Дверь захлопнулась, но в кабинете ещё витал её запах. Лёгкий, какой-то цветочный. Не духи, которыми она пользовалась раньше, а что-то другое. Простое. Мыло, что ли? Я резко отвернулся к окну, будто мог от этого избавиться. Глупость. Пять лет не видел, а сломался за пять минут.
«Соскучился». Чёрт возьми. Признаться себе в этом — всё равно что подписать акт о собственной слабости. Но факт налицо. Сердце стучит, как у пацана, в висках давит. И злость на неё смешалась с чем-то старым, знакомым и оттого ещё более противным.
Надо было работать. Соберись, Мамонтов. Я грубо провёл рукой по лицу, будто стирая её образ, и снова сел за стол. Блокнот лежал открытым. Её слова, записанные моим почерком, смотрели на меня с упрёком.
Матвей. Надо сосредоточиться на нём. На деле. А не на её глазах, которые до сих пор смотрели на меня осуждением.
К чёрту! Я с силой ткнул кнопку домофона. — Петров, ко мне! — бросил я в трубку, и мой голос прозвучал хриплее, чем я хотел.
Пока ждал опера, перечитал заметки. Всё слишком чисто. Слишком гладко для бытовухи или несчастного случая. Пахнет заказом. Но кто и за что мог заказать простого инженера-вахтовика? Ответ лежал там, на севере. В Нягани.
В дверь постучали, и вошёл молодой, щёголеватый капитан Петров. — Товарищ подполковник? — Капитан, — я отодвинул к нему блокнот. — Срочно. Пропал человек. Мамонтов Матвей Сергеевич. Инженер, вахта в Нягани. Исчез вчера утром из поезда № 094Н где-то между Няганью и Омском. Вещи на месте.
Петров взял блокнот, его лицо стало сосредоточенным. — Понял. Транспортные уже в курсе? — В курсе. Но работают по шаблону. Нам надо копнуть глубже. Первое: срочный запрос в Нягань. Вся информация по его работе. С кем контактировал, были ли конфликты, финансовые махинации на объекте. Второе: глубокая проверка по банкам. Все счета, переводы, кредиты. Третье: его девушка, Люда. Установить за ней негласное наблюдение. Проверить телефонные соединения, переписку.
Петров быстро конспектировал в свой планшет. — Будет сделано, товарищ подполковник. А сестра… — он осторожно поднял на меня взгляд. — Она дала согласие на доступ?
Сестра. Слово резануло. — Дала, — буркнул я. — Оформляй официальный запрос, я подпишу. И, Петров… — я посмотрел ему прямо в глаза. — Дело тонкое. Никакой лишней информации в отдел. Понятно?
— Так точно, — кивнул он, поняв намёк. Дело, связанное с начальником, всегда было минным полем.
Когда он вышел, я снова остался один. Я взял её заявление, которое она написала в участке. Её почерк. Немного изменился, стал более угловатым, нервным. Таким же, как она сама.
Мне следовало быть жёстче. Выпроводить её сразу. Взять заявление и сказать, что с ней свяжутся. Но нет. Я позволил ей прийти. Увидел её.
Я с силой отшвырнул папку с заявлением. Она упала на пол, и бумаги рассыпались. Чёрт! Я не для того пять лет строил карьеру и пытался забыть её, чтобы сейчас, из-за одного её появления, всё пошло под откос.
Надо ехать. Осмотреть вагон. Лично. Уйти в работу с головой. Единственное, что всегда меня спасало.
Я сорвал с вешалки китель и на ходу надел его. Выйдя из кабинета, я бросил секретарю: — Я на вокзале. На связи.
И широкими шагами пересёк коридор, будто убегая. Но не от дела. А от её призрака, который снова поселился в моей голове. И самое противное было то, что часть меня... была рада этому.
Я вырулил со служебной стоянки, резко включил дворники. Дождь хлестал по лобовому стеклу, превращая вечерний город в размытое пятно огней. В голове стучало: «Идиот. Самый настоящий идиот. Зачем её позвал?» Нужно было гнать прямиком на вокзал, осматривать вагон, опрашивать проводников. Вместо этого я ехал по этому чёртову маршруту, который знал наизусть, будто надеялся её увидеть.
И увидел. На остановке, вся сжавшаяся в комок, в лёгкой куртушке. Она стояла, нахохлившись, втянув голову в плечи, точно промокший воробей, который забыл, куда летел. Руки глубоко в карманах, взгляд устремлён в никуда. Какая-то беззащитная и… потерянная.
«Проезжай. Просто проезжай мимо, Мамонтов. У неё своя жизнь, у тебя своя. Она сама так захотела».
Но нога сама легла на тормоз. Автомобиль с глухим рокотом остановился рядом с остановкой. Она даже не посмотрела. Я опустил стекло. — Садись, — скомандовал я грубо.
Она медленно повернула голову. Потом покачала головой, отказываясь. «Ну и правильно, — подумал я. — Так и надо».
Но что-то внутри заставило добавить: — Поговорить надо. Насчёт брата.
Это сработало. Её глаза метнулись к машине, в них мелькнула искра интереса, смешанная с опаской. Она нехотя, будто каждое движение давалось с трудом, подошла к пассажирской двери и открыла её. Села на переднее сиденье.
— Что ты хотел? — прошептала она, вытирая лицо.
Я смотрел прямо перед собой, на размытую дорогу. Идея, которая сформировалась в голове за последние минуты, внезапно вырвалась наружу, прежде чем я успел её обдумать. — Со мной поедешь?
Она резко повернулась ко мне, глаза расширились от непонимания. — Куда?
— До Нягани. Обстановку на месте посмотреть.
«Ты совсем охренел, Мамонтов? — завопил внутренний голос. — Можно было Петрова отправить, можно самому слетать на сутки. Зачем тащить её? Она же только мешать будет!»
Но мысль провести с ней эти сутки в замкнутом пространстве купе, за пределами города, за пределами нашего общего прошлого, была навязчивой и чертовски приятной. Я сам себе не принадлежал в этот момент.
Она молчала. Смотрела в своё окно. Я ждал, сжимая руль. Ждал её отказа. Надеялся на него.
— Мне… маме сиделку надо нанять, — тихо сказала она.
— А что с мамой? — спросил я, и тут же пожалел.
Она вскинула на меня глаза. Впервые за весь вечер посмотрела прямо. И в её взгляде была такая бездонная усталость и боль, что меня будто током ударило. — Мама после инсульта. Парализована.
«Чёрт. Инсульт». — Извини, не знал, — выдавил я. — Могу прислать кого-нибудь из своих. Помочь. Если не против.
Она покачала головой, отвернулась. — Сама найду.
И тут же достала телефон, начала лихорадочно листать контакты.
Я просто завёл машину и тронулся с места, давая ей время дозвониться.