Фрол
Я с трудом просыпаюсь от настойчивого стука. Глухо, будто кто-то бьёт по
стеклу кулаком. Не открывая глаз, ворочаюсь на матрасе — жёстко, неудобно. Мышцы затекли, спина ноет. Не понимаю спросонья, где я?
— Па-а-ап! Па-па!
В уши бьёт голос мальчишки: пронзительный, испуганный.
Резко открываю глаза. Солнечные лучи пробрались в окно. Взгляд упирается в потолок «Мерседеса». Доходит, что сплю в салоне, свернувшись калачиком.
Стук продолжается.
— Пап, ты живой?!
Раздражение уступает место теплу. Никитка. Мой сын! Откидываю дверь, и он буквально вваливается внутрь, весь в слезах, соплях, с круглыми от страха глазами. Всхлипывает:
— Я думал — ты умер! Как Колькин папа! — маленькие пальцы впиваются в мою футболку. — Почему ты не остался в доме?!
Обнимаю худенькое тело родного мальчика. Чувствую, как он дрожит. Целую в макушку.
Впервые кто-то так сильно переживает за меня. Как передать словами невероятные: тепло, нежность, любовь, что я сейчас чувствую? Сам готов разреветься, но не имею права напугать сына ещё больше. Шепчу в пушистые волосы:
— Прости, малыш. Обещаю, с этого дня буду спать дома.
Он всхлипывает, уткнувшись мне в грудь. Второй день новые для меня ощущения.
Сердце ноет виной. Мой сын боялся, что я умру.
Мы идём в дом. Рукой тесно прижимаю его к левому боку. Он быстро семенит ногами, но не отстаёт.
Лика стоит на крыльце, скрестив на груди руки. Не пойму, что выражает её поза. Раздражение или протест. Оказывается, ни то, ни другое.
— Он в шесть утра выскочил как угорелый, — высказывает с недоумением, меряя нас взглядом. — Думала, не поев, сбежал к речке с Колей.
Я показываю глазами вниз.
— Не знал, что он так испугается.
Никитка задирает голову.
Следы от слёз на веснушчатом лице. Мокрые глаза. Взгляд полный отчаяния. Сердце сжимается. Никогда не думал, что любовь к детям настолько сильна. Готов от вины за слёзы мальчишки биться об стену.
Лика темнеет, увидев в каком состоянии сын. Бурчит под нос:
— Теперь знаешь.
Завтракаем молча. Никитка, уже успокоившись, уплетает оладьи и рассказывает, как они с Колькой будут ловить рыбу на продажу. Улыбаюсь. Бизнес-план в шесть лет — круто.
Вдруг он возвращается к тому, что произошло.
— Пап, ты не спи больше в машине! — Вздыхает. — Там нельзя.
— Не переживай. Пока потеснимся. Но завтра начну искать нам другое жильё. Купим большой дом, — говорю, глядя в сторону Лики. — Чтобы у каждого была своя комната. А потом построим новый.
Она поднимает на меня взгляд. Холодный, не предвещающий ничего хорошего.
— Тебе не пора возвращаться в Москву?
Отвечаю грубовато, но действенно.
— Мой дом там, где мой сын! — Разлучить меня с сыном во второй раз не позволю.
Лика тоже не из пугливых. Не отступает.
— Ты не сможешь жить здесь.
Интересно, с чего это? Пожимаю плечами.
— Попробую.
— А если мы поедем с тобой? — тонкая бровь ползёт вверх.
Я замираю. Закидывает удочку или размышляет над возможными вариантами?
— Тогда вернёмся в Москву.
Такой исход для всех будет лучшим для всех. Что Никите даст местное образование?
Она качает головой.
— Нет.
Кто бы сомневался. Прощупывает. Достаю смартфон. Специально при ней звоню Кириллу.
— Привет, партнёр! Я остаюсь в посёлке на неизвестное время. Буду работать отсюда и лично курировать стройку. Все совещания — онлайн.
Говорю, не спуская глаз с раскрасневшегося лица. Злится? Это лучше, чем безразличие.
Друг смеётся, сразу раскусив меня.
— Всё понятно. Она хоть симпатичная, его мама? — Не дожидаясь ответа, Кирилл перестаёт смеяться и понижает голос: — Фрол, Яна звонила моей жене. Выспрашивала, где ты. Будь осторожен.
Вот теперь злюсь я.
— Пусть попробует, — не замечаю, что скриплю зубами.
На вопросительный взгляд Лики не отвечаю. Я тоже умею анализировать и общаться с недомолвками. Воюем без войны дальше.
Везу Никитку на стройку. Он в восторге — бегает между рабочих, задаёт вопросы, пытается помочь. Через полчаса вымазан грязью с головы до ног, но светится довольством, особенно если ему поручают хоть какое-нибудь задание. Делаю для себя пометку: нужно узнать, есть ли свободные руки в посёлке. Незачем везти с собой подсобных рабочих, да и местным лишний заработок не помешает.
Лика приходит позже. Стоит в стороне, но я чувствую, как незаметно кидает на меня взгляд.
Подхожу. Бороться с желанием сжать недотрогу в объятиях и зацеловать до полусмерти с каждым разом труднее. Дыхание сбивается. Спрашиваю с хрипотцой в голосе:
— Ты не передумала?
Она прекрасно чувствует моё состояние. Лика всегда меня чувствовала и доверяла когда-то, но не сейчас.
— Нет, — произносит слишком быстро и коротко.
Ухмыляюсь, пройдясь взглядом по пухлым губам. Нервничает. Это хорошо. Любое «нет» у женщин может быстро смениться на «да». Главное не отступать.
— Я останусь.
Лика немногословна с первой минуты нашей встречи. Бесит, что она упорно молчит. Лучше бы отругала меня, закатила истерику. Согласен и на пощёчины. Ей необходимо выплеснуть эмоции, столько лет сдерживаемые в душе.
Осторожно касаюсь тонкой руки. Она не дёргается, остаётся на месте. Кожа тёплая, мягкая. Лика всегда была настоящей. Без силикона и фальши. Ничего не изменилось в её внешности за последние семь лет. Годы её не коснулись.
Но между нами изменилось всё!
Самое страшное в отношениях пары — безразличие. И я не знаю, смогу ли это исправить.
— Сегодня я сам приготовлю ужин, — выдаю тоном, не приемлющим возражения. — Если найду, где купить мясо. Шашлык замариную по рецепту, который ты обожала раньше.
Хочу, чтобы она вспомнила, как мы любили проводить время вместе.
— Я не против, — Лика повела плечом. В голосе слышится обида. — У нас не деревня с тремя старухами. Есть рынок. Там всегда в наличии свежее мясо.
Никитка рад ужину больше всех. Просит пригласить Колю.
— Ему некому жарить шашлык, — объясняет он.
Помню его слова, что отец друга умер.
— Конечно, пусть приходит. Мяса на всех хватит.
Запах шашлыка разносится на весь двор. Мухтар в будке не лает, а тихо повизгивает. Отдал ему все обрезки и хрящики. Пёс радостно машет хвостом, заглядывая мне в глаза. Усмехаюсь, купил я себе охранника. Если бы знать, чем можно зацепить Лику. Она не собака. Готов отдать ей всё, что угодно, но знаю, что не возьмёт. Буду долго и настойчиво подыскивать к ней ключик.
Коля приходит не один, с матерью. Молодая женщина с усталым взглядом стеснительно прячет руки. Пальцы в чёрных трещинах от долгой работы в земле. Ладони в мозолях. Похоже, экономит на всём, чтоб хватило тянуть в одиночку сына.
Я помогаю ей устроиться за столом в беседке. Подаю мясо, уговаривая не стесняться. Здесь все свои. Благодарю за хорошо воспитанного сына, ставшего верным другом Никите. Рассказываю анекдот. Она оживает. Начинает общаться. Чувствую на себе пристальный взгляд Лики.
Она ревнует. Улыбаюсь идиотом малейшему признаку её внимания. Значит, ещё не всё потеряно. Настроение улучшается кратно. Подбрасываю в мангал дрова. Готовлюсь жарить ещё одну порцию мяса.
Лика стоит в стороне, но я вижу, как она украдкой наблюдает за моими руками. Хочется, чтоб наши мысли двигались в одну сторону.
Никитка и Коля носятся вокруг, смеются.
Я ловлю себя на мысли, что впервые за последние семь лет чувствую себя дома. Но дом — это не место. Это они. Мой сын. И женщина, которая до сих пор не может меня простить.