Бракованная жена. Я украла дочь ярла

ГЛАВА 20

Ничего не напоминало о произошедшем в большом зале, где расположились все обитатели замка. Вино и эль текли рекой, со столов доносились аппетитные ароматы вяленого мяса, сваренных в крутую яиц, свежеиспеченного хлеба и различных солений.

Играли барды, люди смеялись и шутили, даже не вспоминая утреннюю сцену, а вот мне было неспокойно. Я без аппетита перекатывала по деревянной тарелке еду, а в голове вертелись последние слова Хельтайна перед тем, как он сорвался с обрыва.

Я поворачивала их и так, и сяк, но как бы не крутила, ничего не выходило. И это сводило меня с ума.

Устало выдохнув, я отодвинула от себя тарелку, поднялась и поймала обеспокоенный взгляд Келленвайна.

— Куда ты?

— Голова разболелась, — соврала я на ходу. — Хочу немного проветриться.

— Мама, ты вернешься? — спросила с другой стороны Лейла.

Я улыбнулась ей и потрепала по голове.

— Доедай, я потом найду тебя, и мы поиграем. Хорошо?

С этими словами я спустилась с возвышения, на котором сидела наша правящая чета. И пока я шла по коридору столов все разговоры умолкли. Похоже народ только делал вид, что все в порядке. Но все они слышали то, что Лейла — суженая тритона. И как они к этому относились было еще неясно.

Но у меня и без того черепная коробка пухла от мыслей, так что об этом подумаю завтра или послезавтра.

Я даже не знала, куда шла, но ноги сами привели меня на площадь. Колодку с Катариной уже убрали, словно ее здесь никогда и не было. Словно все то, что произошло утром, было просто кошмарным сном.

Если бы это и правда было так…

Я подошла к самому краю обрыва и посмотрела на неспокойные воды Иильги. Ни один человек не пережил бы падение с такой высоты, но Хельтайн не был человеком. Да, и разве мог тритон умереть в воде? Это было похоже на несмешную шутку.

— О чем думаешь? — раздался позади меня голос мужа.

— Ты думаешь, он мертв? — спросила я его в ответ, не отрывая глаз от бушующих волн.

Келленвайн встал рядом, только вот его внимание было полностью сосредоточено на мне.

— А ты бы обрадовалась будь он жив?

Обрадовалась бы я?..

Перед глазами промелькнула наша первая встреча, посиделки в пещере, путь от острова к Пустоши, его слова поддержки…

Грудь сдавило.

Все это было так сложно. Три дня назад я бы, не раздумывая, ответила «да». Вчера ночью яростно сказала бы «нет». А сейчас… Я не знала.

— Твое молчание говорит больше слов, — мрачно заметил Келленвайн.

Горло сдавил ком, и я шумно выдохнула, стискивая пальцы в кулаки.

— Я не понимаю его, — выдавила я. — Он помогал нам с Лейлой, всегда был рядом, поддерживал в трудные минуты, а стоило нам приехать в замок — выставил себя страшным чудовищем, который разве что детей по ночам не ест. Но ради чего? Ведь он даже не тронул Лейлу! Если ему было под силу обвести вокруг пальца стражу, он сбежал бы еще вчера, но вместо этого Хель дождался казни и устроил весь этот спектакль. И я просто не понимаю… Почему?!

— Хотел, чтобы ты возненавидела его, — слегка прищурившись, проговорил муж.

— И зачем ему это? — недоверчиво фыркнула я. — Он…

Но тут Келленвайн посмотрел на меня таким взглядом, что свои слова я придержала при себе.

— Зачем? — переспросил он со странной язвительной интонацией. — Может, потому что понимал, что ты в него влюбилась?

— Чего?! — возмутилась я. — Да, я даже никогда и не думала о нем в таком ключе!

Муж прохладно улыбнулся.

— Правда? Именно поэтому, даже зная обо всех его преступлениях, ты пытаешься выгородить его?

Грудь обожгло раздражением.

Да, что такое он вообще нес?!

— Я не выгораживаю его! Просто пытаюсь понять правду! Он был мне не чужим!

Глаза Келленвайна стали почти черными, и до меня вдруг дошло, что я сильно напортачила с выбором формулировок.

— Я не… — начала было оправдываться, но с чего бы?! Разве я где-то ошиблась?! — Да, ты просто ревнуешь!

— Да, колдунья, ты все правильно поняла, — не сводя с меня взгляда, произнес муж, и в его голосе зазвучали опасные для моего сердца нотки. — Я ужасно ревную.

Он преодолел разделяющее нас расстояние в шаг, и его запах тут же заполз в мои легкие. А меня повело от близости к нему.

— Я ревную тебя к каждому встречному, — низким и тягучим голосом проговорил Келленвайн, заковывая меня в ловушку своего взгляда и лишая возможности пошевелиться. — Каждому, кто смотрит на тебя, мне хочется вырвать глаза. Будь моя воля — половина голов Туманных островов торчали бы на пиках.

Это не должно было звучать так возбуждающе… Но черт возьми, что со мной не так?

Почему мое сердце вдруг стало так быстро биться, а единственное, о чем я могла думать, насколько привлекательным он был в этот момент?! Высокий. Темноволосый. С глазами пылающими молнии. Со звериной харизмой. Ревнующий меня к тритону, который был суженым моей дочери.

Его ладони вдруг обхватили мое лицо, и он прижался лбом к моему.

— Я ведь говорил тебе, колдунья. Ты сводишь меня с ума. Я знаю, что веду себя, как влюбленный дурак. Я знаю, что ты переживаешь предательство своего тритона и пытаешься найти ему оправдания, чтобы унять боль. Но ничего не могу с собой поделать.

Я прерывисто выдохнула и заглянула в глаза Келленвайну, не понимая, как он разгадал то, что даже я в себе не разобрала.

Вот, что я делала. Пыталась доказать самой себе, что Хель был не таким уж и хитрым говнюком, который обвел меня вокруг пальца. Что у него была благородная причина. Что все его слова и поступки значили что-то большее, но…

Разве сейчас это имело значение?

Хель в прошлом. Да, и не только он.

Ложные обвинения со стороны мужа, наша обоюдная ненависть, мое недоверие к мужчинам, поджог башни, побег, новости о моей кончине, страх поимки и смерти — все осталось далеко позади.

Это было и прошло. А я до сих пор тащила за собой груз этих воспоминаний и обид, как чемодан без ручки, который и тащить тяжело, и бросить страшно. Однако ведь преследуя прошлое, нельзя увидеть настоящее.

А в настоящем передо мной стоял мужчина, который иногда был слишком суров и жесток, а иногда выводил меня из себя одним словом…

Но который погнался за мной в Пустошь к ведьмам, едва узнал, что я жива.

Который, ревнуя меня к Хельтайну, утешал после разговора с ним.

Который просидел со мной ночь, не коснувшись пальцем.

Который держал меня за руку и дарил поддержку тогда, как мне это было нужно.

И при взгляде на которого мое сердце каждый раз пропускало удар.

Стоило только это признать, и на душе вдруг стало так легко-легко.

— Если бы я мог, то стер из твоей памяти все воспоминания о нем, — продолжил Келленвайн, скользя углубившимся взглядом по моему лицу. — И заполнил все только нами. Воспоминаниями только о нас.

— Тогда нужно создать больше таких воспоминаний, — пробормотала я, улыбнувшись ему.

И он застыл, словно громом пораженный. Его взгляд переполнило восхищение, а большой палец скользнул к уголку моего рта и мягко погладил чувствительную кожу, так что по телу пробежали миллиарды искорок.

— Мне нужно издать новый закон, — пробормотал он хрипло.

Я усмехнулась.

— Какой?

— Отныне тебе нельзя будет улыбаться на людях. Иначе прольется кровь.

— Терпение — добродетель, — заметила я, не в силах ничего поделать с желанием улыбнуться шире.

Кажется, я точно тронулась головой…

— Только если оно в итоге будет вознаграждено.

— Посмотрим, но ничего не могу обещать, — бросила я и попыталась было ускользнуть, но добилась лишь того, что меня прижали крепче.

Глаза Келленвайна стали почти черными, а кадык на его горле дернулся.

— Тогда придется взять с тебя задаток.

И не успела я возмутится, как его губы уже накрыли мои. Муж целовал меня так, что я забыла обо всем. Его губы были твердыми и властными, со вкусом эля. Они не просили, а брали то, что так отчаянно жаждали, а я в ответ отдавалась со всей страстью, на которую была способна, пылая изнутри и полностью растворяясь в этом поцелуе. И даже если бы все ведьмы Пустоши разом решили сотворить великое колдовство, оно бы не сравнилось с тем, что происходило между нами.

Задыхаясь от переполняющих меня чувств, я отстранилась, а Келленвайн вдруг закутал меня в свои объятья и уткнулся носом мне в волосы.

— Это было ошибкой, — пробормотал он.

Я похолодела.

Что?..

— Теперь я уже не смогу от тебя оторваться.

Насупившись и смутившись, я шлепнула его по животу, но предательская улыбка все равно прокралась на губы. Ну, и пусть… Все равно ведь никто не видит…