В кабинете Малинина, чья служебная характеристика не содержала ни одного прилагательного “прекрасный”, было холодно, пахло табачным перегаром, пылью, лежалыми бумагами. На оконном стекле зияла трещина, заклеенная скотчем. И много-много мусора типа фантиков от мятных конфет.
— Ну что, после обеда прошвырнемся в пару мест? — он зажег сигарету, делая очередной уверенный шажок к раку легких. Недавно ему исполнилось тридцать девять. Уставшим от службы он не выглядел. А рвение у него было, как у молодого. — Попробуем толкнуть гонг твоего азиата?
— Да... там вилами по воде… Бабка надвое сказала.
— Сомневаешься? — Малинин постучал линейкой по столешнице, пуская дым в сторону.
— Ну, не все так просто, — замялся я.
— Это же наша тема… — Малинин повел носом, словно лиса, идущая на запах зайчатинки. — Посмотри, что вокруг делается. Праздник. Подарки. Веселье. На все бабло надо! Или… ты скажи честно, побаиваешься эту стерву с блокнотом? — он улыбнулся, как обычно — одной половиной лица, продолжая буравить меня неподвижным жестким взглядом.
— Она не стерва! — всполошился я.
Меня шатнуло от прилива крови к голове. Всегда, когда неприятное касалось Колокольниковой, — мой внутренний демон, готов был выскочить в любую секунду и устроить праздник с тяжкими телесными. Малинин усмехнулся.
— Ты ее впервые видел, а горой за нее стоишь. Честь ее защищаешь. А может…
Фраза повисла в воздухе. Он пытливо смотрел на меня, а я старался сохранить лицо. Малинин, явно с какой-то аномалией, пугал даже не столько непрофессионализмом, сколько непредсказуемостью.
— Расскажешь, в чем история? Я же видел, ты смотрел на нее, словно изголодавшийся дембель.
— Хрен тебе в обе руки, а не история, — на последней реплике голос дрогнул, что не утаилось от чуткого уха Малинина, жертвы профессиональной деформации. — Ты перед стажерами в проницательности упражняйся, ясно?
— Да я ж не осуждаю, ты не подумай…
Я поднялся с дивана. Раздражение сгустилось до такой степени, что в любой момент могло превратиться в нечто реально взрывоопасное.
— Ты куда?
— Работать!
— Убивца искать?..
— Ага.
Да не было у меня, если честно, особого желания рвать и метать, чтобы найти психа, который убил девчонку. Я считал, мертвым — все до балды, а вот живым, надо ценить время, что прожито без проблем. Тем более, я не мог изменить мир к лучшему! Но делать было нечего. Работа есть работа, черт ее побери!
Малинин посмотрел на часы.
— Пора пожрать, — раздавил окурок. — Ты с нами?
— Не, я пас.
Поправляя воротник пуховика, он опять посмотрел на меня с коварным прищуром:
— Ну так что, на счет гонга? — не сменил игриво-нагловатый тон. — В часа два освободишься?
— Два, два, — я посмотрел в потолок, прищурив левый глаз, словно прицеливаясь. Сомнения были недолги. — Ладно, пусть два. Лавэ реально нужны!
Муторно было на душе, но разве я к этому не привык? Разве я не битый-перебитый волчара? Отчего же тому, у кого есть зубы и когти не поднять кусок? Я сам выбрал для себя скользкую дорожку, так что нечего страдать. В наше время ничего, кроме геморроя, честно не заработаешь. Все стражи порядка получают по-разному, одни живут хорошо, а другие — не очень. Можно сказать, совсем не живут. Лишь плодят нищее потомство в облезлых общагах. А на пенсию идут с полным набором хронических букетов.
Не, я из другого теста!
После того, как все опера во главе с Малининым ушли в общественную забегаловку. Я поднялся на второй этаж. Придерживаясь за обшарпанную стену, напевал “Я начал жизнь в трущобах городских…”. За лестницей следовал коридор с банкетками для граждан. Доской почета. Вернувшись к своему компьютеру, увидел пятьдесят новых писем, появившихся за время, пока меня не было. Принялся читать отчет участкового, о проведенном обходе жилмассива, неподалеку от места убийства...
Немного погодя раздался стук в дверь. Как правило, я по тембру точно определял, кто ко мне пожаловал. Этот стук был нервный, и в нем сквозило недовольство.
Вывод: пожаловал потерпевший.
Так оно и оказалось, на пороге кабинета, причем некстати, возник гражданин Хун До, в костюме с чужого плеча.
— Вы нашли мой гонг? — почти громким, кричащим голосом уточнил старик.
— Пока известий нет, — я старался принять на себя спокойную мину.
— Как это нет? — вздохнул Хун До и, сняв теплое кепи, промокнул ладонью лысину. В здании полиции, он казался столь же неуместным, как бородавка на носу. — Утром мне звонили и сказали, что подозреваемого взяли...
Внутри у меня все оборвалось. Твою мать! Ему позвонили! Немая сцена была короткой.
— В ходе допроса, оказалось, что это не наш “пациент”, - я пружинисто встал, расправил плечи.
Подровнял пачку бумаг, постучав ими по столу. Дальше последовала небольшая пауза.
— Вы специально, да? Издеваетесь? Для вас это задрипанный гонг, а для меня вопрос чести! Я себе места не нахожу, а вы просто штаны просиживаете здесь? — дальше шли комплименты в адрес всех служителей закона, властей, президента…
Старик не справлялся со своими эмоциями, и если еще и я бы проиграл внутреннюю борьбу — полный крантец. Но и успокаивать его не было желания, поэтому я открыл дверь, взял за плечи азиата и провел его по всем кабинетам, которые, разумеется, были пусты.
— Вот видите — никого! — сказал я ошеломленно старику. — Все ищут ваш гонг!
БОГДАНА
Для операции под условным названием "встреча с ТЕМ самым", я зачем-то надела самое красивое платье цвета безоблачного неба, купленное на распродаже, белые итальянские сапоги на высоком каблуке, пошитые китайскими мастерами на подпольной фабрике контрафактных товаров и светло-серый шарфик. Чистое время, проведенное утром около зеркала, составило полчаса. Грязное — час, семнадцать минут, сорок пять секунд...
Сердечко отбивало: "Тук-тук-тук", голова слегка кружилась.
Я подтянула свою сумку повыше на плечо и прошла через крутящуюся дверь. Я чувствовала, что кожа начинает зудеть. Долой сантименты! Чего я хотела, так это узнать, почему Щенков сделал вид, что меня не знает?
Молодой и неопытный дежурный помахал мне, не переставая говорить в телефону.
— Мать Вашу! — по коридору мчался Буров, подворачивая рукава своей рубашки. — Не работа, а какой-то детский утренник!
На три секунды, я загляделась на его предплечья. Брюки туго обтягивали длинные, мускулистые ноги. Скользя взглядом, я почувствовала искру каких-то новых ощущений, проносящихся по венам. Серьезно, Богдана? Мои щеки вспыхнули. Меня необъяснимо бросило в жар. Прям как когда-то в школе… Время словно замедлилось, у меня возникло ощущение, словно я наблюдала за всем издалека, видела, как моя челюсть отвисает, чувствовала панику... Расстояние между нами словно улетучивалось. Размашистые шаги и решительный вид говорили о том, что он был намерен сделать кому-то серьезный выговор. В растерянности я сделала шаг назад и уперлась спиной в большой стенд с фотороботами ужасного качества. Спряталась за ним, и закрыла глаза. У меня едва хватило сил, чтобы слегка повернуть голову в его сторону.
Руслан остановился около стойки дежурного. Я предчувствовала, что они вот-вот повздорят, хотя не догадывалась из-за чего.
— Что происходит? Почему моего потерпевшего уведомляют о ходе расследования, БЕЗ моего разрешения?
Дежурный сержант, армянского происхождения, пожал плечами.
— Ну ведь “гав-ри-ка” поймали... - изъяснился на еле чистом русском.
Руслан хлопнул ладонью. Его ярость выдавали сдвинутые брови и сморщенный лоб:
— Короче, слушай сюда… Сейчас метнешься и “гаврика” отпустишь. Зайцеву доложишь, что обознались… Попутали!!!
— Так азиатская посудина при нем была…
— Ты! — палец Бурова уперся в стоящего у стенки дежурного. — По-русски понимаешь? От-пус-тить! По-пу-та-ли!
— Да, товарищ майор! Извините, товарищ майор!
— Извините в стакане не булькает, — взгляд и голос Бурова смягчились.
Дальше разыгрывать из себя невидимку было бессмысленно. Он ушел. А я с удовлетворением подумала, что ничто на земле не проходит бесследно…
Особенно если есть хороший диктофон.
И диктофон у меня имелся…