Цари-жрецы

30

Хети очень удивился неожиданному появлению Аснат. Конечно же, он был весьма рад увидеть свою любимую супругу, которая, как всегда, прибыла в самый критический момент. И все же… Ведь царь отправил гонца в Мегиддо всего несколько дней назад! Аснат ответила на его вопрос с чарующей улыбкой:

— Мой Хети, теперь я понимаю, что ты пока еще плохо знаешь свою супругу. Разве могла я сидеть и ждать, когда отец позволит мне приехать к тебе? Я себе удивляюсь: как смогла я так долго сдерживать себя, подчиняясь воле моего дорогого отца? Прошло всего десять дней с момента твоего отъезда, а я уже безумно соскучилась. Еще несколько дней — и я потеряла терпение, сама запрягла лошадей в колесницу и отправилась в путь. Одна, без сопровождения, не предупредив даже командира моих гвардейцев, который, несомненно, запретил бы мне покидать дворец без позволения моего отца. В Газе я столкнулась с гонцом, которого послал отец. В мигдолах, которые приказал соорудить вдоль дороги мой заботливый отец, я находила пристанище на ночь, путь к тебе оказался совершенно безопасным. И вот, прибыв в этот город, явившись во дворец, я увидела, что его обитатели в смятении, а Ява кричал, что подлые предатели, жители этого города, пытаются убить наследника трона. Как ты понимаешь, я сейчас же повернула лошадей и последовала за ним.

Ява, в свою очередь, признался Хети, что, увидев своего господина на пороге дворца — одного, без свиты, последовал за ним и дошел до самой двери дома Сахатора. Ява опасался за жизнь Хети, и не без оснований! Увидев, что перед домом начинает собираться толпа, он бросился во дворец за подкреплением, за что Хети теперь был ему очень благодарен.

Как того требовал Хети, на следующее утро участники нападения на Сахатора и Хети, по крайней мере те, кого удалось арестовать, предстали перед судом. Каждый смог произнести речь в свою защиту, и суть сказанного сводилась к одному: им сообщили, что в том доме лазутчик, враг гиксосов, а зачинщиком был тот самый человек, которого Хети убил саблей.

— Никто из вас не имеет права вершить правосудие в этом городе, — объявил Хети, выслушав каждого. — Кончилось время, когда вы сами решали, кого не трогать, а кого — убить. Отныне в этом номе существует власть и охрана, и они заставят вас уважать закон и права каждого жителя. Ваш господин, царь, а мой отец, перед всеми жителями города сказал, что теперь все вы — его подданные, а мы не делаем различий между ааму и египтянами. Каждый имеет право поклоняться своим богам и носить традиционную для его народа одежду. А тот, кто осмелится напасть на улице на человека только потому, что тот одет по-другому, или из иных подобных соображений, понесет суровое наказание. На этот раз вы легко отделаетесь — каждый заплатит штраф в размере стоимости одного осла и двух барашков… Освободите этих людей и запишите их имена, чтобы они не забыли о том, что обязаны заплатить штраф.

Когда зал опустел, один из арестованных вчера ааму тайком вернулся и обратился к Хети:

— Господин, если я скажу тебе, кто нас подговорил убить тебя, — а ведь мы не знали, кто ты на самом деле, — ты освободишь меня от обязанности платить штраф?

— Я не просил тебя об этом, потому что не люблю предателей.

— А разве не стоило бы тебе из соображений безопасности узнать, о ком я говорю? Я уверен, что тот человек знал, кто ты такой. Это доказывает, что он желал твоей смерти, значит, будет пытаться снова и снова причинить тебе вред. Теперь, когда я знаю, что человек, на которого нам указали со словами: «Это предатель, лазутчик!», оказался мужем царевны, приемным сыном нашего царя, я считаю своим долгом открыть правду о том, кто, спрятавшись в тени, послал людей рисковать жизнями ради свершения своей мести.

Хети подумал, что ааму прав, и, возможно, сама Маат внушила ему эти речи, поэтому решил выслушать его до конца.

— Я тебя слушаю, — сказал он просто.

— Ты знаком с этим человеком. Нам сказали, что ты убил его сына.

— Ты говоришь о Зерахе?

— Господин, я не произносил имен.

— Можешь идти, я освобождаю тебя от штрафа. Очевидно, когда ты напал на меня, ты не знал, кто я, и я верю, что ты считал меня лазутчиком, посланным Дидумэсом.

Когда ааму ушел, Хети долгое время размышлял над услышанным. До сегодняшнего дня люди, следившие за домом Зераха, ни разу не принесли вестей о том, что служанка ходила куда-либо, кроме городской площади, где она покупала продукты. Сам Зерах ни разу не выходил из дома. Поэтому Хети решил, что Ханун с семьей и Амени, его сыном, спрятались в месте, где есть все необходимое для жизни, и это место, скорее всего, находится на большом расстоянии от Авариса. Сначала он хотел приказать Зераху явиться во дворец, с тем чтобы, приведя все возможные доводы, заставить его признаться, где находится Амени. В распоряжении Хети было множество способов добиться своей цели: отобрать имущество у Зераха, бросить его в темницу или даже запереть в одной комнате со змеей, укус которой не смертелен, но причиняет ужасные страдания, и в результате укушенный лишается конечности. Однако все эти способы Хети считал отвратительными, они противоречили моральным принципам, которые привил ему учитель Мерсебек.

В конце концов он принял решение снова навестить Зераха в его собственном доме. Он пошел на эту встречу один, вооружившись своей железной саблей, — это оружие было ему особенно дорого, он сам ухаживал за ним, сам точил лезвие — так, как научил его кузнец хиттит.

Служанка Мака — единственная, кого Зерах оставил при себе, — открыла ему и, не задавая вопросов, не пытаясь заговаривать ему зубы, подчинилась приказу отвести его к своему хозяину.

— Чему я обязан визитом моего зятя и врага? — спросил у него Зерах.

Он сидел на пышных подушках в саду, там, где раньше уже принимал Хети.

Хети не успел вымолвить ни слова, когда Зерах снова заговорил:

— Прошу тебя, сядь на подушки… Мака принесет тебе чего-нибудь выпить, на твой вкус.

— Зерах, я восхищаюсь твоим хладнокровием и твоей дерзостью. Однако я пришел сюда не для того, чтобы соревноваться с тобой в вежливости. Я знаю, что это ты натравил на меня толпу в тот час, когда я был в гостях у моего старого друга-египтянина.

— Я это признаю, и считаю, что поступил правильно. Да, ты мой зять, но ты и мой заклятый враг… И ты мечтаешь о том, чтобы вонзить мне в грудь саблю, которая висит у тебя за спиной.

— Да, так оно и есть. Но знай, что теперь мои товарищи и охранники не спустят с тебя глаз. И если со мной случится беда, ты ненамного переживешь меня.

— Признаюсь, этого я не знал. Что ж, теперь мне придется вести себя осмотрительнее. Например, рассказать тебе кое-что, чего ты знать не можешь.

— Что же? Что ты хочешь мне рассказать?

— Сам я ни за что бы не узнал, что ты отправился в гости к этому Сахатору. Ко мне пришел один человек, похоже, из твоего дворца, и посоветовал мне поднять против тебя людей. Думаю, исходит это от кого-то из твоих приближенных, быть может, за тобой установлена слежка. Иначе как бы он узнал, куда именно ты направился?

— Я знаю, что у меня есть враги. И это понятно, ведь самый могущественный царь на земле избрал меня своим зятем и сделал наследником своего трона.

— Если бы я знал имя этого человека, я назвал бы тебе его. Однако выходит, что он знает о нашей с тобой… ссоре. Иначе он не пришел бы в мой дом. Сдается мне, он навел о тебе справки, а значит, и обо мне. Он знает о тебе все.

— Зерах, клянусь, твои речи меня удивляют. Почему ты, человек, желающий мне смерти, рассказываешь мне все это?

— Быть может, потому, что я, в конце концов, не уверен, что тебе следует умереть. Хочу я того, или нет, но ты мой зять, супруг моей дорогой дочери Исет, даже если недавно ты женился на другой.

— Почему ты говоришь это? Я больше не твой зять. Исет умерла, и убил ее твой старший сын. Да простит его Озирис, потому что я отомстил ему, как того требовала птица-душа моей Исет.

— Хети, наконец пришел день, когда ты должен узнать — птица-душа Исет, как ты говоришь, не могла требовать отмщения. Потому что она все еще живет в ее теле. Поэтому-то я и говорю, что ты все еще мой зять.

— Я не понимаю тебя!

— Однако я ясно выражаюсь.

— Ясно то, что служанка Исет видела, как твой сын убил мою жену ударом кинжала, но тела мы не нашли, только следы крови. Сейчас, когда мы разговариваем один на один, можешь ли ты сказать мне, что этот предатель Мермеша сделал с ее телом? Служанка сказала, что он забрал его с собой.

— Твоя служанка, обезумев от ужаса, увидела то, чего не было. Разгневанный Нахаш не смог ударить Исет ножом. Она отпрыгнула назад и увернулась от удара, но споткнулась и упала на землю, ударившись затылком. Кровь на землю вытекла из раны у нее на голове.

— Правду ли ты говоришь?

— Только правду — Исет не умерла. Она жива.

Хети вскочил, пораженный этим известием.

— Сядь и успокойся, — сказал ему Зерах. — Вот вино, выпей, это поможет тебе прийти в себя.

Хети послушно взял кубок и залпом выпил содержимое.

— Где же она?

— Я не знаю. Мы привели ее сюда, в этот дом, где нам пришлось осознать ужасную правду — враждебно настроенное божество украло у Исет память и речь. Мы наилучшим образом заботились о ней, я позвал лучших лекарей, каких только мог найти, но ни то ни другое к ней не вернулось. А когда мужчина, которого я выбрал ей в мужья, попытался к ней приблизиться, она стала кричать, не выговаривая слов, как раненое животное, и попыталась его поцарапать. Я не знал, что мне с ней делать. Однако Мермеша, казалось, был все так же влюблен в нее. Он пообещал, что, если я отдам ее ему, он найдет способ вернуть ей память и речь. Поэтому я так и поступил.

— Он забрал ее с собой?

— Да. Но он вернулся к нам через месяц. Прошло как раз три или четыре дня с момента твоего возвращения в Аварис, после того как ты убил этого гиппопотама Ренсенеба — подлеца, которого я презирал. Конечно, я сделал вид, что разгневан, но на самом деле этим поступком ты доставил мне огромное удовольствие. Теперь я мог воспользоваться его отсутствием, чтобы установить в городе свои порядки.

— А я теперь с огромным удовольствием упраздню эти порядки…

— Я и это знаю. Теперь эти людишки снова утонут в пороке, предадутся разврату, ведь теперь им нечего бояться!

— Держи свои глупые измышления при себе! И скажи мне, о чем рассказал тебе этот шакал Мермеша.

— Он сказал, что продал ее исмаилитам, которые шли в Ханаан. Они намеревались продать ее на тамошнем рынке, но не знаю, в каком городе…

— А я знаю — на рынке Иерихона.

Теперь Хети не сомневался, что ты немая танцовщица в Содоме, Вати, была его Исет. Он не ошибся, — это была она!

Сраженный этим открытием, он позабыл, что пришел в дом к Зераху, чтобы заставить того признаться, где он прячет его сына. Хети встал и, не проронив больше ни слова, вышел, покачиваясь, как пьяный.