Случай убрать Депардье подвернулся несколько дней спустя после этого разговора, но вопреки всем предсказаниям Мигель не захотел воспользоваться им.
Бульян пригласил четырех своих капитанов и их мастеров[3] в свое поместье на севере Мартиники, неподалеку от земель, купленных Мигелем де Торресом. В общей сложности было десять человек. Это было похоже на сборище соратников с единственной целью — пару дней развлечься и отдохнуть от гвадалупской суеты, где команда продолжала спускать свои деньги, но Мигель догадывался, что речь шла о чем-то еще, и не ошибся.
После сытного, роскошного ужина, приготовленного Хулиетой, кухаркой и ключницей Бульяна, неопределенного возраста и скверного характера коренной островитянкой цвета кофе с молоком, принесли чарки, и Франсуа объявил собравшимся, почему они здесь.
— Если наши парни и дальше продолжат тратить деньги, как делают это сейчас, то скоро нам снова придется выйти в море.
После долгих месяцев, проведенных на корабельных палубах, перспектива нового плавания не воодушевила собравшихся.
— По мне, так я начинаю ценить это поместье с его удобствами, но вот ребята, едва опустеют их мешки, потребуют выхода в море, и я хочу знать, на кого мне рассчитывать.
— Мы всегда идем за тобой, Франсуа, но почему бы не подождать еще несколько дней? — поинтересовался капитан «Дельфина», высокий и тонкий, как тростинка тип, с лицом, изрытым оспой, откликающийся на прозвище капитан Краб.
— Я с вами, — подал свой голос Барбоса, португалец, на чьем попечении был «Святой Базилио».
— А ты, Адриэн?
— По мне, так мы можем поднять паруса прямо на рассвете, — Депардье пожал плечами и посмотрел на Мигеля, который, казалось, не следил за разговором, погрузившись в свой собственный мир и вертя в руках чарку. — Что скажешь ты, испанец?
Мигель поднял взгляд.
— У меня пока нет дома, — ответил он, — и мне многого не хватает, чтобы подготовить земли к посадкам, так что на Мартинике меня ничто не держит. Как проголосуете, то мне и подойдет.
— Ладно, дело за тобой, Пьер. Скажи им, что знаешь, — обратился Бульян к своему помощнику и правой руке.
Мнение француза пользовалось большим уважением, хотя он был всего лишь боцманом. Прочие пираты его ранга могли только высказать свое мнение, но не голосовать, так что Леду были предоставлены определенные привилегии.
— Три судна под английским флагом вышли из Порт-Ройала курсом на Старый Свет, — Пьер помолчал немного, наполнив глаза одних интересом, а других алчностью. — Древесина, сахар, кофе и какао, а в дополнение к ним многочисленные собранные налоги, которые направятся прямиком в сундуки Его Милейшего Величества.
— Сдается мне, это лакомый кусочек, — капитан «Дофина» воспринял новость, как манну небесную.
— Потому-то, друзья мои, я вас и собрал. Возможно, нам придется выйти им навстречу, перехватим их… и вуаля!
Название Порт-Ройал перевернуло в Мигеле все его нутро, но он ничего не сказал, предоставив другим углубиться в споры о целесообразности как можно раньше отдать швартовы. В конце концов, капитаны порешили дать команде еще парочку дней на развлечения, и Мигель нехотя согласился. До этого момента он и сам склонялся к тому, чтобы продлить свое пребывание на Мартинике, и понаблюдать, как идут работы над будущим домом и на землях, хотя и не говорил об этом. Однако последнее обстоятельство все в корне изменило. В его душе снова появился запал мести, который он не мог и не хотел игнорировать. Как-никак, человек, расторопно и с умом управлявший его собственностью, доводился служанке Бульяна свойственником, и Мигель полностью доверял ему. К тому же охотиться на англичан было более заманчивым и захватывающим, нежели заниматься землей и хозяйством.
Согласовав план действий, все выпили еще по чарке. Депардье отдал боцману какой-то приказ, и тот ушел выполнять распоряжения капитана.
— Сегодня вечером у меня тоже есть для вас кое-что неожиданное, — загадочно произнес француз.
Вскоре вернулся доверенный посланец, таща за собой напуганного, тощего мальчишку с веревкой на шее. Войдя в гостиную, он рывком дернул веревку, и мальчишка упал на колени. Мигель с огромной досадой отметил, что у парнишки рассечена кожа. Мальчишка не издал ни единого стона, но по его впалым щекам катились от боли слезы.
— Я нашел его возле таверны. Этот оборвыш говорит по-французски, но он не француз, — сообщил Депардье. — Я, пожалуй, поклялся бы, что он англичанин, и расскажет нам много интересного.
Мигель терпеть не мог жестокость и произвол по отношению к безоружным существам, которые он испытал на собственной шкуре. Это было ему глубоко противно, и вызывало отвращение, с другой стороны, это демонстрировало черствую душу Адриэна. Стоя на коленях и трясясь от страха, парнишка не отрывал взгляд от пола.
— Какую важность может представлять для нас этот салажонок, будь он хоть от самого дьявола? — жестко спросил Мигель. — Или мы теперь боимся сосунков?
Депардье напрягся и повернулся к де Торресу, взбешенный насмешливым тоном Мигеля.
— Я никого не боюсь, испанец, но я пришел к выводу, что этот мальчишка — шпион.
— Что за чушь! Шпион? Чей? Разве что мальчишка на побегушках у той шлюхи, с которой ты спал вчера. Может, ты не заплатил ей за услуги?
Адриэн подскочил, как на пружинах, собираясь ответить на дерзкий вызов, но Леду встал между ними.
— Я не желаю драк в моем доме, господа, — заметил Бульян.
— Да это же малец совсем, — сказал португалец.
— Оставь его, приятель, пусть себе идет, — вмешался третий, — он же просто малыш.
Но Депардье не отступал. Он люто ненавидел всех англичан, и слепо верил, что этот сопляк был кем-то вроде осведомителя. Мигель силился понять, что увидел Депардье в этом мальчишке, что так его взбесило. Не оставалось никаких сомнений, Депардье был фанатиком. И он был опасен.
— А ну давай, говори, свинья! — Депардье потянул за веревку, болтавшуюся на шее парнишки. — Признавайся, мерзавец, кто послал тебя шпионить.
Мигель сжал кулаки, и медленно подошел к французу. Пьер заметил движение Мигеля и, усмехнувшись, отошел в сторону, заметив дьявольский блеск в глазах испанца. Он не сомневался в смерти Адриэна.
Почти все косо смотрели на ослепленного злобой Депардье, но вмешиваться не могли, если хотели соблюсти порядок. Франсуа решил, что если дело зайдет слишком далеко, он сам вырвет мальчишку из когтей Депардье, несмотря на последствия.
— Но, что, господин?.. Что ты хочешь… узнать?
Француз вцепился в драную рубашонку, закрывавшую тощее тело парнишки, поднял его на две пяди от земли, хлестнул по лицу, а затем отпустил. Рубашонка окончательно разорвалась, и Мигель бросив быстрый взгляд на парнишку, увидел отметины, исполосовавшие его костлявую спину.
Мигель встал между Депардье и мальчишкой, помешав французу пнуть мальчишку ногой. В нем проснулось дикое желание покончить раз и навсегда с этим злобным мерзавцем, но он находился в доме Франсуа, и это обстоятельство помешало ему дать волю накопившемуся гневу.
— Ты английский подданный? — спросил Мигель пацаненка, встав перед Депардье.
Мальчишка с уважением посмотрел на него. Теперь с ним разговаривал не грязный, безобразный и угрюмый тип, а видный мужчина в обтягивающих черных бриджах, такого же цвета рубашке с воланами и сапогах с высокими голенищами. Парнишка отрицательно мотнул головой, потому что слова застряли в горле.
— Ты не англичанин?
— Нет, господин, — с трудом выдавил парнишка. — Точнее… мой отец родом из Дувра, а мать была бельгийкой.
— Ну, что я вам говорил? — бахвалился Депардье.
— А где они сейчас?
— Померли… от лихорадки, — мальчишка вытер нос тыльной стороной руки, — тому уж месяца четыре, господин.
— Сколько тебе лет? — поинтересовался Мигель теперь уже на чисто французском языке.
— Почти четырнадцать, господин.
— Что значит почти?
— До четырнадцати мне не хватает всего десяти месяцев, — ответил мальчишка, гордо выпятив грудь.
Мигелю пришелся по душе этот горделивый жест, но он не подал виду.
— Молокосос, — бросил он мальчишке и грозно повернулся к Депардье, — молокосос, чье тело еще не выросло для того, чтобы охаживать его плетью.
— Он — мой пленник, и я делаю с ним, что хочу. Говорю тебе, он — англичанин! От него разит на тысячу миль!
— Я бы сказал, что это от тебя разит, — насмешливо обронил Мигель.
— Я родился в Бельгии, — отважился пояснить паренек, снова привлекая к себе внимание. — Родители померли на корабле, и капитан Марсель Гриньо до недавнего времени заботился обо мне.
— Гриньо! — сквозь зубы процедил Депардье. — Этот мозгляк, который тюленя не отличит от лягушки, и который, к тому же, мертв!
— Значит, мы не можем спросить его, так? — продолжил Мигель со своим обычным спокойствием.
Леду и остальные, молча, наблюдали за этой сценой. Ни один из присутствующих не захотел открыто выступить против этого душевнобольного человека, вклинившись между ним и его пленником, потому что каждый капитан отстаивал свою независимость, и то, что он делал в промежутках между сражениями в открытом море, было его личным делом. Но, по существу, они злились оттого, что де Торрес поставил его на место.
— Оно ни к чему кого-то там расспрашивать! — примирительно сказал Адриэн. — Мальчишка — мой, и кончено. Я приволок его, чтобы мы немного развлеклись, но… — он хитро усмехнулся, — если он так волнует нашего юного и чувствительного испанского капитана, то… — Депардье обошел Мигеля, сжал в руках веревку и дернул парнишку, чтобы увести его, прежде чем испанец поймет его саркастичный намек, но стальная рука вцепилась в его игрушку.
— Я покупаю его!
Француз откинул голову назад и расхохотался Мигелю в лицо.
— Он не продается. Я тут задолжал одному гвадалупскому типу, любителю молокососов.
Вспышка черной ярости сверкнула в зрачках Мигеля, а его слова прозвучали в ушах Пьера ангельским небесным пением:
— Тогда сразимся за парнишку.
Услышав эти слова, Адриэн подрастерял часть своего апломба и выпустил из лап добычу, которая тут же отступила назад и забилась в угол. Адриэн прищурился и долго смотрел на Мигеля, выпятив вперед нижнюю губу и размышляя о брошенном ему вызове. Предложение драться было для него наилучшей и долгожданной возможностью осуществить мечты. Мигель тоже не внушал ему доверия. Депардье завидовал Мигелю. Тому, что испанец был таким, каким был; тому, что, сколотил великолепный экипаж, приведя на свой фрегат отребье, и превратил корабль в самый лучший из пяти кораблей их флотилии; тому, что завоевывал женщин одним лишь своим присутствием. И тому, что он был капитаном «Черного Ангела»! И теперь испанец преподносил ему корабль прямо на блюде.
— Драться за это никудышное отребье, испанец, было бы глупо, но мы могли бы подраться за нечто более стоящее, — предложил Депардье.
— Карты на стол.
— Если ты проиграешь, «Черный Ангел» мой.
Став на секунду серьезным, Мигель разразился смехом.
— Разрази меня гром, приплыли! — вскричал он. — Вот проклятье, не больше не меньше, как «Черный Ангел»!
— Не хочешь потерять корабль, забудь о мальчишке.
Лицо Мигеля сразу посуровело. Он ничего не сказал и направился к двери. Мужчины молча переглядывались, спрашивая себя, неужели стальной испанец отказался драться. А Депардье похвалялся перед ними… пока не услышал:
— Начнем! Не всю же ночь терять.
Адриэн ринулся к двери, и все остальные пошли за ним.
— Огня сюда, живо! — приказал Бульян.
Слуги бросились расставлять факелы, и вскоре во внутреннем дворике стало так же светло, как в гостиной. Соперники молча изучали друг друга, остальные встали вокруг и, приняв чью-то сторону, еще до начала дуэли принялись подбадривать дуэлянтов одобрительными криками. На стороне Депардье были два человека — его верный товарищ, да еще один мастер с борта португальского корабля. Остальные поддерживали испанца. В стороне остался только Франсуа, который не любил встревать в стычки капитанов, а вот Леду горел желанием видеть Адриэна нанизанным на шпагу.
От плотного кольца зрителей отделился один высоченный пират. В силу своего большого роста он отлично видел происходящее и на расстоянии. Богатырского телосложения и угрюмого вида мужчина, почти не открывавший рта с тех пор, как они ступили в поместье, приобнял мальчишку за плечи и прижал к себе. Арман Бризе, боцман и первый помощник Мигеля, знал наверняка, кто победит в этой стычке. Парнишка еще крепче прижался к Бризе, услышав свист вытащенных из ножен шпаг.
— Не бойся, сынок, если капитан не покончит с этой мерзкой свиньей, я сам разделаюсь с ним — пират ласково потрепал мальчугана по грязным волосам.
Противники встали в позицию, изготовившись к бою. Оба опасливо и настороженно двигались по кругу, а затем скрестили клинки.
Мальчишка широко отрытыми глазами следил за боем, крепко вцепившись в полы камзола Бризе. Движения француза были мастерскими, но несколько вялыми; он был неповоротлив из-за своей грузности. Его противник в черном, напротив, был легок, быстр и уверен в себе. Арман тоже смотрел на ловкие, кошачьи движения своего капитана. Это было все равно, что наблюдать за кошкой, играющей с мышью. Мигель атаковал и отступал, нанося удары направо и налево, вверх и вниз, а потом снова вверх…
От каждого удара летели искры. Сторонники и того, и другого подбадривали обоих, но ни один из них, казалось, не слышал криков, полностью сосредоточившись только на противнике.
Депардье нанес ужасающе сильный удар. Мигель с большим трудом парировал его, поскользнувшись на каменных плитах двора, и тогда француз усилил мощь атаки, уверенный в том, что душа Мигеля находится уже на острие его рапиры, а самое главное, «Черный Ангел» теперь его. Однако Депардье ошибся, потому что испанец не только вмиг восстановил равновесие, но и ответил серией молниеносных ударов, заставивших француза отступить.
Мигель знал, что его главным преимуществом была скорость, и собирался загнать противника. Он заставит попотеть этого сукина сына, нагонит на него страху. Мигель забавлялся, продлевая этот бой, и даже позволяя Адриэну вернуть себе определенное преимущество. Так они и продолжали попеременно атаковать, пока Мигелю не наскучила эта забава. Когда он устал играть, ему хватило всего трех резких, уверенных и точных ударов, чтобы шпага Депардье взмыла в воздух и приземлилась у ног Армана, который лениво и невозмутимо подобрал ее.
Капитан Депардье отступил на шаг. Он тяжело дышал, как жертвенный боров, а его противник, казалось, всего лишь репетировал. Никогда прежде он не разоружал противника так точно и чисто.
Острие шпаги Мигеля коснулось горла Депардье, и тот перестал дышать. Страх пронзил его до мозга костей.
— Ну что, Адриэн, этого достаточно? — твердо, но спокойно спросил испанец.
Депардье не осмелился даже моргнуть, и только еле слышно проблеял что-то, соглашаясь с испанцем, и не решаясь шевельнуть ни единым мускулом. Мигель вложил шпагу в ножны, взглядом отыскал мальчишку и порадовался, что тот стоял рядом с боцманом. Он жестом подозвал его к себе, и парнишка живо подбежал к нему. Радостный блеск его огромных глаз был достаточным вознаграждением для Мигеля.
— Как тебя зовут, парень?
— Тимми, мой капитан. Тимми Бенсон.
— Ступай в порт, в таверну «Голубая акула», найди человека по имени Свенсон и скажи ему, что ты пришел от меня. Он укажет, где ты будешь жить, и накормит тебя, а также хорошенько вымоет, потому что от тебя воняет. С этой минуты, парень, ты — юнга «Черного Ангела».
На лице мальчишки был написан восторг, а на губах появилась широкая улыбка. Он выпрямился, расправил плечи, поднес правую руку к виску и задорно выпалил:
— Да, мой капитан.
— И пусть он купит тебе одежду, — крикнул Мигель вслед убегавшему Томми.
Людской круг распался, все возвращались в гостиную. Пьер подошел к испанцу, не веря тому, что тот только что сделал.
— Ты дашь ему уйти? Мне кажется, ты напрасно дрался.
— Ошибаешься, Леду, — Мигель пожал плечами, — когда Тимми поднимется на борт моего фрегата и будет находиться там, это будет напоминать Депардье, кто там главный. Забавно… — Он повернулся, чтобы посмотреть на пепельно-серое лицо Адриэна, осознавшего свое унижение, — мои люди верны мне… Даже если какая-то мразь пытается подкупить их, чтобы они взбунтовались против меня. Так будет, потому что вместо обещанных ничтожных пяти процентов капитанской доли… я даю им десять, — обронил Мигель.