Хорошее настроение Мигеля, тем не менее, было всего лишь притворством. Когда он спустился в зал, его воротило от кучи пьяных тел и вони перегара. Незнакомые женщины и мужчины, до смерти упившиеся ромом, были его товарищами. На этих разнузданных гульбищах он чувствовал себя неловко, но и увильнуть от них не мог.
Мигель взял яблоко, прихватил бутылку и вышел на улицу. Он нашел тихое местечко у входа в порт, прислонился к стене, отгрыз кусок яблока и приложился к горлышку бутылки, сделав несколько торопливых глотков.
Океан был взбудоражен, как и его живот, как воспоминания, которые снова упрямо мучили его. Но вот где-то вдали появился слабый луч солнца.
Мигель стремительно достиг высот на пиратском поприще. С тех пор, как его обнаружили в море за несколько миль от Порт-Ройала привязанным к одному из канатов фрегата Бульяна, его жизнь повернулась на сто восемьдесят градусов. Мигеля подняли на палубу почти бездыханным, и только гораздо позже, очнувшись, он понял, что на борту «Миссионера» разгорелся спор о том, что делать с этим безбилетником.
Отметины Эдгара Колберта, оставшиеся на спине и кистях рук, ясно указывали французам, что об английском шпионе и речи быть не может. Шрамы спасли ему жизнь; благодаря им, Мигелю удалось избежать участи быть выброшенным обратно в море или быть повешенным на рее. Бульян согласился оставить его на борту, по крайней мере, пока он не очухается, а там будет видно, не отправить ли его прямиком на корм акулам.
Едва Мигель очнулся, его крепко схватили за руки и потащили в капитанскую рубку. Франсуа и Пьер стали расспрашивать его, и он не упустил случая выплеснуть злость и раздражение, которые сдерживал долгое время. Он без утайки рассказал о своем положении на острове, смерти Диего и чудесном побеге во время атаки.
— Посмотрим, умеешь ли ты делать что-нибудь еще помимо рубки тростника, — решил Бульян. — Мы потеряли несколько ребят, и твои мускулы нам пригодятся.
Порученная ему работа мало чем отличалась от той, что он выполнял до сих пор. Драить палубу, содержать в порядке такелаж, помогать коку — таковы были некоторые из его занятий, но где-то через месяц после того, как они покинули Порт-Ройал, Мигелю выпал шанс.
Два корабля пиратской флотилии из четырех были повреждены и ненадолго задержались в порту на ремонт, а два других на выходе из полосы тумана внезапно столкнулись с двумя английскими галеонами. Увидев неприятельские суда, и растерявшись от неожиданности, они даже не успели толком подготовиться. Вражеские залпы достигли цели, угодив в борт «Миссионера». Несколько моряков оказались ранены или убиты, а с палубы другого судна англичане уже забрасывали крючья, чтобы взять их на абордаж.
У Мигеля не было времени на долгие раздумья. Английские галеоны были хорошо ему известны — маневренные суда с низким гальюном и полубаком на единственной палубе. Экипаж галеона был открыт всем ветрам, поскольку фальшборта между ютом и полубаком не было;[2] вместо него, в большинстве случаев, натягивалась сетка, которую укрепляли досками и тюками, и которая легко разрывалась. Несмотря на это, на английских галеонах пушек было больше, чем на их средиземноморских собратьях. Они несли на себе 18- или 19-фунтовые, достаточно дальнобойные и скорострельные кулеврины.
Теперь Мигель был с Бульяном и его людьми, и никто не собирался спрашивать его, почему.
Будучи изгоем, он сделал единственное, что мог, чтобы попытаться спасти жизнь — походя убить нескольких солдат Его Королевского Величества. Он окинул взглядом корабельную артиллерию, выкрикивая команды и показывая, куда нужно идти канонирам. Мигель не знал, но то ли от страха, то ли видя его уверенность, пушкари прислушались к его приказам, и им удалось подбить вражеские суда. Затем, уже во время абордажа, Мигель разжился саблей одного из убитых и дрался локтем к локтю с Бульяном и Леду с такой отвагой, что, возможно, именно благодаря своей храбрости он нанес наибольший урон англичанам.
Он отражал удары нападавших, и одна сабля блестела в его правой руке, а другая на боку; он сражался с таким самозабвением, что даже не чувствовал боли от полученных ран. Им удалось захватить один из вражеских галеонов, а другой был охвачен огнем.
Позднее, когда остальные суда флотилии присоединились к ним, Бульян велел позвать Мигеля в свою каюту. Когда Мигель вошел, он застал там четырех капитанов и Леду, молча смотревших на него. Капитан «Миссионера» подошел к нему:
— Да, парень, по правде говоря, не хотел бы я быть дерущимся с тобой англичанином.
Мигель только что завоевал право стать полноправным членом экипажа. Ему вручили оружие, и он избавился от черной работы. Мигель продемонстрировал всем, что у него светлый ум и неоценимая отвага, когда речь шла об абордаже английских судов или нападении на порты, находящиеся под владением британской короны. Бульян, Леду и остальные три капитана советовались с ним, прежде чем начать какое-то дело.
Вскоре имя Мигеля зазвучало в тех местах, где они бросали якорь, но больше всего доставляло ему удовольствие то, что произносить его начали с определенным страхом.
Мигель поставил лишь одно условие — никогда не принимать лично участие в налетах на корабли, идущие под испанским флагом, но он также и не делал ничего, чтобы помешать другим брать их на абордаж. Время и беды привели Мигеля к заключению, к которому в свое время пришел и Франсуа: он ничего не должен королю, чьи прогнившие законы послужили причиной его бед и неудач, и, как следствие, способствовали смерти брата. Ему нужно было удостовериться в правильности своих мыслей, чтобы, наконец, осуществить свою месть, и он это сделал. С другой стороны, видеть, как тонут некоторые корабли и как расхищаются сокровища, украденные в Новом Свете, было возмещением за его потери и пищей для его ненависти. Он никогда не одобрял тот низменный способ, благодаря которому испанская корона богатела за счет аборигенов, так что с этой стороны его совесть была спокойна. Отнять богатство из их, нагруженных золотом, сундуков было ничем иным, как воровством у грабителя.
Мигель заставил себя прогнать воспоминания и взглянул на корабль, стоявший вдалеке. Испанца охватила гордость, когда он увидел его изящный контур, убранные паруса и гальюнную фигуру на носу корабля — деревянного черного ангела. Сейчас для Мигеля этот корабль был единственным, действительно представлявшим значение. Это был его корабль с тех пор, как умер где-то в Провиденсе, самом поганом месте Кариб, тот презренный тип, его прежний хозяин. Речь шла о трехмачтовом фрегате, построенном в Англии, носящем имя «Лопатка», легком, как ветер, и стройном и грациозном, как женщина. Изнутри капитанская каюта тоже была отделана со вкусом — полностью обшитая деревом, с прочной мебелью и изысканными восточными коврами, настоящая роскошь для морского человека. Мигель мало что изменил, разве что набрал экипаж на Мартинике, где решил обзавестись собственными хоромами, и уже начал строить будущий дом.
И, естественно, он сменил кораблю имя.
Теперь фрегат назывался «Черным Ангелом», и, плавая на нем, Мигель уничтожал англичан, мстя за смерть Диего и Карлоты. В этой части мира де Торрес становился известным. Он начинал наводить страх, и, возможно, его начинали ненавидеть.
Не отрывая взгляда от фрегата, Мигель подошел к краю причала и остановился. Он стоял, широко расставив ноги и скрестив руки на груди. В той же позе он обычно стоял на мостике фрегата в открытом море, управляя кораблем.
«Черный Ангел» исполнен гордости, — подумал Мигель. «Ангел» был воистину фрегатом с большой буквы, тем самым Князем Ада, что нападал на английские суда, чтобы отправить их в преисподнюю. Этот корабль пришелся Мигелю как нельзя кстати, и он обожал его. Вступив во владение фрегатом, Мигель поклялся, что это имя когда-нибудь станут проклинать, и он добился своего.
Чья-то рука легла на плечо Мигеля, и он быстро повернулся, мгновенно выхватив саблю из ножен и изготовившись к бою.
— Разрази тебя гром! — сердито взревел Пьер, живо отскочив назад и удерживая дистанцию между ним и испанцем. — Совсем спятил? Еще чуть-чуть и ты меня проткнешь насквозь!
— Прости. — Мигель вложил клинок обратно в ножны и снова устремил взгляд на корабль. — Больше не подкрадывайся ко мне так неслышно. В другой раз я и впрямь могу не успеть остановиться, и проткну тебя как маслину.
Пьера позабавило это предупреждение. Должно было пройти немало лет, чтобы молниеносная реакция этого чертова сына исчезла. Морской найденыш был проворен, и одинаково ловко обращался с саблей и пистолетом. Испанец был скор, как удар кнута, и опасен, как змея. С момента их знакомства никто не мог одолеть Мигеля в сабельном поединке. Нелегко было драться с ним и в кулачном бою, потому что этот чертов негодяй прыгал из стороны в сторону с такой скоростью, что приблизиться к нему было почти невозможно. В большинстве случаев, когда противнику удавалось стукнуть Мигеля, тот в ответ успевал нанести пару мощных ударов, оглушающих, как молот.
Увидев в первый раз, как дерется Мигель, Пьер расхохотался от удовольствия и сказал, что он похож на уличного акробата. Однако, как правило, в драках Мигель побеждал противника вчистую, не позволяя ему даже коснуться лица. Пьер даже попросил испанца научить его драться. Уроки Мигеля не пропали даром и принесли свои плоды. Теперь Пьер тоже мог похвастать своей ловкостью…
— Он прекрасен, как женщина, верно? — спросил Пьер Мигеля, восхищаясь силуэтом фрегата, в эти минуты купавшегося в слабых лучах восходящего солнца. Мигель посмотрел на него через плечо и улыбнулся.
— Прекраснее любой женщины, — кратко ответил он.
— Будь осторожнее, дружище, смотри, чтобы его у тебя не отняли, — заметил Пьер. — Этот красавец вызывает зависть, как и ты.
— Кто-то по-прежнему желает завладеть им? — пожал плечами Мигель.
— Депардье — самый горячий из его почитателей.
Услышав имя капитана «Дофина», Мигель насторожился.
— Депардье дурак, — с отвращением ответил он.
— Но дерется хорошо, и знает, как подговорить команду на бунт.
— Что ты имеешь в виду?
— А вот что… — Пьер потеребил мочку правого уха, в котором поблескивала серьга, давнишний подарок какой-то девчонки, и шагнул к Мигелю. — Я тут слышал краем уха… болтовню напившихся в таверне… Поговаривают, он предлагает кое-кому из твоих людей пять процентов от добычи с абордажа, само собой от доли, причитающейся капитану.
Порыв ветра швырнул волосы Мигеля ему в лицо, и тот быстрым движением откинул их назад. В его ухе блеснула серьга. Смуглое красивое лицо Мигеля медленно осветилось едва заметной дьявольской усмешкой, и он неожиданно расхохотался. Пьер не понял, что развеселило испанца, ведь он только что рассказал ему об определенной опасности. Ради всех дельфинов океана! Депардье пытался настроить экипаж Мигеля против него, подстрекал к мятежу, а он воспринял все, как шутку.
Мигель успокаивающе хлопнул Пьера по плечу. Между ними двумя установились прочные узы после того, как Мигель много раз спасал шею француза, и эти узы товарищества были обоюдны. Он знал, что Леду сделает все, чтобы помочь ему, даже рискуя жизнью.
— Не волнуйся, дружище, я это улажу.
— Само собой, и я ничуть не сомневаюсь в этом, но ты не думал убить его?
— Возможно, — загадочно ответил Мигель. — Похоже, у тебя навязчивая идея убрать его.
— Погань он, гнилье. Франсуа тоже не слишком доверяет Депардье, но говорит, что он ему нужен. Мерзавец в любой день предаст нас. Ты убьешь его? — снова спросил Пьер.
— Возможно, — повторил Мигель.