Бывшие. Правило трёх «Н»

Глава 20

Машина мчалась по трассе, превращая пейзаж за окном в смазанную полосу. Тишина в салоне была густой, тяжёлой, давящей на барабанные перепонки. Я сидела, прижавшись лбом к холодному стеклу, и украдкой наблюдала за ним.

Он сидел за рулём с идеальной выправкой, взгляд прикован к дороге. Ни один мускул на его лице не дрогнул, но я чувствовала его гнев. Только кадык периодически дёргался, когда он глотал.

От него исходили волны холодные, концентрированные, как арктический воздух. Он был похож на снаряд, готовый взорваться.

И взрыв произошёл. Негромкий, но от того не менее мощный.

— Я не понимаю, Лера. — Его голос прозвучал резко, нарушая оглушающую тишину. — Почему? Почему ты ничего не сказала?

Я оторвала взгляд от стекла, посмотрела на его профиль. Вопрос завис в воздухе, и я знала, что он ждал его с той самой секунды в коридоре.

— А зачем? — устало спросила я. — У тебя была другая женщина. Ты спал с ней. Зачем тебе был нужен ребёнок? Разве если бы я сказала, что-нибудь изменилось?

Он резко повернул голову, и его взгляд, полный ярости и боли, на секунду встретился с моим. — Да, изменилось бы! — отрезал он резко, и его длинные пальцы сжали руль так сильно, что побелели. — Я бы не отпустил тебя! Ни за что!

Я вспомнила тот месяц перед разводом, как было тяжело, как он изводил меня своим молчанием. Неужели всё могло быть по-другому? — Значит, всё правильно сделала, что не сказала, — откинулась я на спинку кресла, глядя в потолок. — Значит, осталась бы с тобой только из-за ребёнка. И ненавидели бы друг друга, пока кто-нибудь бы в итоге не сорвался. А ты бы ещё и запил от несчастной любви к начальнице. Прекрасная перспектива.

— То есть ты считаешь, что всё правильно сделала? Не понимаешь... — в его голосе прозвучало неподдельное изумление.

— Понимаю! — вспылила я, поворачиваясь к нему. — Но на тот момент мне казалось, что я поступаю правильно! Ты никогда не говорил, что тебе нужен ребёнок! Когда я начинала говорить: «А вот был бы у нас малыш...» — ты всегда отмалчивался! И что я должна была думать? Что ты спишь и видишь, как хочешь ребёнка?

— Я хотел! — его голос сорвался на низкий, хриплый рык. — Мечтал об этом!

— Ну извини, мне ты об этом забыл сказать! — парировала я, чувствуя, как внутри всё дрожит от бессилия. — Всё, что я помню из нашей жизни, так это твоя одержимость работой! Ты жил там буквально! Готов был днём и ночью находиться! А потом стало понятно почему! — я почти кричала, выплёскивая наружу старую, гноящуюся обиду. — Ты бежал к ней! К своей Мариночке! Я тебе была не нужна!

После этих слов его даже передёрнуло. Он резко качнул головой, будто отбрасывая мою правду. — Не выдумывай того, чего не было! Не было никакой Мариночки! Да, работа была! Я шёл на неё потому, что работа у меня такая! Не найду убийцу — умрёт кто-нибудь ещё! Я думал, дело хорошее делаю! Людей... девчонок спасаю! Таких, как ты!

Он умолк, сглотнув, и следующая фраза прозвучала тише, но от этого ещё страшнее. — Там маньяк орудовал. И каждый раз, когда мы находили тело... я в этих девочках тебя видел. Боялся. За тебя.

Я замерла, уставившись на него. Слушала и не верила. Он впервые сорвался. Впервые сказал правду, и эта правда была ужасной, болючей, пахнущей кровью и страхом.

Он продолжил, уже почти шёпотом, глядя в пустоту перед собой. — А в тот день... десятую нашли. Ещё младше. Сорвался я. А Марина... успокаивала. И... я не знаю, как это получилось. Поцеловал. И как крышу снесло. Как разрядка.

В салоне повисла тишина. Гулкая, мёртвая. Я смотрела на него, на его сжатые руки, на напряжённые плечи. И не знала, что сказать должна была сейчас. — А мне... почему не рассказал? — шёпотом спросила его.

Он снова бросил на меня взгляд, и в его глазах я увидела старую, застывшую боль. — Не мог. Не хотел пугать тебя. А Марина... она всё это видела со мной. Она понимала.

Я отвернулась к окну, чувствуя, как всё во мне переворачивается. Вся картина нашего прошлого, которую я так тщательно выстраивала все эти годы — картина предательства и равнодушия — вдруг рассыпалась, открывая нечто гораздо более сложное, горькое и трагичное. И моя собственная ложь, моё молчание о Кате, на его фоне неожиданно приобрело новый оттенок. Да, мы оба были виноваты.

— И всё же...Денис. Ты изменил, — добавила я сипло, горло сдавило спазмом. — Неужели я должна была сделать вид, что ничего не было? Ты просто представь...просто поставь себя на моё место. Если бы ты пришёл с работы, а я была бы с другим. Ты бы понял меня? Закрыл глаза и притворился, что ничего не было?

Я посмотрела на Дениса, мне была важен этот ответ. Хотелось услышать, соврёт или скажет правду.

— Нет. Не простил бы, — честно ответил он.

— Вот и я не простила.

— Но скрыть ребёнка — это другое...Лера, это нечестно и больно. Я не ожидал, что ты настолько жестокая.

— Жестокая? А какой мне следовало быть, Денис? Мягкой? Понимающей? Обнять тебя, сказать «ничего страшного, я всё понимаю». На тот момент, когда я увидела две полоски на тесте, ты для меня уже был не тем мужчиной, с которым я хочу растить детей. Ты был человеком, который предал меня. А предателей не прощают. Ты сам не раз говорил мне эти слова.