Бывший. На выданье

глава 21

РУСЛАН

Блин! Блин и блин!! Более суматошной ночи я не помнил за всю свою жизнь. Было холодно и страшно, от напряжения мышцы сводило судорогой. Машина оказалась безнадежна, и лучше ее было больше не мучить.

Богдана уже начинала дрожать от холода. Вспомнил про телефон. Тот не отвечал на нажатия моего пальца, который продолжал тщетные попытки его разбудить. Тяжело вздохнув, смирился, что в нем разрядилась батарея, и он автоматически выключился. И для того, чтобы вернуть ему пригодность к использованию по назначению, требовалось, хотя бы минут десять в компании зарядного устройства.

— Вот черт! — не удержался я от ругательства.

Закрыл глаза и положил голову на руль. В данном ключе ситуация складывалась весьма неблагоприятная. Холод лип к телу. О том, что утренний бутерброд давно забыт желудком, даже говорить не стоило.

— Мы тут замерзнем… — Богдана тихо-тихо начала всхлипывать, чем вконец вывела меня из равновесия.

Холодный комок прокатился по горлу.

— Да ладно тебе! — прошептал тревожно. — Нашла о чем волноваться, — стараясь казаться бодрым, успокаивал я ее. — Я попадал в положения и похуже.

Успокаивать я никогда не умел, я в этом смысле полный профан.

— Мама… Папа… — видимо, она еще держалась, но тут совсем расклеилась. Словно абсцесс, который долго созревал, теперь вскрылся — и эмоции выплескивались ей на щеки. — Я всегда звонила им, чтобы поздравить с Новым гооооодом! А еще, я разбила камеру, которую они подарили мне в прошлом годуууу… уууу… — она плакала, уткнувшись в ладони.

Я видел ее узкие запястья, острые колени, и ощущал, что обида на ее лице вот-вот раздавит меня. Что менее болезненно — видеть слезы Колокольниковой, выброситься с эстакады или вырулить на встречную полосу перед грузовиком? Хм...

— Эм… мне жаль, — начал тереть лоб с таким усилием, словно хотел содрать с себя кожу. — Невероятно жаль. Извини! Я…

Не успел толком ничего объяснить, потому что выражение растерянности и горя на ее лице в секунду сменились яростью.

— Тебе жаль? Да, как ты смеешь? Это все из-за тебя! — со злостью прошипела она.

У нее дрожал голос. Своими маленькими кулаками, она начала бить меня в плечо.

— Я не принимаю твоих извинений! Слышишь? Я никогда не прощу тебя… Ни за прошлое! Ни за настоящее! — слова теснились у нее в горле, пока она боролась с потоком слез. — Убирайся, Щенков! Я не хочу тебя видеть! Исчезни уже! Давай! Прочь! Иди! — она не могла проглотить всех слез, икала, шмыгала носом. — Зачем явился? Кто тебя звал?

Слыша ее слова, начинал сомневаться, правильно ли я поступил, явившись сюда. Но мне это было очень нужно — я не смог бы жить с мыслью, что с ней случилось плохое… из-за меня.

Подвывая, как раненое животное, она утерла влажный нос рукавом моей куртки.

— А знаешь, я сама уйду… Лучше в сугробе замерзнуть, чем с тобой.

Дверь машины резко открылась, пронзив ночную тишину странным звуком, отдаленно напоминающим звук обрывающихся в экстазе струн.

— Куда? Постой! Совсем что ли?

Пылая праведным гневом, Колокольникова неловко вывалилась в белую мутную пелену и побежала, раскачиваясь на бегу, как гусеница, вставшая на задние ножки.

— Твою ж…! — открыв дребезжащую дверцу, я тоже оказался на воле. И тут же почувствовал, что оглох и ослеп, цепкие холодные лапы метели больно сжали мое лицо. Порыв ветра едва не сбивал с ног. Злость помогла собраться с силами, одолеть лихорадочный озноб, и сделать первый шаг. Не чувствуя ничего, кроме пронизывающего холода, я стал догонять. В душе вновь возникло знакомое чувство борьбы. Много лет я за ней не бегал… Видимо настало время растревожить старые чувства.

Ледяной зимний воздух обжигал горло, порывы ветра били в лицо так, что она жмурилась, чувствуя, как на ресницах замерзают слезы. Падая в снег, Колокольникова с невероятным упорством вставала и бежала дальше. Выбирая между мной и снежными дебрями, всхлипывая и дыша, как загнанная косуля, она выбрала второе.

Но... преимущество явно было за мной. Перед тем, как мы оба повалились на землю, я распахнул руки в стороны, чтобы заключить ее в объятия. При падении затеял возню и, оказался сверху. Воспользовавшись ситуацией, придавил ее, обхватив коленями бедра, а руки взял в классический захват над головой. Вообще это была ужасно занимательная игра, в жизни так не развлекался! Мы оба знали, что так будет…

— Пусти! — эта стрекоза зарычала и дернула головой, больно ударяя меня в подбородок, заставляя ослабить захват. В ответ на эти действия, я лишь сильней прижал ее. — Почему вцепился в меня словно клещ? Мм? — каштановые волосы выбились из-под капюшона, залепили глаза и рот.

Сердце стучало как будто в ушах, руки и ноги дрожали у обоих.

— Что ты надумала чудить? — спросил я, хмурясь темными бровями.

— Как же ты меня бесишь, Щенков! — она пыталась выкрутиться из захвата.

— Ты меня тоже! И что? — перехватил поудобнее и чуть сильнее сжал запястья, удерживая ее.

— От такого как ты, я немного большего ожидала, — разочарованно молвила она, поднимая на меня свои светящиеся глаза.

— Например? — удивился.

— Например, что ты бросишь меня подыхать тут…

Некоторое время я молчал, рассматривая ее сверху, а потом тихо произнес:

— Если я когда-то вздумаю тебя бросить, задуши меня собственными руками!

— Ха! Зачем же поступаться жизненными принципами “оборотня в погонах”, ради какой-то там…

Все случилось быстро и сумбурно. Я сжал ее лицо большими еле теплыми ладонями и накинулся на ее губы. Надо ли упоминать, что я хотел этого с первого дня нашего знакомства? Богдана была моим наваждением. Стройная, гибкая, хрупкая, нежная, при этом вовсе не ребенок. В ней был нерв, была некая сумасшедшинка, что-то неуловимо соблазнительное для меня.

Я начал целовать то верхнюю, то нижнюю губу, слегка покусывая. Секунды, самые долгие секунды за всю мою жизнь, она ничего не делала, а затем ответила на поцелуй. Мой язык с напором раздвинул ее губы и стал брать все, на что натыкался, проталкиваясь глубже, заставляя ее сопротивляться и отталкивать своим языком. Чем мы дышали? Бес его знает, чем. Воздуха не хватало...