Бывшие. Попробуй нас вернуть

Глава 8

Лика

Я стою на кухне небольшого, старенького дома. Сжимаю край стола так, что пальцы немеют. В кастрюле варятся пельмени. Я готовлю ужин. Мою овощи, помешиваю суп, ставлю чайник — движения автоматические. Тело знает, что делать, а разум в панике.

Накрошить в чашку салат, нет сил. Выложила целиком огурцы с помидорами на тарелку. Сбоку большой пучок зелени.

Тяну время, избегая разговора тет-а-тет. Не готова я пока к нему. Пока не готова. Так же, как и простить.

Любопытно, что делает сын? Подглядываю незаметно из коридора. Фрол сидит на диване в гостиной. Никитка цепляется за него руками, как будто боится, что тот исчезнет. Не сводит с него глаз. Задаёт вопросы. Довольно смеётся.

А я не знаю, что делать. Сердце бьётся так громко, что, кажется, они оба его слышат. Отступаю назад, стараясь не шагнуть на скрипучую половицу. Прислоняюсь затылком к косяку и молча кричу.

Я загнана в патовую ситуацию. Что ни сделай, какое ни прими я решение, один из нас будет наказан. Мне плевать на Фрола. Мы с сыном оказались по разные стороны баррикады из недоверия, ненависти, любви и предательства.

И это меня убивает.

В мыслях доказываю себе то, что требует гордость — я не хотела, чтобы Фрол нашёл нас. Но в глубине души знаю, я давно ждала этого!

Теперь он здесь и Никитка ни за что его не отпустит.

Фрол ест молча. Обручального кольца или следа от него на пальце нет. Время от времени смотрит на меня, но я отворачиваюсь.

Никитка болтает без остановки. Рассказывает про школу, в которую скоро пойдёт, про рыбалку, про то, как долго ждал папу.

— Я каждый день смотрел на дорогу, — слова произнесены таким тоном, что у меня сжимается горло. — Думал, может, ты проедешь и узнаешь меня.

Фрол опускает глаза. Сильные пальцы сжимают ложку так, что костяшки белеют.

— Я не знал, — он говорит очень тихо, но мне знакомы оттенки его интонаций. В тихом голосе глубочайший надрыв. — Приехал бы раньше. Но сразу, как увидел тебя, почувствовал — ты мой сын! — он уткнулся носом в светлую макушку, осторожно, но крепко обнял наследника. Узкие губы целовали мягкие волосики ребёнка, ставшего для него целой вселенной. — Спасибо, что ждал меня. Спасибо, что сумел дождаться!

Я встаю из-за стола, чтобы не видеть его лица и не разреветься. Не глядя протянула руку.

— Никита, пойдём. Пора купаться и спать.

Он нехотя отрывается от отца, но слушается.

Фрол остаётся на кухне. Я чувствую его взгляд на спине, но не оборачиваюсь.

— Лика…

— Не сейчас. — Я не готова говорить об Ирме и его втором сыне.

Веду непривычно молчаливого Никитку в ванную. Мою его, укутываю в полотенце. И только тогда он с опаской шепчет:

— Мам, он правда мой папа? — в серых, как у Фрола, глазах страх и надежда.

Согласно киваю:

— Да. Прости, что молчала, я всё потом объясню.

— Он останется?

Я не знаю, что ответить. Никитка давит.

— Папа обещал!

Я целую его в макушку и укладываю спать.

Фрол стоит в дверях. Смотрит, как сын засыпает, и в его глазах появляется что-то такое, от чего мне хочется либо закричать, либо заплакать.

— Обещай, что не бросишь его, — говорю я тихо.

— Обещаю.

Его голос дрожит. Я выхожу в коридор. Он идёт за мной.

— Лика…

Оборачиваюсь. Чтоб не возникло у него лишних надежд, обозначаю суть происходящего между нами.

— Ты нашёл сына. Но не меня.

Он молчит.

— Если попробуешь его у меня отнять…

Он не дослушивает.

— Я не собираюсь.

Мне важно обговорить всё сейчас. Останавливаю его выставленной вперёд ладонью.

— Ты можешь. У тебя деньги, связи.

— Я не заберу его у тебя… — В серых глазах мелькает жалость.

Сжимаю кулаки. Меньше всего я нуждаюсь в его снисхождении. «Не забираю». На какое время? Продолжаю, словно не слышала его слов.

— Ты даже не знаешь, что он любит.

— Рыбалку.

В его глазах всё понимаю, но я уже не могу успокоиться.

— И только? Ты не знаешь, что он боится темноты. Что он любит оладьи с вареньем. Что он каждый год ждал, что ты приедешь на его день рождения.

Фрол закрывает глаза.

— Прости! — Он протягивает и опускает руки. Физически ощущаю его желание сжать ладонями мои плечи. — И прекрати искать в каждом моём слове злой умысел. Я не враг!

— Нет, — пустые слова извинений мне не нужны. Зачем он ими пригвождает меня к стенке? Трясу головой. — Я ещё не готова говорить на эту тему.

Он всё-таки прикасается ко мне. Захватывает в ладони сжатые кулаки. Смотрит в глаза.

— Я искал тебя.

Качаю головой. Руки не убираю. Контраст между тем, что творится в душе и ощущениями тела едва не сбивает с ног.

— Не там… — Вместо того, чтоб сказать «не то!»

— Я не думал, что ты окажешься здесь… Прости за правду, но среди помидор и навоза!..

— Не вижу в этом ничего зазорного! А не думал, потому что не знал меня. Тебе в голову не могло прийти, что я не избалованная кукла, которую ты притащил в постель!

Тишина.

— Что теперь? — спрашивает он уже без бодрости в голосе.

Пожимаю плечами.

— Не знаю, — говорю это искренне. — Я не умею сходу принимать такие решения.

Он косится с усмешкой. Наверняка вспоминает мой уход от него. Но тут нечего сравнивать. У наивной дурочки тогда отобрали мечту. Теперь я другая. В двух шагах от статуса — «сука».

— Я хочу быть с ним! — В интонации Фрола не просьба, а требование.

Моментально ощетиниваюсь ёжиком. Шиплю в ответ:

— А я не готова быть рядом с тобой!

Жду отпора, но вместо этого он опускает голову.

— Тогда что мне делать?

Говорит обречённо, и я теряюсь, не готовая к такому Фролу. Развожу раками.

— Придумай сам. Ты должен ему объяснить. Должен рассказать, почему тебя не было. Должен…

Закусываю губы. «Господи, что я несу? Как рассказать причину нашего разрыва ребёнку?»

В душе полный раздрай. Голос срывается.

— Ты должен мне несколько лет бессонных ночей. Страха. Слез… — Наконец добралась до сути протеста.

Высказываю претензии от меня к нему, а не от Никиты, перед которым мы виноваты оба.

— Семь лет напрасных ожиданий!

Он смотрит на меня, и я вижу в его глазах не вину, а боль. Говорит в отличие от меня без истерики:

— Я не прошу прощения за то, что меня не было рядом с сыном. Это было твоим решением.

Понимаю, что он прав, но упрямо настаиваю на своём:

— А я не смогу его дать.

Мы стоим в тёмном коридоре, два чужих человека, связанных только тем, кто спит в соседней комнате. Фрол снимает со спинки стула пиджак.

— Я переночую в машине и приду завтра утром.

Не отвечаю. Он уходит. А я опять остаюсь одна. И не знаю, что хуже — то, что он вернулся, или то, что какая-то часть меня, ждала и хотела этого.