Бывшие. Попробуй нас вернуть

Глава 12

Лика

Каждая минута в ожидании сына — пытка.

Я сижу на краю стула, сжимая в руках телефон, и чувствую, как отчаяние медленно заполняет меня целиком, поднимаясь от дрожащих пальцев к горлу. Страх сжимает его так сильно, что я не могу дышать.

В голове проносятся ужасные картины — одна страшнее другой.

Мой мальчик, испуганный и одинокий, бредёт по тёмному лесу, спотыкаясь о корни деревьев, зовя меня хриплым от крика голосом. Или лежит на холодной земле в заброшенном здании, с перевязанными руками, с заклеенным ртом. С широко открытыми от ужаса глазами. Барахтается в болотной жиже, которая медленно, неумолимо затягивает его. Тонкие ручки бессильно хватаются за скользкие стебли травы…

Приказываю себе:

— Хватит! Так можно сойти с ума. Всё не так!

Резко встряхиваю головой, пытаясь прогнать ужасные образы, но они возвращаются снова и снова, заставляя сердце бешено колотиться, а ладони — покрываться липким потом.

— Господи, — шепчу, сжимая кулаки так, что ногти впиваются в ладони, — верни его мне…

Проклинаю день, когда я согласилась на этот чёртов завод, хотя понимаю — проблема не в нём.

Проблема в Злобине. В его жадности. В готовности мерзавца пойти на всё ради наживы.

Ненавижу себя. Но даже сейчас, сквозь страх и отчаяние, знаю — ни за что не отдала бы землю посёлка под его грязные свалки.

Мысль о Москве больно колет в грудь. Там Никита был бы в безопасности. Там, рядом с ним, был бы отец с первого дня рождения.

Если бы я тогда, семь лет назад, набралась смелости и сказала Фролу правду… Но нет, я выбрала побег, одиночество и жизнь в постоянном страхе быть найденной.

Прошлое не терпит сослагательного наклонения. Приходится жить здесь и сейчас.

За окном слышны голоса — весь посёлок ищет моего сына.

Рабочие со стройки, местные жители. Зина с Сашей привели всех работников с фермы. Все они сейчас прочёсывают каждый метр леса, каждую заброшенную постройку, каждый уголок посёлка.

Не знаю, кому позвонил Фрол, но полицейские засуетились.

Слышу, как Фрол разговаривает с участковым, расспрашивая о старых зданиях — лесных избушках, заброшенных складах, полуразрушенных фермах.

Полицейский срывается с места:

— Таких не очень много. Поехали. Успеем до вечера объехать все!

Выскакиваю в коридор.

— Возьмите меня с собой! — умоляю я, хватая Фрола за рукав куртки.

— Лика, нет, — он осторожно, но твёрдо освобождает руку. — Оставайся здесь. Если Никита придёт домой, здесь должен быть кто-то, кто его встретит.

Я остаюсь, но сидеть в четырёх стенах невозможно — они давят. Воздух кажется густым и тяжёлым, каждая секунда тянется мучительно долго.

Выхожу во двор, потом за калитку. Бесцельно бреду по улице, не замечая, как слезы снова текут по щекам.

— Нашли мальчика-то?

Скрипучий голос заставляет меня вздрогнуть.

Передо мной старая Марфа, наша соседка. Сгорбленная, с выцветшими глазами, но с неожиданно твёрдым голосом.

— Н-нет… — с трудом хриплю в ответ. Чувствую, как ноги подкашиваются.

— Не реви, — бормочет она, тяжело опираясь на палку. — Бога проси. Покайся. Пообещай исправиться, если он милость явит. И смотри — не обмани. И я за безвинное дитя помолюсь.

Киваю, не в силах вымолвить ни слова, и возвращаюсь в дом.

Опускаюсь на колени перед иконой, что осталась от прежних хозяев.

— Прости… Верни его… — шепчу истово, и слезы капают на сложенные ладони. — Прости за то, что врала… Что гордыню поставила выше счастья сына…

Торгуюсь с тем, в кого до этого дня не особо верила. Голос срывается в рёв, но я заставляю себя продолжать:

— Если он вернётся… Если он жив… Я всё исправлю. Помирюсь с его отцом. Прошу! Только верни мне моего мальчика…

Вою волчицей. Боюсь проклинать вслух тех, кто посмел поднять руку на ребёнка.

Смартфон лежит передо мной на полу. Я не свожу с него глаз, каждый раз вздрагивая, когда он вибрирует от сообщений от Зины или кого-то из поисковой группы. Никиту пока не нашли.

Но вот раздаётся долгожданный звонок — Фрол.

— Вы нашли его? — кричу первой, не давая ему говорить.

— Пока нет. Но не отчаивайся. Мы едем к старому домику лесника, туда ведут следы.

Плохо соображаю. Понимаю только, что надежда есть. Я киваю, будто он меня видит. Смотрю пустыми глазами на потухший экран. И снова остаюсь один на один с дурными мыслями и заглаживающими их, выдуманными мной молитвами.

Проходит ещё час — самый долгий час в моей жизни.

И вдруг — звонок.

Я хватаю гаджет так быстро, что почти роняю.

— Мы нашли его… — Голос Фрола хриплый, сдавленный.

Руки трясутся. Боюсь и надеюсь, произнося по слогам:

— Он… он жи-вой?.. — вырывается из сухой глотки, и мир вокруг на мгновение теряет чёткость.

— Да. Живой. Слушай…

Трубку берет Никита:

— Ма-а-ам… — его голос слабый, хриплый, но это он, это мой мальчик.

Сердце останавливается на несколько секунд. Я рыдаю, не в силах вымолвить ни слова. Слышу, как Фрол говорит, что они едут в медпункт. Что Никиту нужно показать фельдшеру, но с ним всё в порядке. Самое главное, что он жив. Совсем скоро они будут дома…

Не могу прийти в себя пару минут. Очищаю слезами душу. Выплакиваю обиды, боль от измены, поминки по глупой гордости.

Что из перечисленного стоит жизни моего мальчика?

Через час я выскакиваю из дома, едва услышав скрип тормозов за воротами.

Чёрная машина Фрола останавливается у калитки.

Дверь открывается, и я вижу, как Фрол выходит, держа на руках моего мальчика. Никитка бледный, грязный. Под ногтями земля. Красные следы на тонкой щиколотке. Но живой. Он живой!

Я бегу к ним. Прижимаю к груди сына, и Фрола. Плачу. Плачу без остановки, чувствуя, как сильные руки обнимают нас. Фрол своё отдрожал, отбоялся.

И в этот момент я понимаю — отец всегда найдёт своего сына. Всегда!