Целительница из Костиндора

Глава 13.

ГЛАВА 13

Шерон ждал меня у крыльца. Я поняла, что это именно он, а не Даламар, благодаря какому-то внутреннему чутью. Может, с приходом Безликих в деревню во мне проснулась способность к провидению? А может, демоны должны друг друга чувствовать и узнавать под теми черными одеяниями?

– Лорд пошевелился, – сказал Шерон, завидев меня.

– Ну конечно, он ведь живой, – пожала я плечами. – Глаза открыл?

– Только дернул рукой и позвал кого-то, но имени мы не расслышали.

Я вошла в дом, Шерон следом.

– Не закрывай, – попросила я его, когда увидела, что демон прикладывает дверь к проему. – И было бы неплохо ее починить. Вам все равно заняться нечем, так что… Инструменты в кладовой в ящике.

Пока ошарашенные Безликие искали слова для ответа, я присела на топчан. Лорд хмурился во сне. Не в бессознательном состоянии, уже хорошо.

«Не смотри ему в глаза», – зазвучал в голове голос Шерона.

Он прав. Если я до сих пор не почувствовала привязки души, значит, с этим демоном мы взглядами не пересекались, и рисковать лишний раз незачем.

Я отыскала последнюю целую простыню. Серую, в мелкий синий цветочек. Оторвала от нее полоску и завязала на голове лорда так, чтобы она надежно прикрывала его глаза. Даже если Риддл очнется и сорвет повязку, я успею отвернуться.

Безликие молча наблюдали за мной. Я уже смирилась с их постоянным присутствием, но хотелось хотя бы ненадолго остаться в собственном доме одной.

– Кладовая вон там. – Я указала на дверь, что была справа от выхода. – Молоток и гвозди в ящике. Дверь сорвана с петель, но они не повреждены, так что вам нужно только приладить петли к полотну.

«А мне пора возвращать вашего повелителя», – добавила я мысленно.

Он пришел в сознание, но организм не позволяет проснуться – восстанавливается. Я беззастенчиво сняла все повязки и осмотрела тело. Ни следа от мелких царапин. Синяки пожелтели и почти исчезли, фиолетовые остались только на лице: их я не мазала. Прокол на бедре подзатянулся, да и порезы выглядели неплохо.

А вот раны на груди, которые, по моему предположению, были нанесены цепью с зубцами, все еще кровоточили. Мазь не помогла, хотя подснежники из-за Туманной завесы лечат все. Они не возвращают к жизни разве что мертвецов.

– Чем же она тебя так?.. – прошептала я задумчиво.

Отложила пропитавшуюся кровью повязку. Провела по рваным краям ран кончиками пальцев, обращаясь к ведьмовской силе. Прислушалась к внутренним ощущениям, закрыла глаза и сосредоточилась.

Легкое дуновение ветерка через дверной проем принесло с собой запах болотной тины.

С закрытыми глазами я повернула голову в сторону проема: природа общается со мной и готова ответить на вопрос, но ответ я должна расшифровать.

Запах тины, талого снега и дождя вызвал во мне умиротворение.

Следом за этим в лицо дохнуло колючим холодом.

Кончики пальцев закололо. Я вела ими по краю раны, скользила по мокрой от крови коже.

Зашелестели листьями деревья. Слух уловил непрерывный стрекот кузнечиков.

И Безликие не шевелились, видя, что я замерла…

Через пальцы в мое тело просочилось что-то жгучее. Я стиснула зубы, но руку от груди лорда не убрала. Боль оказалась терпимой.

Огонь тянется к груди… Сдавливает ребра, не позволяя вдохнуть…

А звуки природы становятся все громче и громче, и вот уже кузнечики стрекочут так, словно сидят у меня на плечах.

Запахи все ярче, тяжелее. Свербит в носу.

Лорд Риддл задышал прерывисто, с его губ сорвался стон…

Черное и вязкое нечто растеклось по моим венам, и кости заломило так, как если бы я промерзла.

Я распахнула глаза и отдернула руку от раны.

Сердце колотилось чуть быстрее обычного, но все неприятные ощущения мигом схлынули.

Я не испытывала ничего подобного ни разу за все годы, пока бабушка учила меня целительству. Поняла только, что лорд Риддл истощен, но вовсе не из-за кровопотери, голода и боли.

– Говорите, старуха накачала его черным колдовством? – Мой голос прозвучал хрипло, и я откашлялась.

Шерон поставил ящик с инструментами у порога, громыхнув им.

– Почувствовала его? – спросил Шерон. – Будь лорд искалечен простым оружием, мы бы не принесли его к тебе. Обычные повреждения ведьмовской магии не требуют, мы лечим их сами.

Я нахмурилась, размышляя. Бабуля не говорила мне, что делать в подобных случаях, а сама я не догадаюсь. Разве что снова просить помощи у природы… Но что-то мне подсказывало, что одним ведьмовством здесь не обойтись.

– Ведьмы ведь есть и за завесой? Моя мама, например. Она дочь ведьмы и демона, то есть такая же, как я. Разве нет? Почему вы не отнесете своего лорда к ней?

– Потому что мы не можем пронести его через завесу, пока он в таком состоянии.

Шерон замолчал, повертел в руках молоток. Даламар держал дверь, прислонив ее к косяку так, чтобы Шерону было удобно прибивать петли.

– Ты говорила, что поможешь, – негромко произнес Даламар.

Что-то проскользнуло в его голосе: то ли разочарование, то ли… радость?

Я не решилась напоминать демонам, что я не обещала вылечить лорда во что бы то ни стало. Только предположила, что смогу.

Вернулась взглядом к ранам на груди: спустя столько времени они все еще будто свежие.

Шерон объяснил мне различия в магии ведьм и демонов и также рассказал, что болотная старуха использует обе силы одновременно. Тем не менее в моей голове не могло уложиться все это и, возможно, поэтому я не соображала, как спасти лорда.

Во мне кровь демонов, магия демонов. В то же время кровь и магия ведьм.

Что, если для лечения лорда Риддла я должна объединить обе силы?

Страшная догадка поразила меня. Я повернулась к Безликим и какое-то время наблюдала за тем, как неумело они прибивают петли. Впрочем, вскоре дверь открывалась и закрывалась, как положено, а Даламар вернулся на свою скамейку, с которой, как мне кажется, предпочитал не вставать.

– Вы не можете отнести своего повелителя за завесу, но привести оттуда кого-нибудь из ведьм-полукровок ведь получится?

– Она не хочет заниматься его здоровьем, – нервно бросил Даламар, повернув голову к Шерону. – Мы должны уйти.

– Нет! – встревоженно воскликнула я.

Если они уйдут, я уже никогда не добьюсь от лорда разрешения на перемещение за завесу. А оставаться в деревне – смерти подобно.

– Я вылечу его, вылечу! Но нужно время.

– Мы спешим… – начал было Даламар.

– Время у нас есть, – перебил его Шерон.

Я заломила руки, роясь в мыслях. Все, чему бабушка меня учила, никак не поможет! И в этом самая большая проблема. Отвары, настойки, мази и примочки снимут воспаление, уберут синяки. Набор свечей, камней, рун и сила заклинаний способны на многое, даже вырвать человека или демона из лап смерти.

Но не тех, кого истязали тьмой.

Ни одна эта вещь не справится с черным колдовством. Его нужно вытянуть из крови лорда. Только нечем. Или я просто не знаю, как это делается.

Говорить о своем бессилии Безликим я не стану. Даламар как-то слишком уж явно торопится покинуть Костиндор, и, если бы я не знала, как близки они были с лордом, то решила бы, что Даламару плевать на его состояние. Может быть, он даже надеется, что Риддл вовсе не очнется.

Ночь сменила день, а я никак не могла перестать думать о повелителе из-за завесы. Оставлю его умирать – придется как-то выживать в деревне. Может, на костер меня уже и не поволокут, но и спокойствия не дадут. Сейчас деревенские заняты восстановлением своих жилищ, но вот-вот они поймут, из-за кого пришли Безликие, а потом вспомнят, что я одна из демонов.

По всему выходило, что лорд Риддл необходим мне в твердой памяти и чистом сознании.

Я тепло оделась и покинула дом через окно в спальне. Не желала попадаться Безликим на глаза и объяснять, куда и зачем иду. Я и самой себе-то в этом признаваться не хотела…

Старуха бродила по лесу недалеко от деревни. Я чувствовала ее присутствие и успокаивала себя тем, что она не сумеет найти выхода. Ведьмы и демоны спутали дороги, наложили на них печати, защитили Костиндор как могли.

Я слышала свое дыхание в царившей здесь тишине. Ступала осторожно, чтобы не споткнуться и не нашуметь. Когда на моем пути появлялись звуки – шелест листьев или свист ветра, – я поворачивала в ту сторону, где природа была замершей.

Сквозь кроны деревьев сияли крупные звезды. Время от времени я останавливалась, чтобы полюбоваться ими, а потом продолжала поиски.

Я не пряталась, не осторожничала. Я целенаправленно искала колдунью. Только она может помочь с лордом, как бы глупо это ни звучало, ну а мне есть что дать ей взамен.

Влажный мох скрадывал мои шаги. Я двигалась так медленно, что, казалось, не отыщу колдунью и до утра. Но и шуметь я не собиралась, чтобы она не застала меня врасплох.

Я пролезла под поваленным сухим деревом, зацепилась платком за острый сук и некоторое время потратила на то, чтобы освободиться. Чуть дальше на моем пути возник неглубокий овраг, и, если бы его не выхватил из темноты мягкий лунный свет, лежать бы мне на дне.

Лес – не место для ночных прогулок. Даже если ты знаешь его лучше, чем родной дом. Даже если ты ведьма в черт знает каком поколении и природа общается с тобой. Лес огромный и живой, со своими правилами и устоями, и зайти на его территорию – значит следовать им.

– Я не наврежу, – шепнула я в никуда, и ближайшее дерево отозвалось тихим шелестом ветвей, словно понимающе.

Довольно долго я брела по тропам, прячущимся в высокой траве. Несколько раз оступалась и попадала в трясину, а грязь недовольно чавкала в ответ.

Здесь слышны звуки, получается, я снова свернула не туда.

Я устала, промокла, и от холода меня начало потрясывать. Остановилась у дуба с необъятным стволом и задумчиво осмотрелась: ветви черными щупальцами тянутся к земле, расплескавшееся болото сверкает в лунном свете, а чуть дальше, на холме, встрепенулся и бросился в кусты тощий волк. Встречаться с голодным зверем во время его охоты желания не было, и я решила, что дальше не пойду.

Старуха может быть где угодно. Я шла исключительно там, где она заставила природу замереть, но потерялась. Так что теперь оставался только один выход – призвать ее. Благо я знаю, как это делается: любое создание дьявола приходит на запах крови.

Я присела и нашарила рукой сухую ветку, тупую с одного края, острую – с другого. Острым концом дотронулась до запястья и зажмурилась. Будет больно, даже очень. Но на моем теле столько ссадин и царапин, что маленький прокол я легко переживу.

Тяжелее всего было решиться навредить самой себе. Я вспомнила Верку: как она кривила обветренные тонкие губы, глядя на меня. Как отшатывалась словно от прокаженной, стоило мне приблизиться.

Кузьму – человека, которому я помогла избавиться от срамной хвори, а в ответ он бросил меня на съедение бабам, будто кусок мяса голодной собачьей своре.

Лукерью, родную тетку, которая со скандалом ушла из семьи, чтобы я не позорила ее своим происхождением.

Я подумала, как буду жить с ними в одной деревне, пересекаться на мельнице или у родника. После всего, что они со мной сделали…

С силой нажала острым краем ветки на кожу и застонала от резкой боли.

– Все, все, – успокаивала я себя шепотом. – Готово.

Ветку отбросила в сторону. Вжалась спиной в шершавый ствол и стала прислушиваться.

Звуки исчезали постепенно. Прекратила булькать трясина. Замолчали совы. Пыхтение ежиного семейства, раздававшееся до этого совсем рядом, затихло.

Воздух сделался вязким и тяжелым, похожим на застывший свиной бульон.

Идет.

Неспешно.

Хрустнула ветка слева от меня. Я повернулась в ту сторону лицом, чтобы не оказаться к Хари боком, когда она появится из темноты.

Гортанный хрип. Клекот. Вздох.

Зловоние коснулось моего носа, и я задержала дыхание, почувствовав подступившую к горлу тошноту.

Темная расплывчатая фигура вышла из-за кустарника и остановилась. Колдунья гнулась к земле, одной рукой держась за кривую палку, другой – за спину.

Я не знала, с чего начать разговор, и ждала, что Хари сделает это сама.

Она двинулась в мою сторону, и под ее ногой снова хрустнула ветка. Значит, звуки, что издает сама колдунья, не вязнут в густом воздухе.

Зловоние становилось все сильнее, но я больше не могла задерживать дыхание и дышала ртом.

– Пришла. – Скрипящий, как заржавевшие петли, голос прозвучал сразу отовсюду. – Сдаваться?

– Н-нет, – заикаясь, выпалила я. Старуха была уже на расстоянии вытянутой руки. – Я пришла заключить сделку.

– Сделку? – повторила она, подавшись ко мне. С шумом втянула носом воздух, и пусть я не видела ее лица, скрытого под капюшоном форменной накидки Безликих, но слышала ее голос. – Ты пахнешь страхом. Болью. Надеждой. Пришла ко мне от отчаяния?

– Да.

Хари, кряхтя, неторопливо выпрямилась. Рука, что до этого держалась за спину, потянулась к моему лицу, но вдруг резко сжалась в кулак.

Я и вдохнуть не успела, а невесть откуда взявшаяся сухая лоза опутала меня и ствол дерева, прижимая нас друг к другу. Я зашипела, стараясь глотнуть хоть каплю ночной прохлады, но куда там!

– Условия сделки предлагаю я и только я. – Старуха приблизила свое лицо к моему, и даже так я не видела его – только черную-черную дымку. – Ты… не знаешь… зачем… – Говорить я не могла: лоза давила, впивалась в кожу через толстую ткань кафтана. – Ослабь…

Лоза замерла на миг и с тихим шорохом рассыпалась в труху. Я упала на колени в сырой мох, глотнула воздуха. Легкие горели.

– Я знаю, зачем ты здесь, – сказала колдунья. – Видела тебя в тот раз. Спасти хотела, да?

Я дышала глубоко и часто. Не поднимая головы, кивнула. С ней мне все равно не справиться, и думать нечего, остается только верить, что мы договоримся. В противном случае я отсюда уйти не смогу.

– У тебя не получилось, – продолжила Хари, – его освободил твой отец, а теперь Риддл умирает, медленно, но верно, и ты это понимаешь, и также понимаешь, что не способна ему помочь…

Я вскинулась. Все, что сказала старуха, сжалось до одной фразы: «Твой отец».

– Кто его освободил? – испуганно и немного истерично выкрикнула я.

– О, – промолвила она. – Не представился, да?

Превозмогая страх перед Хари, я, не отрывая взгляда от ее затянутого туманом лица, поднялась на ноги.

– Шерон? Даламар? Кто?!

– Дитя! – Старуха разразилась каркающим смехом. – Милое, милое дитя…

Я стиснула зубы, чтобы не закричать. Она будет изводить меня, пока я не лишусь терпения, после чего любое мое действие будет воспринято ею как угроза. Тогда уже ни о какой сделке и речи не будет.

Отец… Отец. Отец! Мой родной отец сейчас в моем доме, и находится в нем вот уже несколько дней.

Не представился. Не признался. Не сказал, что когда-то дал мне жизнь. Каждое утро он видел, как я умываюсь, заплетаю косу и наспех выпиваю чашку чаю и утоляю голод тем, что под руку попадется. Усталая, замученная, избитая. Я едва держалась, чтобы не бросить все и не утопиться в болоте, оставить людей с их проблемами и просто забыть эту жизнь как страшный сон. Держалась на призрачной надежде покинуть Костиндор, уйти за завесу, найти родных, со слезами упасть в их объятия и просить о толике внимания.

Я хотела встретиться с родителями. Хотя бы разок увидеть их.

А папа был со мной каждое утро, день и вечер. Не желал приятных снов, не спрашивал, как я себя чувствую, о чем думаю, мечтаю.

Он пришел за своим правителем и тем самым сделал для него больше, чем для меня за всю мою жизнь.

В глазах закипели слезы. Я шмыгнула носом и часто-часто заморгала, прогоняя их.

– Что ты предложишь мне взамен?

Голос Хари донесся до меня как сквозь вату.

– Человека, – ответила я неуверенно.

Теперь я уже не знала, зачем мне эта сделка. И хочу ли я спасать лорда? Может быть, души костиндорцев-то гораздо светлее демонских?

– Зачем мне человек? Они и так не опасаются в лес заходить. Лови не хочу.

– Больше не зайдут. Ты убила юношу, оставила у родника, чтобы показать свою силу. Тебя боятся.

– И правильно.

– Я осмотрела труп. Мельком, но этого достаточно. Эти проколы на животе… Такие же и у лорда Риддла на груди. Они не от цепи с зубцами, как я сначала думала. Ты пила их обоих, так ведь? – Я уставилась на туман под капюшоном. – Кровь нужна тебе для колдовства?

– Для жизни. Люди мне не нужны. Я держала Риддла на волоске от смерти, потому что поймать другого демона не удалось бы…

– Так ты не мстила ему за изгнание?

– Нет. Меня изгнал не он.

Я облизала пересохшие от волнения губы. Во мне горело желание скорее закончить с колдуньей и во весь опор бежать домой, чтобы выгнать оттуда отца. Ноги его больше на моем пороге не будет.

– То-то Безликие ничего не едят. Кровью питаются, – пробормотала я скорее самой себе.

– Живые – едят.

Я машинально отступила от колдуньи.

– Ты… – Я не знала, как и произнести-то это вслух. На голове зашевелились волосы от ужаса. – Господи… ты мертва!

Старуха закашлялась, рассмеявшись.

– Умерла в первую зиму. Замерзла под сосной. Морозы тогда стояли жуткие…

Я вцепилась ногтями в кору дерева, ногой нащупала ровную поверхность на земле справа от него и уже почти бросилась по тропинке вон из леса, но старуха меня остановила.

– И не пытайся. Тебе не уйти, пока я не выпущу.

– Ты знаешь, кто я, правда? Моя бабушка – твоя сестра, а я…

– Полукровка. Знаю. Я мертвая, а не сумасшедшая, и свою семью не трону.

– Мне нечего бояться?

– Возможно. Но ты пообещала плату, и без нее я тебя не отпущу. Мне нужна кровь демона, а взамен ты получишь знание, как вылечить лорда. Человека тоже приводи, коль не жалко – развлекусь.

– Приведу. – Я закивала быстро-быстро.

Отдать человека на растерзание болотной ведьме было моим главным желанием.

– Руку, – прохрипела Хари.

Я протянула ей дрожащую руку. Сквозь пелену слез смотрела, как наклоняется голова… Острые зубы впились в запястье. С каждой каплей крови из меня вытекала жизнь. Подкосились колени, и я осела на землю.

Монотонный стук множества молоточков в голове отдавался в груди режущей болью, и мир перед глазами уплыл в темноту.

Приходила я в себя постепенно. Сначала появились запахи: мох и ночные фиалки. Следом звуки: у лица копошились ежата. Только потом я открыла глаза и поняла, что нахожусь на том же самом месте.

– Хари? – позвала я сиплым голосом.

Приподнялась на локтях, и голову пронзило жуткой болью. Ненадолго замерла, привыкая к слабости в теле.

Вокруг ни души. Хари исчезла. На какой-то миг я решила, что наша с ней встреча мне почудилась, но поднесла запястье к глазам и увидела четыре крупных прокола с неровными рваными краями. Кровь запеклась.

– Обманула, – выдохнула я. – Напилась и ушла.

Зачем говорю сама с собой вслух, я не знала. Меня пугали звуки ночного леса, означающие, что старуха где-то далеко отсюда. На небе все те же крупные звезды и луна: получается, без сознания я пробыла недолго.

Кое-как поднялась на ноги, придерживаясь за ствол дуба. Стошнило. Выпрямившись, я несколько раз глубоко вдохнула чистый воздух. В мыслях царил хаос, а сердце сжималось от обиды на отца, на Хари, на весь этот проклятый мир. Слез я уже не замечала, не вытирала их, они лились по щекам, смывая грязь и налипшие частички травы.

Ладонью нашарила что-то на поясе: бутылек из стекла, привязанный веревочкой к пояску, был запечатан пробкой из опилок. Я недоуменно повертела его в руках: точно помню, что ничего подобного с собой не брала, и двинулась в сторону дома, даже не надеясь найти выход из леса до рассвета.

Когда небо из чернильного сделалось серым, а впереди в просвете между деревьев показался дом, я села во влажную от росы траву.

Опустошенная, усталая, равнодушная.

Рассеянно смотрела на дверь: выйдет ли кто-то из Безликих или они так и продолжают караулить своего правителя? Не едят, не пьют, не спят. Не любят своих детей…

У дома появилась размытая утренним туманом женская фигура. Я нахмурилась, сосредоточенно всматриваясь в ее движения – суетливые, неосторожные. Женщина то поворачивалась, чтобы уйти, то вновь бросалась к двери и прикладывала к шершавой деревянной поверхности ладонь.

За моей спиной ухнул филин, и я подпрыгнула от неожиданно громкого звука.

Собрав последние силы, встала и побрела к дому, крепко сжимая в руке пузырек с мутной жидкостью. Хари не обманула – дала что-то, что вернет лорда в сознание… или добьет. Выбора у меня нет, придется поверить старухе и выпоить Риддлу содержимое бутылочки.

По двору металась Верка. Одна коса растрепана, на второй расплелась ленточка. На лице смесь скорби и ужаса, под глазами залегли темные круги.

Я не собиралась с ней говорить. Сделала вид, что не заметила ее, и уже ступила на крыльцо, как Верка дернула меня за рукав.

– Пом… Помоги, а? – Ей самой было мерзко оттого, что она просит помощи у меня. Я видела это в ее глазах.

Я едва стояла на ногах от усталости и выслушать Верку решилась, только чтобы она поскорее убралась отсюда. Чтобы не ныла под окнами, не молотила кулаками в дверь. Сегодня я намереваюсь выспаться, чего вот уже долгое время сделать не получалось.

– Анка! – Невидящий Веркин взгляд сделался безумным. – Володька мой заболел. Ты ж… Я же… Я не для себя прошу – для ребенка. Детей ты ж никогда не бросала, Анка. Меня-то можешь ненавидеть, да и есть за что, но Володька…

Я вопросительно вскинула бровь. Володька заболел? Не умер?

– Что с ним? – уточнила я задумчиво.

– Угорел. – Цепкие Веркины пальцы сминали рукав моего кафтана. Голос ее звучал ровно, и мне лишь на миг послышалось в нем раздражение. – Сгорел дом-то наш, когда эти твои демоны пришли. А Володька чувств лишился, надышался, поди.

Руку я все же отняла, и Верка, не зная, куда деть пальцы, принялась теребить свою косу, растрепывая ее еще больше.

– Поможешь? – Серые глаза уставились на меня с мольбой. – Когда Гаврил Прасковьин дыму надышался, ты ведь отпоила его, а? Что надо-то, ты скажи, я мигом в лес сбегаю.

Я привалилась к двери спиной. Мысли путались, клонило в сон, но я заставила себя смотреть в Веркино лицо. Что-то с ней не так, но что – понять я не могла. Слишком спокойная она для той, у кого ребенок без сознания…

В далекую холодную зиму, в одну из тех, когда печи топятся беспрерывно, потому как на улице стоят трескучие морозы и вьюга заметает дома по самые крыши, Митяй и Прокоп притащили из леса Тимофея – мужа Агафьи. Охотником он был заядлым, и непогода его не пугала. Что ни день, так собирался он с утра пораньше и уходил в лес до глубокой ночи. Всю деревню мясом снабжал: с кем-то менялся на молоко да яйца, кому-то давал просто так, по дружбе.

Мужики приволокли его тогда мертвого. Много дней как мертвого. Замерз он в странной позе: одна нога прижата к груди, другая выставлена в сторону, а руки поднятые сжимают лук. Хороший лук, крепкий, привезенный самим Тимофеем аж из Весьегонска. Тимофей не раз рассказывал, как ему удалось добыть свой лук: в схватке, конечно же. С кем он дрался, я не знаю: никогда не дослушивала его россказни до конца.

Так вот, когда Митяй и Прокоп на санках привезли Тимофея в деревню, мы с бабушкой ходили к Агафье: с сердцем ей плохо было. Проверяли ее здоровье целую седмицу каждый день, а потом она внезапно выздоровела. Жизнерадостность к ней вернулась, а вот рассудок затуманился…

Точно такие же глаза, какие были у Агафьи, когда она ежевечерне сидела у окна и ждала своего погибшего мужа с охоты, сейчас я видела у Верки. Блестящие безумием.

И Матрене я верила больше: умер так умер.

– Вер. – Я мотнула головой, подбирая слова. – Даже если бы Володя был жив, я бы не стала вам помогать…

– Жив он! – воскликнула Верка и вдруг задрожала вся, затряслась. – Что ж вы его все хороните-то?! Живехонький он, сама сходи посмотри!

– Не похоронила, да?

– Кто живых хоронит?! С ума посходили и ты, и Прокоп!

– Вера! – прикрикнула я на разозлившуюся женщину, и она вся сжалась. – Умер Володька. Не выживают дети в горящих домах, пойми ты!

– Не хочешь помогать, так и скажи, – прошипела Верка. – Правильно Кузьма говорил: сдохнешь ты, и все беды нашу деревню оставят. Сдохни уж поскорее!

– Когда говорил? – усмехнулась я. – До того, как вы с ним уединились, или после?

Верка открыла рот, побледнела.

– Ты че это, Анка? – прошептала она. – Ты… Да ты…

– Знаю я, знаю. – Я скривилась от сожаления из-за того, что не могу сообщить ей, что Кузьма за мазью приходил. – Плевать я хотела на вас. Одного не пойму: кто заразу-то первый подцепил, а потом она Кузьме передалась – ты или Прокоп? Если ты, то с кем?

Верка выпрямилась, расправила плечи. Взгляд метался по двору, руки еще крепче вцепились в ленточку.

Я решила, что на этом наш разговор закончен, и только коснулась ручки двери, как Верка заревела.

– Прости ты меня, дуру грешную! Сын мой не виноват! Дай снадобья какого, а? Лукерья меня заставила в дом твой пробраться, сама же она все и повыбрасывала! Я ничего не трогала! Чего нарвать, скажи: ромашки, полыни, аль шишек набрать?

Я обессиленно улыбнулась ей. Не ободряюще, нет, а прощаясь. Жжение от обиды в груди еще не прошло, а вот голова казалась такой легкой-легкой… Ни о чем я больше не думала. Разве что об отце, да и то уже смирилась: не родные мы друг другу. Он так решил.

– На болото иди, набери клюквы, – сказала я дрогнувшим голосом.

Понимала бы, что делаю, сошла бы с ума от ужаса. Анка, которой я была совсем недавно, никогда бы не послала человека на верную смерть.

Верка закивала.

– Пойду, а сколько нужно?

– Сколько в подол поместится.

Я ушла в дом быстрее, чем она спросила еще хоть что-то. Проскочила мимо недвижимых Безликих к кухонному окну, лишь мельком подумав, что один из них мой родитель, и выглянула на улицу. Серый рассвет сменился первыми теплыми лучами солнца, а Верка в цветастом платье бодро шагала по тропинке в лес.

Она уже не вернется оттуда, так что стоило запомнить ее такой: отчаявшейся, но с разгорающийся надеждой в душе.