Утро началось со звонка. Ещё до рассвета. Телефон завибрировал на тумбочке, разрывая короткий, тревожный сон. Я вмиг пришёл в себя, одним движением скинув одеяло. Взгляд на экран — свой человек, из местного ОВД. Докладывал, что ночь прошла тихо, новые данные по объекту не поступали. Поблагодарил коротким «ясно» и отключился.
Встал, не глядя на закрытую дверь гостиной. Она там, на диване. Всю ночь ворочалась, слышал сквозь стену. Женская логика — готова была на коленях ползать, лишь бы найти брата, но спать в одной кровати с бывшим мужем — перебор. Хотя после вчерашнего в купе... Чёрт с ней. Не до сантиментов.
Размялся, сделал короткую, но жёсткую зарядку, пока мышцы не наполнились привычным жаром, а голова не прочистилась. Концентрация. Сейчас это было главным. Включил кофеварку, стоявшую в номере. Глянул на Леру. Она спала. Пусть поспит, пока есть возможность. День предстоял долгий.
Она проснулась, когда я уже допивал вторую чашку. Бледная, под глазами синяки. Измотана, как после многодневного перехода. Встретились взглядами — она сразу отвела глаза. Натянуто поздоровалась. Я кивнул в ответ. Ни к чему лишние слова. И без того всё ясно.
Поехали в окружную больницу. Машина та же, водитель — парень старательный, молчаливый. В салоне — гробовая тишина. Лера сидела, прижавшись лбом к холодному стеклу, и смотрела на проплывающие мимо унылые панельные кварталы. Я изучал на планшете карту, прокручивая в голове все версии. Картина не складывалась. Парень — не дебошир, не пьяница, не игрок. Даже просрочек по кредитам не было. Рабочая лошадка. Исчез — будто сквозь землю провалился.
— Денис? Её голос, тихий и хриплый, выдернул меня из раздумий. — А? — Я не понимаю. Почему мы ищем его здесь, в Нягани? Он пропал из поезда. Где-то между городами. Почему не ищем там?
Вопрос был закономерный. Для гражданского. Я отложил планшет, развернулся к ней, чтобы объяснить.
— Слушай внимательно, — начал я ровным тоном, каким обычно ставлю задачи подчинённым. — Если человека находят — неважно, в каком он состоянии, жив или мёртв — его первым делом доставляют в ближайший крупный населённый пункт по маршруту. Для опознания, оказания помощи, оформления. По пути «Нягань-Омск» таким пунктом является Нягань. Здесь центральная больница, морг, отдел полиции. Неизвестно, где он именно он пропал, поэтому приходится прорабатывать все варианты.
Она смотрела на меня, в её глазах медленно появлялось понимание
— Так же мы отрабатываем другие версии, — продолжил я. — По всему маршруту: Называевск, Тюкалинск, Тобольск, Ханты-Мансийск. Там работают мои люди, коллеги из других регионов. Они проверяют все больницы, морги, отделения. Каждого поступившего без документов. Это рутина.
— Я же приехал сюда, потому что нужно найти причину. Почему Матвей исчез? Что случилось до того, как он сел в поезд? Может, его отсюда вынесли вперёд ногами ещё до отправления? Или он сам сбежал, почуяв опасность? Начальник, долги, криминал — я проверяю все версии. Здесь нужно копать. А там, — я махнул рукой в сторону окна, — только следствие. Я должен найти корень проблемы. Иначе мы так и будем бегать по кругу.
Она замолчала, переваривая информацию. Видно было, как ей тяжело. Всё это — морги, версии, оперативная работа — было для неё чужим, враждебным миром. Миром, в котором я жил.
В больнице нас ждал ещё один провал. Ни в одном отделении, ни в реанимации, ни среди поступивших за последнюю неделю мужчины по фамилии Чернов или похожего по описанию не оказалось. Дежурный врач, пожилая, уставшая женщина, лишь разводила руками — нет, не было.
Мы вышли на крыльцо. Утро было серым, холодным, давило на плечи. Я закурил, давая ей время прийти в себя. В голове назойливо стучало: тупик. Все нитки обрывались. Начальник Касьянов — откровенная шестёрка, жадная сволочь, но не убийца. Я давил на него вчера по-серьёзному — тот дрожал, но ни намёка на то, что парня «заказали».
Да, Матвей был горластый, возмущался по поводу зарплаты, но таких — множество. На них внимания не обращают. Горластых рабочих не заказывают. Их увольняют или задавливают штрафами. Причин для исчезновения не было. Ни одной.
Лера стояла рядом, кутаясь в свою куртку. Молчала. Но в её молчании читался вопрос, на который у меня не было ответа. И этот вопрос жёг сильнее, чем любая откровенная претензия.
Ближе к обеду, когда мы уже собирались ехать на вокзал, чтобы поднять архивы камер наблюдения, зазвонил мой служебный телефон. Взглянул на экран — свой человек, из Тобольска.
— Мамонтов, — я поднёс трубку к уху. Слушал, не перебивая. Мужик докладывал чётко, по делу: нашли в местной больнице. Мужчина, подходит под описание. Без документов. Состояние тяжёлое — множественные переломы, лицо разбито, не помнит ничего. Нашли на окраине города, возле железнодорожных путей.
— Ясно, — бросил я. — Держи на контроле. Жду подробностей. Отключился. Повернулся к Лере. Она смотрела на меня во все глаза, ловя каждое движение моего лица. В её взгляде — надежда, страх, отчаянная мольба.
— Нашли, — сказал я прямо, без предисловий. — В Тобольске. Мужчина. Похож по описанию. Она замерла, не дыша.
— Состояние тяжёлое. Переломанный. Лицо разбито. Ничего не помнит. Она резко закрыла рот ладонью, глаза её расширились от ужаса. В них читалось всё: и шок, и боль, и страшное, леденящее душу предположение.
Смотрел на неё и думал: «Вот и всё. Либо её брат — инвалид, либо это вообще не он. И мы снова в тупике. И ей снова придётся приходить в себя и снова надеяться. А я... я должен буду быть рядом с ней».
Повернулся к водителю, бросил резко: — Готовь машину. Едем напрямую в Тобольск.