению моей головы от тела.

Я сглотнула и невольно коснулась шеи.

Ладно, ерничество в сторону.

— Не знаю, мой ярл, — проговорила я, выпрямившись и сцепляя руки за спиной. — В чем я провинилась на этот раз?

— Госпожа Абигайль, вы еще смеете спрашивать! — вдруг воскликнула Катарина и вскинула на меня наполненный слезами глаза.

Та-а-а-ак.

Мне уже это не нравится.

— Как вы могли?! Она ведь ваша дочь! — продолжила истерику любовница.

Моя дочь?! Ах, да…

Лейла. Маленький очаровательный ангелочек, которого чуть не сгрызли дикие собаки. Моя дочь. Точно.

Святые макароны, какой же бардак…

— Как вы могли натравить на нее собак, лишь что бы привлечь внимание ярла?! — дрожащим от эмоций звонким голосом спросила наглая любовница, и по ее щекам потекли слезы.

— Катарина, я не давал тебе слова, — недовольно произнес ярл, не отрывая от меня уничижительно взгляда.

— Да, мой ярл, — тут же заткнулась она.

В моей же груди взметнулось возмущение.

ЧЕГО?! Не натравливала я ни на кого собак! А внимание ярла мне и задаром не нужно! Да, я до сегодняшнего дня и не знала, что у меня есть дочь!

Я перевела полный негодования взгляд на Келленвайна.

— Я ее спасла! Зачем мне…

— Хватит, — резко оборвал он меня и сжал челюсти с такой силой, что у него заиграли желваки. — Хватит мне врать.

От обиды у меня все слова растерялись.

Это я-то вру?! Да, он меня даже слушать не стал!

Я открыла было рот, что бы попытаться до него достучаться, но тут заметила, как всего на секунду на лице Катарины промелькнула усмешка, а в глазах вспыхнуло торжество.

Под ребрами взбухли темные чувства, едкой кислотой опалившие горло.

Вот, значит, как дело было…

Неважно, что я скажу. Оправдываться бессмысленно. Я сумасшедшая и вечно неугодная жена, а она — обожаемая любовница. Чего стоит мое слово против ее? Дырки от бублика, вот чего.

Эмоций во мне было слишком много. Ужасно хотелось развернуться и убежать. Бежать так далеко, чтобы оказаться на другом краю света от этой парочки. Глаза б мои их не видели! Бегство всегда меня спасало раньше, но…

«Мамочка, я скучала! Где ты была? Мамочка, я буду хорошей! Буду! Не уходи больше!» — зазвучал в голове детский голосок.

Но похоже бегство — больше не выход.

Я стиснула зубы и вскинула подбородок, прямо встречая пасмурный взгляд Келленвайна.

Что, думаешь, я в ноги тебе брошусь и буду умолять поверить мне? Думаешь, я закачу скандал и потребую, что бы твою девку выставили из зала, как делала раньше настоящая Абигайль?

Подавись своими ожиданиями!

— Где Лейла? — холодно спросила я.

Ярл прищурился, вглядываясь в мое лицо.

— С каких пор вас это волнует? — выкрикнула Катарина и сжала плечо Келленвайна. — Вам плевать на нее! Вы даже рисковали ее жизнью в угоду своему безумству! Вы…

Я мрачно посмотрела на нее, и видимо взгляд мой был достаточно красноречивым, что бы эта Иерихонская труба, наконец, заткнулась.

— Где. Моя. Дочь? — выделяя каждое слово, повторила я вопрос.

— Госпожа, няньки увели юную госпожу на луг, — тихо прошелестела Риика, низко мне кланяясь.

Я благодарно кивнула ей и, резко развернувшись, направилась к выходу.

— Я тебя не отпускал, — властно произнес ярл.

Я скривила губы. Мужчины. Ненавижу мужчин!

— А мне и не нужно ваше разрешение, — отозвалась я и, оглянувшись, с сарказмом добавила: — Мой ярл.

* * *

Не знаю, чем я заслужила внезапную преданность Риики, но она выбежала за мной и предложила проводить до луга. А я не стала отказываться, все равно ведь у кого-то пришлось бы спрашивать дорогу.

— Так, что там за легенда? — вспомнила я, когда замок остался позади.

Но служанка только опустила голову и продолжила молчать, словно воды в рот набрала. Я удивленно приподняла брови и посмотрела на нее.

— Риика?

— Не слушайте меня, госпожа… Я болтала всякое… — пробормотала она, теребя в пальцах подол.

— Да? — с сомнением уточнила я.

Она кивнула.

Ну, допустим… Не клещами же мне из нее правду вытаскивать. Сделаем вид, что я ей поверила. В конце концов, только легенд мне до кучи не хватало.

Куда важнее был факт наличия у меня дочери.

Дочь… Подумать только. Я вообще и не думала о том, что у меня будет ребенок. В двадцать один год странно об этом задумываться не имея ни мужа, ни желания таковым обзавестись. А тут… Здрасте, приплыли.

— Дочь, — прошептала я, перекатывая слово на языке, и внутри что-то отозвалось теплом.

Дочь. Маленькая темноволосая невинная девочка, в матери которой досталась сумасшедшая женщина. Бедная крошка.

Я вспомнила ее крики, и мое сердце сжалось. Настоящая Абигайль вряд ли пришла бы ей на помощь. В голове у этой безумицы был лишь один Келленвайн. Даже в своем дневнике она не написала о Лейле ни строчки. Ни строчке о своем ребенке.

Кажется, я начинала соглашаться с мнением народа о жене ярла. Она была настоящим чудовищем.

К слову о чудовищах… Я резко остановилась, и у меня по коже пробежали мурашки от внезапного осознания.

— Риика, ты говоришь, Лейла ушла с няньками? — пробормотала я, чувствуя, как в груди начинает тесниться беспокойство.

С теми самыми няньками, которые бросили крошку одну с собаками, а потом магическим образом появились ровно тогда, когда псов подстрелили? Няньками, которые находились в управлении Катарины? С этими няньками?!

Служанка неуверенно кивнула, наверное, не понимая, зачем я спрашиваю.

Черт!

Я сорвалась с места и помчалась так быстро, как не бегала, наверное, никогда в жизни.

— Госпожа! Что случилось? Постойте! — кричала мне вслед Риика.

Стоять? Зачем? Что бы дождаться, когда эти горгульи снова сотворят что-то с Лейлой?!

Ну, уж нет!

Голубое небо стало затягиваться тучами, с воды прилетел буйные ветер, который хлестал меня по щекам и расплетал мои волосы, но я лишь продолжалась нести сломя голову, ловя удивленные взгляды работающих в поле людей.

— Госпожа! Постойте!

Плохое предчувствие хлестало меня по пяткам и подстегивало двигаться быстрее. Во мне вдруг поселилась уверенность, что если я сейчас не потороплюсь, случится нечто страшное.

— Лейла! — крикнула я, будто крошка могла меня услышать.

Насколько же далеко был этот чертов луг?!

Бежать было тяжело, дорога то спускалась вниз, то резко поднималась в гору, так что я проскальзывала на мелких камнях и чуть не падала. Бастылы травы хлестали меня по рукам и бедрам, словно сама природа в этот момент ополчилась против меня.

А потом небеса пророкотали, и на землю обрушился ливень.

«Лейла боится грома», — пришла ко мне неожиданная мысль.

Черт!

Дождь стоял стеной и застилал глаза, лишая обзора. Мой взгляд заметался по сторонам. Я больше не понимала, куда мне идти.

— Лейла! — снова закричала я, срывая горло.

В лицо мне ударил новый порыв ветра, но он же принес звук тоненького голоса крошки:

— Мама! Нет! Отпустите меня! Я хочу к маме! Хочу домой!

Эти клушки! Что они с ней делали?!

У меня оборвалось сердце.

Я скоро, Лейла. Подожди еще чуть-чуть.

Поскальзываясь на размытой дождем дороге, я вновь помчалась вперед и, обогнув холм, наконец, увидела ее.

Лейла стояла в окружении пяти нянек, которые нависали над ней, как коршуны.

— Дочь ярла не должна бояться грома! — орала на нее одна из женщин. — Стойте тут, госпожа Лейла, пока не пересилите страх!

И бедная крошка… Кусая губы и сглатывая слезы, она вцепилась маленькими пальчиками в венок и, вся дрожа, подняла взгляд к небу.

Она была такой крошечной, такой беззащитной, и такой смелой… Кажется, у меня разбилось сердце, потому что в груди вдруг стало очень-очень больно, а на глаза навернулись слезы.

— Трусы и плаксы не выживают на Островах! — прикрикнула на нее вторая.

У третьей я заметила в руках розгу, и… У меня перед глазами встала пелена чистейшей ярости, а по телу огнем пронесся гнев. Еще ни разу в жизни я не была так зла и так близка к убийству, как в эту секунду.

Как они посмели?

Как. Они. Посмели?!

— Такие твари, как вы, тоже! — прорычала я, и мой голос с неожиданной мощью и силой пронесся по лугу, и заставил женщин вздрогнуть.

Они заозирались по сторонам, как перепуганные курицы. Та, что с розгой оглянулась, поймала мой взгляд и вмиг побелела.

— Госпожа… — пробормотала она одними губами и рухнула на колени.

Остальные заметались, словно хотели было убежать, но и они припали к земле, утыкаясь мордами прямо в грязь. Отлично. Там им самое место.

А Лейла… Трясясь на пронизывающем холоде, Лейла медленно, словно не веря тому, что видела, посмотрела на меня, и ее губки задрожали.

— М-мама… — всхлипнула она.

Я говорила, что у меня разбилось сердце? Нет, я ошиблась. Потому что именно в это мгновение оно разлетелось на тысячи осколков, и я, борясь с собственными слезами, подлетела к крошке и крепко прижала к себе ее маленькое тельце, укрывая от всех бед и опасностей.

Сколько же ты натерпелась…

Моя грудь взорвалась болью, горло сдавило, и я подхватила Лейлу на руки и поднялась.

— Прости, крошка. Я опоздала, — пробормотала я.

— Н-не ух-ходи, мамочка, — заикаясь, прошептала она, выпуская из пальчиков венок и несмело цепляясь за мою тунику.

Это было чересчур для меня. Это было слишком тяжело слышать…

Вскинув голову к небу, я посмотрела на черные тучи, и меня громом сразило болезненное открытие.

Мама. Вот, кем я была для этой девочки. Кроме меня у нее не было никого. Только няньки, которые издевались над ней, подговоренные Катариной, и отец, которому, похоже, на дочь было глубоко плевать.

Я — это все, что у нее было.

А она — все, что теперь осталось у меня.

В носу у меня закололо, а глаза заполонили слезы, но я не дала им пролиться. Нет, Наташа, или скорее уж — Абигайль. Нет. Пора взрослеть.

— Я не уйду, доченька, — прошептала я, сглатывая собственные рыдания. — Я не уйду. Больше нет.

* * *

Когда мы вернулись в замок, я временно поручила Лейлу заботам нагнавшей нас уже у ворот Риики, а сама отправилась искать ярла. Как бы мерзко не было это признавать, но вся власть была сосредоточена в его руках. И если я хотела избавить Лейлу от ее садисток-нянечек, то мне предстояло убедить в этом Келленвайна.

Убедить Келленвайна…

Я мрачно усмехнулась. Даже думать об этом было смешно.

Как можно убедить в чем-то того, кто считает тебя одержимой и помешанной на нем? Может, стоило сразу начать разговор с заявления в духе: «Я тебя разлюбила. Давай разведемся?». А что… Неплохая идея. Шоковая терапия всегда отлично работала.

Ладно, что сказать, я подумаю позже. Сначала нужно его найти, а еще лучше спросить у кого-нибудь о его местонахождении.

Остановившись посреди коридора, я огляделась в поисках кого-то, кто мог бы мне помочь, и вдруг услышала:

— Эй! Ты!

Это мне что ли?

Обернувшись, я наткнулась взглядом на дородную женщину, которая стояла с подносом с едой в руках, и хмуро смотрела прямо на меня.

— Отнеси-ка это ярлу, девочка, — велела она мне, протягивая поднос.

Какая удача! Нет, как все же хорошо, что народ понятия не имел, как выглядела Абигайль без боевого раскраса!

— Как прикажите, — подражая Риике, ответила я и подошла, чтобы принять ношу. — А где он?

— Известно где, в той комнате, — хмыкнув, отозвалась женщина.

Эм… В какой?

Я изобразила смущенную улыбку.

— Простите, меня недавно устроили.

Она тут же смягчилась.

— Ты гляди-ка, какая хорошенькая. Только ярлу шибко не улыбайся, не то…

— Не то госпожа Абигайль меня со свету сживет, — со смешком закончила я. — Знаю, меня уже предупредили.

— Ну, и хорошо, — женщина потеплела настолько, что похлопала меня по плечу. — Иди в северную башни и поднимись на самый верх. Поставь поднос перед дверью и тут же уходи, ярлу не мешай, поняла?

— Поняла, — кивнула я. — Спасибо.

— Мне-то за что? — усмехнулась она. — Беги скорее, ярл с завтрака не ел.

Не то, что бы меня это волновало… А вот то, что Лейла может начать нервничать — очень даже, поэтому я и правда ускорилась.

Подниматься по ступеням с подносом в руках было той еще задачкой, но я с ней справилась, хотя и готова была вешать язык на плечо. Тяжело дыша и обливаясь потом, я, наконец, преодолела последнюю ступеньку и увидела долгожданную полоску света, льющегося из приоткрытой двери.

Как там говорила та женщина? Поставить поднос и уйти? Угу, будет исполнено.

Мысленно я попросила прощение у своих ног и на цыпочках, стараясь не издавать лишнего шума, подкралась ближе, беззвучно опустила деревянный поднос на каменную кладку и, выпрямившись, заглянула в комнату.

Только вот я оказалась совершенно не готова к тому, что там увижу.

Это была спальня — женская спальня. Об этом говорили украшенные гобеленами стены, драпированная яркими шторами кровать, полки с драгоценностями и туалетный столик с зеркалом, расческами, щетками и духами.

В этой комнате было все, только вот почему-то она ощущалась странно пустой. От нее исходило невыносимое тягостное ощущение, от которого внутренности сжимались, а в горле вставал ком.

Хотелось закрыть глаза и убраться от нее прочь, но еще тяжелее оказалось увидеть Келленвайна.

Он стоял посреди этой комнаты с каменным лицом, бессильно сжимая пальцы в кулаки и с болезненной методичностью разглядывая каждый предмет интерьера. И в его взгляде было столько тоски… Столько горя…

Кадык на его горле дернулся, и мне стало трудно дышать, а под ребрами резануло кинжалом.

Это… На это просто невозможно было смотреть безучастно… Откуда-то ко мне вдруг пришло нестерпимое желание вывести Келленвайна из его мыслей, сделать хоть что-то, лишь бы этот его взгляд исчез.

И я уже потянулась к ручке, чтобы распахнуть дверь шире, но ярл вдруг с силой зажмурился, а затем произнес всего два слова, потреся мой мир до основания.

— Прости, Даф.

У меня по коже прошла волна холода вперемешку с мурашками. На негнущихся ногах я сделала несколько слепых шагов назад, а затем резко развернулась и бросилась прочь.

Даже при всей моей ненависти к мужчинам я не буду пинать лежачего. А именно таким грозный ярл сейчас был — сломленным и раздавленным своим горем, которое он все время умело прятал за своей маской.

Я не знала, что мне делать с тем, что увидела.

Правда не знала.

Загрузка...