Лика
Три дня, как мой мир перевернулся с ног на голову. Я сижу на кухне, сжимая в руках чашку с остывшим чаем, и слушаю как за стеной смеются двое самых важных людей в моей жизни. Их смех — одинаково звонкий, заливистый — режет мне сердце.
В первую ночь после появления Фрола я просидела у окна до рассвета. Вспоминая, как свято верила, что мы идеальная пара. Насколько гордилась, что у нас всё не так, как у других. Искренне думала, что наша любовь навсегда. А потом…
Стоит закрыть глаза и в нос ударяет противный сладкий запах духов Ирмы. Опять слышу её стоны. Отчётливо вижу глаза предателя, полные ужаса, когда заметил меня в дверях.
Я сжимаю чашку так сильно, что, кажется вот-вот треснет фарфор.
Теперь Фрол здесь. Всё бы ничего, но Никита…
Мой мальчик шесть лет мечтал о появлении отца. Истеричные вопли сына, посчитавшего, что папа умер, до сих пор стоят в ушах, разрывая мне душу. Я не имею права снова лишить его отца.
Но как жить рядом с человеком, который разбил моё сердце? Наступить на собственную гордость? А если он сделает это снова? Голова кругом и чем больше об этом думаю, тем сложнее кажется выход. Почему он молчит о втором ребёнке? Есть ли он в реальности, или я поверила в ложь Ирмы?
Единственное спасение в работе. Но и тут меня достают теми же проблемами самые близкие люди.
Зина вваливается в мой кабинет без стука. Хлопает дверью и плюхается в кресло напротив. Бесцеремонная… Впрочем, как всегда.
Пристальный взгляд сверлит моё лицо.
— Ну что, решила, как будешь жить дальше? — бросает она прямо в лоб.
Я отмалчиваюсь, перебирая бумаги на столе.
— Лик, слушай, — Зина наклоняется вперёд, — я прекрасно понимаю, что ты чувствуешь, но подумай о Никите. Скоро школа. Хочешь, чтобы он учился в дыре, где математику ведёт физрук, а английскому учат по учебникам 90-х?
Пытаюсь возражать.
— Здесь не так плохо… — хотя прекрасно знакома со всеми проблемами. Кому охота преподавать в бесперспективном посёлке? Учителей катастрофически не хватает. Хорошо хоть Тамара Дмитриевна в свои семьдесят пять полна сил. Школе не хватает бюджета, а администрации нечем помочь.
— Бред! — Зина хлопает ладонью по столу. — Фрол может дать ему всё: лучшие школы, гимназию, репетиторов, МГУ или обучение в престижных университетах мира. Ты не имеешь права лишать сына этого только из-за своей гордости!
Дверь приоткрывается, и внутрь заглядывает Саша. Кто бы сомневался, что он рядом с женой.
— Лика, извини, что врываюсь. Хотел сказать — я полностью за этот завод. Если Фрол организует холдинг, мы с радостью присоединимся. И многие фермеры тоже.
Вот она, перспектива развития, а я сбегу, как предатель, от тех, кто мне верит?
— Что будет с посёлком, если я уеду? — спрашиваю, чувствуя, как подступает ком к горлу.
— Разберутся, грамотных и упёртых не слишком много, но есть, — пожимает плечами Зина. — Главное сейчас — не дать Злобину провернуть свою аферу со свалкой. Тот же Гена Свиридин, что недавно вернулся к матери, вполне себе кандидат на главу.
Соглашаюсь. Активный мужик, с головой. Жена умерла, вернулся на родину с двумя сыновьями.
Этой причиной остаться, теперь не прикроешься.
Они уходят, пообещав вечером зайти к нам, обсудить с Фролом сотрудничество.
Трели стационарного телефона взрывают тишину кабинета. Снимаю трубку, жалея, что сломался определитель номера.
— Лика Игоревна, — скрипучий, наглый голос Злобина, бьёт по натянутым нервам. Ничего хорошего от него не услышишь. — Ну что, подумала над моим предложением?
— Какое ещё предложение? Вы мне только угрозы сыплете.
Чтоб не слышать его, готова оказаться на другой стороне света.
— Ой, да ладно тебе, — он фальшиво смеётся. — Я делом предлагаю заняться. Завод — это вам не по силам. А вот свалка — прибыльное дело.
Опять двадцать пять! Тяжело вздыхаю.
— Наш посёлок не станет помойкой.
— Значит, нет?
— Нет! Устала вам говорить.
Голос Злобина резко становится ледяным.
— Тогда слушай внимательно, дурочка. Если хоть один строитель ступит на тот участок — твоей семье не поздоровится. Поняла?
Захлёбываюсь воздухом.
— Вы… Вы что, угрожаете ребёнку?! — от волнения начинаю заикаться.
— Я никому не угрожаю, — он делает паузу, — я предупреждаю. Ты же умная женщина. Додумай сама.
На той стороне связи гудки. У меня дрожат руки.
Вечером крёстные Никитки приходят, как обещали. Фрол встречает их, словно старых друзей — улыбается. Обнимает Сашу, хлопает по плечу. Целует Зине руку.
Я наблюдаю со стороны.
Он так естественно вписался в этот дом, будто всегда здесь жил.
— Завод будет готов к концу лета, — говорит Фрол, разливая чай по кружкам. — Первую партию овощей обработаем уже в сентябре.
— А что со Злобиным? — спрашивает Саша, откидываясь на стул. — Фермеры волнуются. Отравит нам реки, чем тогда поливать овощи и поить скот?
О Злобине говорим чаще, чем о себе. Он становится нашим чёрным ангелом. Всегда за спиной. Фрол хмурится:
— Разберусь. Его кто-то конкретный крышует. У меня тоже есть связи в областной администрации. Нам там и выдали план земли с этой площадью.
Зина ловит мой взгляд, бросаемый на мать Коли.
— Ревнуешь? — она улыбается. — Давно не замечала этого чувства за тобой.
Я резко отворачиваюсь. На самом деле сама не понимаю, что со мной происходит!
Александр рад Фролу. Когда-то они хорошо дружили. Мужчинам есть о чём поговорить.
Конечно Никита доволен, что в доме гости. Крёстные часто бывают занятыми, а тут оба пришли. Сегодня праздник для всех, кроме меня. Улыбаюсь, так же как все. Рассказываю о новостях. Смеюсь над шутками. А в душе разрываюсь между прошлым, которое нельзя вернуть, и будущим, которое пугает. Между обидой и надеждой. Между страхом и…
Нет. Я не могу снова ему доверять. Но как сказать это сыну? Как объяснить, что иногда даже самые сильные чувства не могут стереть предательство?
Я не знаю.
Расходимся чуть не в полночь. Убираюсь. Мою посуду. Никита уснул не помывшись. Во сне улыбается. Что снится моему рыбаку, можно только гадать. Целую его и тоже иду спать.
Не вставая с кровати открываю окно. Впускаю в дом лунный свет. Воздух пропитан ночными травами. Аромат, хоть ложкой ешь. Вдыхаю полной грудью. В Москве и Подмосковье такого не будет.
Фрол осторожно стучит в дверь моей комнаты. Спрашивает в приоткрытую щель:
— Можно?
— Входи!
Он садится на край кровати, держа две чашки чая в руках.
— Лика… Понимаю, что ты ещё не готова меня простить. Но давай хотя бы попробуем… ради Никиты.
Я беру чашку, чувствуя, как дрожат пальцы.
— Не знаю, Фрол, смогу ли когда-нибудь… — Вскидываю взгляд, наконец, решившись спросить: — Кого родила Ирма?
Он морщится как от лимона.
— Что? — настолько искреннее удивление невозможно сыграть. — Я уволил её в тот же день. Липучка нашла другого идиота и через полгода вышла замуж!
Закрываю глаза. Как легко можно было мною манипулировать. Если бы всё повернуть назад.
— Она мне звонила…
— Прости… Давай попробуем, — он осторожно касается моей руки.
Я не отдёргиваю ладонь. Прикосновение приятно настолько, что сдерживаю всхлип. Вижу по серым глазам, что и его волнует касание. Накрывает обида. Как он смел лишить нас этого?
Фрол обещает:
— Знаю, мы любим друг друга. В этот раз я не отступлю. Буду жить рядом с вами хоть до конца наших дней, и ждать твоего прощения.
Я отвожу взгляд, но не убираю руку.