Черный Ангел

Глава 3

Маракайбо пострадал от набега голландских пиратов в 1614 и французских в 1664 годах.

Вклинившись между Гуахирой и Парагуаной и находясь на острие морского торгового пути, этот порт оказался стратегически важной территорией. Будучи жертвой многочисленных пиратских набегов, городишко подготовился к другим всевозможным атакам, впрочем, не слишком напористым. Были построены небольшие сторожевые башни и установлена очередность дежурства, хотя заступавшие на смену убивали время, больше пялясь на покачивающих бедрами портовых шлюх, нежели на море, представляющее собой возможную опасность. Единственной мало-мальски значимой защитой был Форт де ла Барра, расположенный у отмели, что собственно, и дало название сему бастиону. Форт возвышался над узким проливом и имел достаточно мощное вооружение, чтобы дать отпор незвано вторгшимся чужакам.

Через месяц намечалась свадьба Мигеля и Карлоты, и девушка закупала такое количество разного товара, что дон Альваро, в конце концов, стал протестовать против подобных трат. Однако Карлота то ласками, то лестью добилась-таки заветного разрешения, и дедушка, пусть и не очень охотно, но дал добро столь небывало грандиозному расточительству.

Мигель же был не согласен с подобным мотовством и заставил Карлоту вернуть обратно дюжину комплектов искусно вышитого столового белья из Испании, набор из шести лакированных столиков, привезенных из Китая, и четыре полных столовых сервиза, купленных у торговца-француза.

Негодование Карлоты приближалось к опасной черте: девушка была на грани ярости и даже угрожала разорвать помолвку.

— Мигель, ты обращаешься со мной как с ребенком.

— А ты и есть ребенок, вот я и обращаюсь с тобой именно так.

— Но мне так нравились эти вещи!

— Ради бога, Карлота, — Мигель обнял ее за плечи, — подумай немного. Ты купила, по меньшей мере, двадцать комплектов столового белья, шесть сервизов и больше дюжины столов. Может, скажешь мне, где ты думала разместить всё это?

— Столики были китайские.

— Ради Христа, да будь они хоть с края света!

Карлота присмотрелась к цвету глаз Мигеля, превращавшихся в зеленый полыхающий огонь всегда, когда он по-настоящему злился. Скрепя сердце, девушка смирилась с поражением. Ее личико сморщилось как у ребенка, готового заплакать.

— Но у нас не хватит посуды, чтобы принять гостей, которые придут на нашу свадьбу.

— О, Дева Мария! — еле слышно простонал Мигель, пятясь назад. Иногда Карлоте удавалось вывести его из себя своими капризами.

Девичьи руки обняли его торс и теперь ласкали спину, но эти нежные заигрывания не разгладили насупленных бровей мужчины и не смягчили его досаду. Мигель продолжал стоять все в той же напряженной позе. Девушка вела себя паинькой, казалось, она и мухи не обидит. Карлота была существом ветреным, но необыкновенным, и могла свести с ума, если того хотела. Мигель тихо рассмеялся, снова придвинулся к невесте, обнял ее и наклонил голову, чтобы поцеловать. Он нашел ее полуоткрытые теплые и сладкие губы. В Карлоте было обаяние, призывающее подчиниться ее женственности, а Мигель, даже поддавшись ярости, тоже был уязвим, и не мог сопротивляться ее ласкам. Они были заняты только собой, целиком растворившись друг в друге, а потом девушка слегка отстранилась и вздохнула.

— Я люблю тебя, Мигель.

— Я знаю, змейка.

— А ты? — спросила Карлота, впившись взглядом своих бездонных, цвета кофе, глаз в его глаза. — Ты любишь меня, Мигель?

— А ты как считаешь, стал бы я жениться на тебе, будь все иначе?

Карлота уткнулась лицом в грудь мужчины и не смогла увидеть, как на его лице отразилось чувство вспыхнувшей вины. Мигель ничего не ответил, потому что не любил ее, вернее, любил, но не был влюблен. Он хотел сделать Карлоту своей женой, потому что был уверен, что рядом с ней сможет обрести покой, которого лишился, уехав из Испании, и который с тех пор искал. Мигелю нужна была жена, дети, домашний очаг. Он уже купил небольшую усадьбу, граничащую с поместьем, и собирался в честь матери назвать ее «Марианой». И все это благодаря щедрости и поручительству дона Альваро. Пока дом был не более чем кучей балок и наполовину возведенных стен. До окончания строительства молодые продолжали бы жить в «Красавице Росите» вместе с дедушкой Карлоты, но совсем скоро у Мигеля появился бы свой собственный дом и земля, на которой он станет трудиться. Этого он хотел больше всего на свете, и сейчас был убежден, что все идет именно так, а не иначе. Однако судьба подготовила Мигелю иные перемены, более жестокие, чем изгнание из страны. Дверь в гостиную с грохотом отворилась, и вбежал Диего с побагровевшим лицом.

— На нас напали!

— Напали? — переспросил Мигель. — Кто?

— Английские пираты! — ответил Альваро де Рекехо, вошедший следом за Диего. Он был бледен как мертвец, а лицо его выражало неподдельный страх.

Не медля ни минуты, мужчины собрались уходить. Мигель вооружился сам и раздал оружие нескольким работникам, которых удалось собрать, включая тех, кто строил его будущий дом. Несмотря на протесты Карлоты, Мигель приказал ей ни под каким видом не выходить из поместья и оставил несколько человек в резерве для защиты женщин и детей. Он и слышать не хотел о том, чтобы дон Альваро ехал вместе с ними и, вскочив на коня, вместе с братом поскакал в город. Теперь Маракайбо был их родным домом, местом, радушно принявшим их, и они должны были ногтями и зубами защищать его. Де Торресы никогда не пренебрегали своими обязанностями. Поспешный отъезд помешал Мигелю заметить, что Карлота ехала за ними чуть поодаль.

По городу ползли разные слухи, и сеялась паника. Английские корабли взяли порт в осаду и палили из пушек по стенам маленьких защитных сооружений. Отовсюду слышались крики и стоны. Горели целые дома, и возбужденные толпы людей лихорадочно метались из стороны в сторону, плохо понимая, как им спастись от ужаса и неминуемой смерти. Некоторые в спешке грузили свои пожитки в повозки или просто навьючивали лошадей.

Мигель разыскивал командира, стоящего во главе защиты этой части города, и, наконец, нашел.

Окровавленный, с повисшей вдоль бока как плеть рукой, обессилевший от боли, он отдавал двум солдатам приказ грузить в повозку боеприпасы. Схватив капитана за отворот мундира, Мигель повернул его лицом к себе.

— Что вы делаете, капитан Техада?

— Отступаем, пока не высадились эти проклятые англичане! — ответил тот, стараясь освободиться. — Ничего не поделаешь.

— Вы не можете оставить людей сейчас!

— Их нельзя защитить! — капитан рывком освободился, и с легкой иронией, смешанной со страхом, посмотрел на Мигеля. — Вы хоть знаете, кто на нас напал? Морган!

Услышав это имя, Мигель окаменел. Гарри Джон Морган наводил ужас своими набегами на испанские поселения. Он прославился своей беспощадностью, грабежами и разбоями. Поговаривали, что там, где он побывал, не оставалось никого, кто мог бы о нем рассказать. Этот англичанин был правой рукой флибустьера Эдварда Мансфилда и участвовал вместе с ним в захвате Провиденсии в 1668 году. Морган пользовался поддержкой английских властей и даже самого суверена. Ходили слухи, что он опустошал эту часть Карибов. В свои тридцать четыре года он приобрел заслуженную и неувядаемую славу жестокого и кровожадного человека, которая навсегда останется с ним.

Само собой разумеется, что Морган был не единственным искателем приключений такого рода. И до него жители Карибских земель сталкивались с подобной жестокостью. К примеру, Гильермо Дампьер из ямайского плантатора перешел в пираты, поклявшись в вечной лютой ненависти к Испании и ее владениям. Сущим наказанием для всех стали и озлобленные жители острова Тортуга и побережья Санто Доминго. Но Морган, по всей видимости, был самым ужасным из всех.

Его походы не ограничивались Мексиканским заливом. Пираты Моргана плавали вдоль всего Центрально-Американского перешейка, нападая на любое испанское поселение в Карибах. Эти наемные убийцы сеяли ужас, подбирали плоды своих набегов и возвращались в тайные логовища, дабы насладиться награбленными сокровищами, оставив на своем пути опустошение и смерть.

Мигель, видя свою неспособность заставить капитана Техада предпринять хоть что-то, отодвинул его в сторону и начал сам отдавать приказы, стараясь перегруппировать силы гарнизона, который до этого действовал разлаженно и чисто импульсивно.

С грехом пополам гарнизон держался около четырех часов, а затем покинул цитадель после того, как парой залповых канонад англичане, шутя, разрушили стену. Едва войдя в побежденный форт, захватчики тут же покинули его, прихватив с собой несколько найденных ими ценных вещей.

В тот день, первого марта, ведомый лодчонками-каноэ, пиратский флот сумел пересечь узкий пролив. Некоторые суда, проплывая через мелководную бухту Табласо, застряли в ее зыбучих песках, но большинству из них удалось добраться до большой земли.

Те немногие, кто столкнулся с захватчиками, со шпагой в руке сражались не на жизнь, а на смерть.

Резня шла на улицах, в порту, в домах. Моргановские недобитки входили в дома и поджигали их, убивая тех, кто встречался на пути. Немногочисленные оставшиеся солдаты из разбежавшегося гарнизона, на который рассчитывал Маракайбо, да горстка разрозненных граждан, мало пригодных для подобного рода стычек, осмелившихся противостоять сброду Гарри Моргана, были перебиты. Со всех сторон слышались стоны умирающих. Пожары распространялись с ужасающей скоростью, и все попытки потушить их были тщетны. Небо было скрыто за клубами черного дыма, похожего на предвестник Апокалипсиса. На пристани и площадях валялись трупы…

Мигель потерял больше половины людей, даже не успев осознать это толком. Эти люди не были умельцами в бою, и дорого заплатили за свою отвагу. Одни умирали, другие прятались. Мигель понимал их панический страх и бегство, и отчасти винил себя за судьбу погибших от пиратского клинка людей. Он приказал Диего возвращаться в поместье и предупредить дона Альваро о происходящем, в то время как он сам постарается задержать врагов, но младший де Торрес наотрез отказался покинуть брата посреди окутавшего их безумия.

Всего в нескольких метрах от братьев Карлота де Рекехо в ужасе прижималась к стене, видя как при выходе в переулок Мигель и его соратники столкнулись с отрядом флибустьеров, и теперь оказывают им упорное сопротивление. Звон скрестившихся клинков и грубая брань моргановских головорезов, не ожидавших такого сопротивления от вооружившихся мирных граждан, заставляли сердце девушки сжиматься от страха. В эту минуту Карлота отдала бы полжизни, лишь бы не ехать за Мигелем, находиться в «Красавице Росите» и никогда не видеть столько смертей и крови.

Чей-то женский вопль напугал девушку еще больше, и она сильнее вжалась в стену; ах, если бы она могла слиться с ней! Напуганная до смерти, дрожа как лист и беззвучно плача, она не могла сдвинуться с места, но протяжно-тоскливый крик повторился, заставив ее шевельнуться. О боже, какая жестокость! Девушка в ужасе огляделась по сторонам. Она дрожала от страха за судьбу Мигеля и его брата, но она ничем не могла им помочь, и ей нужно было улизнуть отсюда.

Споткнувшись обо что-то, Карлота опустила взгляд. Это был кинжал. Не раздумывая, она схватила его и почувствовала себя уверенней, хотя и не умела обращаться с ним. Ее пальцы сжали забрызганную кровью рукоять; от отвращения девушку замутило и свело живот. Ей удалось сдержать тошноту и выпрямиться. Карлота дала себе слово, что если кто-нибудь из этих отвратительных пиратов приблизится к ней, она его убьет, даже если это будет самым последним на свете, что она сделает.

Через миг она снова посмотрела в сторону развернувшегося поблизости сражения. Оно проходило под ликующие крики одних, нанесших победный удар, и предсмертные хрипы других, упавших на землю и умирающих людей. Карлота увидела гибель четверых мужчин из «Красавицы Роситы», которые защищались, как могли, пятясь назад и уступая клочки земли. Через несколько секунд сражающиеся оказались так близко от нее, что сбежать незаметно было уже нельзя. Карлота была свидетельницей того, что эти выродки проделывали с пойманными ими женщинами. Отбросив прочь воспоминания, она покрепче сжала нож, молясь, чтобы Мигель и Диего остались целы и невредимы. Несмотря на потери, отряд под командой Мигеля сражался стойко, и люди Моргана отделывались недешево. Карлота молча дивилась, как ловко обращается со стальным клинком ее будущий муж. Мигель очень умело наступал и отступал, мастерски отражая и нанося удары, но численный перевес был не на его стороне, и он это понимал. Мужчина крепко сжимал клинок в левой руке, но полученная рана, казалось, ничуть не уменьшала его сил. И Диего был ему под стать. Он сражался с тем же мастерством и сдержанностью, что и брат, но не с таким безразличием.