РУСЛАН
— Ты что? — Колокольникова покрутила пальцем у виска. — Совсем того?
Того, слабо сказано. Идиот, о чем я только думал! Я всегда подозревал, что чувства надо держать в узде разума, тогда они не смогут причинить никому боли. Сам не знаю, что на меня нашло — какой-то дурацкий порыв, наверное...
— Сильно поранился? — она была очень взволнована.
Посмотрел на свои измазанные кровью костяшки. Затем бросил на Колокольникову взгляд, исполненный стыда, но тут же отвернулся, игнорируя ее присутствие. Подошел к раковине, наклонился и начал смывать кровь. Она продолжала немного сочиться.
Рана была пустяковой, серьезным для меня было само происшествие…
Ругаясь себе под нос, в недрах одного из немногочисленных шкафчиков, Богдана начала искать чем помочь.
— Если ищешь аптечку, то не парься, — спокойно произнес я. — Мне наплевать, если честно. Это царапина!
— Ага! — она зыркнула на меня своими синими глазищами так, что я быстро захлопнул свой рот. — Впрочем, если, как ты говоришь, тебе “наплевать”, давай для верности еще раз треснем по зеркалу, — отвернулась, всем своим видом как бы сообщая: “Не мешай, я сейчас все найду!”. — Ну и хлама же насобирали… — произнесла сосредоточенно. — Где тут искать?
Она обследовала шкафчики в поисках необходимого, перебирая кучи старых газет, проводков и ленточных кассет. Искомое нашлось не сразу. Только, когда все перерыла, в руки попалась старая, запыленная коробка. Лекарствам было почти полвека, но это не уменьшало их ценности.
— (Медленно) Таа-ааблетки. О, — вытащила со дна коробки йод. — Это пожалуй подойдет. Садись, я обработаю рану.
— Брось, пустяки, — попытался я отмахнуться, но, схватив меня за руку, она настойчиво усадила меня напротив. — Сиди смирно. Сейчас мигом все, — присмотрелась, — подправим…
Вернулась к аптечке и взяла коричневый пузырек и вату.
— Покажи хорошенько… — она взяла мою окровавленную руку. — Неплохо распахал.
Рука опять потянулась к туловищу, как бы намекая, что все, посмотрела?
— Лучше уж зеленкой, она не так щиплет, — произнес, глядя, как дрожит в ее руке флакон.
Как я ненавидел все больничное, даже запах… (после инцидента с ножевым).
— Стыд какой! — зубами вытащила пробку. — Взрослый человек, а боится йода, как детсадовский ребенок. Йод хорошо испаряется, а зеленка долго не смывается. Или ваше сиятельство намерено ходить размалеванным на потеху публике? Хотя… — посмотрела на мое побитое лицо. — Короче, сиди Щенков, — слегка встряхнула бутылочку, — смирно… И давай руку, — велела она. — Убедительная просьба не дергаться.
— Не буду я дергаться, — хмуро ответил ей.
Ватка в тонких пальцах набухла почти черным цветом.
— Ну! Поехали! Так, терпи! Просто терпи!
Не ссы, Буров! — сказал я себе.
Р-раз! — руку как огнем полоснуло. Коричневая полоса украсила кожу.
— Больно? — Богдана примерилась, чтобы снова смазать руку.
— (Сдержанно, помолившись Айболиту) Нормально…
— Все, не трогай, — убрала ватку. — Пускай впитается… — бережно держа мою руку, наклонилась к ней и подула… — Афу-у-у! Афу-у-у! Так легче?
Мне так хотелось прижаться к ней, но я сдерживался изо всех сил. А о том, чтобы признаться вслух, как сильно я хочу ее, и речи не могло идти. Никогда еще меня так не поглощало желание. Хотя я не мог до конца определить, что это — сексуальная жажда, потребность в ее нежности или все-таки страх скоро с ней расстаться.
— Жить будешь! — тихо выдохнула она.
Грубо порвала бинт. На ладони появился корявый узелок.
— Спасибо! — чувственно сказал я, впрочем, и вправду слегка тронутый. — Я ценю.
— Пожалуйста, — полюбовалась своей работой.
Я увидел улыбку на ее губах. Но это была такая улыбка, когда непонятно — улыбается ли человек или вот-вот заплачет.
— Ну-у-у та-а-ак… может, расскажешь, что здесь произошло?
Тут в душе у меня проснулись злость и отчаяние. Да, пошло оно все!.. Моя “целая” рука скользнула к ее шее, притягивая ближе.
— Ты еще спрашиваешь?! — спросил я, заглядывая в светлые, сияющие, словно самые яркие звезды, глаза.
Она казалась мне слишком красивой и слишком идеальной. Заколдованной принцессой из старой сказки. Можно ли разбудить ее поцелуем?..
Не успела Богдана проморгаться и огрызнуться, как я что-то рыкнул и буквально впился губами в ее губы. Пять секунд ничего с ее стороны не происходило… И в тот миг, когда мне уже показалось, что все бесполезно, она ответила на поцелуй, а ее руки сомкнулись на моей шее, рассеивая сомнения.
Мои теплые ладони проникли ей под свитер. Они медленно скользили от ягодиц к спине, выписывая гипнотизирующие линии ее безумно желанного тела. Шагнув назад, Богдана запнулась о стул, но я успел потянуть ее обратно, привлекая ближе к себе.
— Колокольникова! Синеглазка моя! — руки скользнули к ее шее, и она запрокинула голову от неудержимого желания. — Как же ты любишь мучить меня, — шептал ей между поцелуями. — Я брежу тобой всю свою жизнь. С тех пор как мы встретились — в твои шесть с плюсом, когда ты была с веснушками, — я чередовал, комбинировал напор с нежностью и страстью. — Я не отпущу тебя, — мы медленно отступали к кровати. — Ты больше никуда не пропадешь, — тон моего голоса стал другим. Я отстранился, не выпуская ее из объятий: — Я серьезно, Богдана. Не отпущу!