Бывший. На выданье

Глава 10

Как, однако, некстати этот дурацкий Новый Год! Нет, моему отвратительному настроению не может быть предела! У нормальных людей, тридцать первого декабря — лучшие угощения стоят на столах, на елках фонарики и лампочки, переливаются волшебными цветами. В небе разбиваются фейерверки. А у меня, что разбивается?

ФОТОКАМЕРА?.. Как можно умудриться разбить ее в канун Нового Года? О, в этом я теперь великий знаток. И скажу, просто не нужно совать свой курносый нос куда не надо. Даже если вы считаете, что делаете благородное дело! Иначе это так аукнется, что потом еще долго будете кусать локти.

Ладно, пора признать, что я ненормальный человек…

Две белые высотки торчали, как два тупых зуба в черно-белой пасти. От кнопки звонка остались только торчащие проводки, которые буквально кричали о том, что в этой квартире мужиком не пахнет! Старый, плохо работающий замок моей однушки поддаваться упорно не желал, лишь усугубив мое состояние. Отворив все-таки входную дверь, я торопливо сбросила пальто и с обидой швырнула его через всю прихожую, словно это оно было виновато в моих бедах. Немую тишину нарушало лишь мое прерывистое дыхание. Может кошку или птичку завести?.. Повертела в руках разбитую фотокамеру, нажимая одеревенелыми пальцами на кнопки. Аппарат не реагировал. Закрыла глаза, прижавшись спиной к двери.

Какова дура, а?! Разбила! Улепетывала от Бурова! Поскользнулась и разбила... Даже “барыги” на рынке, теперь не купят… Смех, абсурд, срамота, самоунижение — эти чувства, переполняли меня всю дорогу домой.

Блин, блин, блин! Надо было раскошелиться на карту памяти. Вот какого беса я повелась на рекламу: “большие встроенные резервы”, “большие встроенные резервы”?..

Какая-то мелкая соседская собачонка заливалась — лаяла где-то на нижнем этаже, соседка бросила в нее туфлей и закричала. Интересно, собака цела? Опять залаяла. Значит — цела. Не было ни радости, ни сочувствия. “Цела” — это только констатация факта. Примерно такая же, как "день", "ветер" и "дерево". В груди залегло какое-то тяжелое, гнетущее чувство.

— За что, Высшие силы? — начала дрожащим голосом, срывающимся на уродливые зародыши смеха. — За что? Почему вы свели нас вновь?

Откуда-то из глубины, медленно подступал истеричный смех, перерастая в хохот. Бросив сумку где-то рядом, сползла по двери, плюхнувшись на коврик. Желания, переживать это все на ногах, совершенно не было. Спрятала лицо в ладони.

— Ах-ха, — всхлипнула, вытирая набежавшие слезы.

Вздрогнула, как будто икнула, а потом глотая горькие слезы, которые сами собой полились из глаз, уткнулась лбом в колени.

— Нет, я, должно быть, сплююю! — взвыла я. — Все совсем не так как должно быыыть! — с каждым новым выкриком, я билась лбом о твердый коленный сустав. — Впрочем, как всегда, сама виновата. Дразнить хворостиной медведя... - шмыгающий нос нашел пушистый шарф.

Юлой крутящееся время как будто замерло. Застопорилось. Как и я, погруженная в свое одиночество. Сидела, совершенно опустошенная, распахнутые глаза невидяще уставились в одну точку. Я не сомневалась, что выгляжу ужасно, щеки и нос покраснели. Сиротливая слеза все еще висела на подбородке, но меня хотя бы не трясло.

— … коврик у двери — это хорошо, попа не замерзнет, но на кровати плакать удобнее, — всегда говорила мама.

Опираясь о пол, титаническими усилиями, поднялась на ноги. Долгий день отзывался во всем теле. Посмотрела на кровать. Рыдать мне уже не хотелось. Благоприятный момент для слез был безвозвратно утрачен… Скинула “убитые сапоги” и направилась в ванную. Включив воду в душе, расстегнула узкое платье, торопясь избавиться от неудобной одежды. Глубокие на вид пятна грязи отчетливо проступали на голубом трикотаже. Оставшись совершенно обнаженной, шагнула в душевую кабину, сразу же оказавшись под струями горячей воды. Провела рукой по волосам, смывая усталость и мрачные думы. Вода обжигала лицо. Мысли вяло вертелись на периферии сознания, пытаясь найти хоть какое-то объяснение происходящему. Я стояла, вытянувшись во весь рост и, не отрываясь, смотрела в белый кафель, которого, казалось, не существовало — только чернота, не имеющая дна. Толк от размышлений был нулевой. Закрыв вентиль, я отжала волосы и встала на коврик.

— Диктофон!.. Диктофон то я не разбила! — жар, хлынувший к голове от всполошившегося сердца, был нестерпим настолько, что предыдущие мысли и печали обратились в прах.

Пулей вылетела из ванной комнаты. На ходу вытиралась, натягивая домашний, изрядно поношенный свитер. Давно следовало его заменить, но он был длинным, теплым, уютным и любимым. А еще раздражал моего бывшего! Нет, вряд ли я когда-нибудь смогу с ним расстаться!

Привычным жестом натянув очки, я схватила со стола блокнот, чтобы найти электронную почту начальника федеральной службы Майоркина, который и натравил меня на Зайцева.

— Ну, Александр Викторович, не серчайте! Зайцева я вам конечно не обещаю, но вот Бурова… — меня конечно передернуло, будто иглой ткнули в нерв. — Тьфу, Щенкова... тьфу, Бурова... дааа, не столь важно, — я выпрямилась, и стала печатать, хотя с тяжелым “мешком” чувств в сердце, делать это было непросто. — majorkin.102@ma…

Щелк… щелк… Никогда в жизни я не вскакивала так шустро.

Нижний замок повернулся, как будто его открывали снаружи ключом.

— О, Боже... - прошептала я, не веря своим глазам.

Входная дверь распахнулась, и в прихожую шагнули рослые широкоплечие фигуры, расплывшись на мгновение в ореоле искусственного света.

— Вы кто такие? — с лихорадочно бьющимся сердцем, я переводила глаза с одного незнакомца в маске на другого...