Черный Ангел

Глава 34

Остров взрывался буйными красками цветущих растений. Это был подарок природы, и Келли наслаждалась всем этим великолепием. Благоуханный аромат цветов, шум водопадов, убаюкивающий шелест или грозный грохот волн, разбивающихся о берег песчаного пляжа, неясное бормотание леса… Мигель провел ее по острову, показав каждый уголок этого земного рая, и девушка влюбилась в этот экзотический край. Иногда они возвращались домой с целым мешком крабов, и Вероника готовила из них восхитительные блюда.

Жизнь Келли немыслимым образом перевернулась. По велению Мигеля ей привозили нижние юбки, платья, туфли и шляпки, но девушку, казалось, не радовали его подарки… Ей хватало всего, кроме единственной вещи: она не знала, любил ли ее Мигель по-настоящему. Втайне она сомневалась в его любви, а потому грустила. Келли продолжала занимать ту же комнату, хотя большинство ночей она проводила в комнате Мигеля, свернувшись калачиком в его объятиях. Во время его отлучек, с каждым разом все более коротких, Келли много ездила верхом на жеребце Мигеля, которого она назвала Испанцем. Эта кличка пришлась ему впору, поскольку жеребец был точной копией своего хозяина: беспокойный, гордый и статный красавец.

Мигель наделил Келли определенной властью, необходимой для того, чтобы изменить кое-что в уже полностью отстроенном доме. Девушка внимательно прислушивалась к мнению рабочих, их нуждам и заботам по улучшению тех или иных вещей. Она научила нескольких женщин вышивать, давала уроки малышам, старалась, чтобы к возвращению Мигеля весь дом блестел. Келли стала душой поместья. Для всех она была женой хозяина, и никто не оспаривал ее приказы, но глядя, с какой почтительностью обращаются к ней все работники, Келли с грустью думала, что на самом деле никакая она не жена.

Де Торрес передал бразды правления в руки Келли и, если кто-то из мужчин обсуждал с ним ее указания, всегда вставал на сторону мадемуазель, как называли ее все в поместье.

Мигель и Келли жили мирно и спокойно, но это не приносило девушке полного счастья, ведь она по-прежнему не знала истинных чувств Мигеля. Правда, она не могла отрицать, что теперь ее заточение было не таким, как раньше. По крайней мере, сейчас у нее было больше свободы. И все же Келли Колберт ужасно скучала по своим родным. Они наверняка считали ее мертвой, и при мысли о семье девушка безмерно тосковала. Ничто не могло облегчить ее страдания, и тогда она замыкалась в полном молчании ко всеобщей тревоге слуг, думающих, что хозяйка захворала. Однако любые, даже малейшие, нужды и затруднения кого-либо из работников поместья возвращали Келли к активной жизни, заставляя ее забыть свои невзгоды и огорчения. К слову сказать, Келли назвала поместье Мигеля «Прекрасным миром», и он не возражал.

Как-то вечером Мигель увидел, как Келли суетливо сновала по дому вместе с Вероникой. Женщины, по меньшей мере, раз десять переставили с места на место две статуи, купленные им в городе, но ни одно из мест не казалось им подходящим. Мигель попытался было высказать свое мнение, но дамы даже не слушали его, и ему пришлось замолчать.

Тогда он удобно устроился в кресле с бокалом бренди. Вертя бокал в руках и неторопливо потягивая и смакуя напиток, де Торрес не сводил с Келли глаз. Он уже привык к тому, что девушка всегда была рядом с ним. Между ними существовала какая-то странная связь, управляемая желанием. Часто после любовных битв Мигель подолгу не мог заснуть и, опершись на локоть, смотрел на безмятежно спящую Келли, чувствуя себя подонком. Каждый раз, покидая ее, чтобы совершить какой-нибудь незначительный налет, он обзывал себя ничтожеством. Дни шли за днями, Мигель все реже выходил в море, и с каждым прожитым днем в нем все больше росла потребность бросить все к черту, как это сделал Бульян. Уезжая из «Прекрасного мира» он не находил себе места — столь велика была его зависимость от Келли.

— А если мы поставим их вот так? Как ты считаешь, Мигель? — девушка неожиданно отвлекла его от мыслей.

— Зачем ты меня спрашиваешь, если не слушаешь? — улыбнулся Мигель, заметив грязное пятнышко у нее на носу.

— Ну что за люди! — проворчала Вероника, делая всё по-своему.

Мигель вернулся к своим мыслям. Он был достаточно богат, чтобы больше не возвращаться в море. Поместье начинало приносить свои плоды, и, даст бог, он станет добропорядочным землевладельцем, как Франсуа или Пьер, идущий тем же путем.

Мигель очень боялся, что Келли устанет от всего и вернется к родным, потому что он уже ни в чем не сможет отказать ей. Он давно должен был сказать ей о своей любви, но трусливо продолжал откладывать признание. Примет ли она любовь флибустьера, ведь он по-прежнему был изгоем. Мигеля убивали сомнения, и, дойдя до последней точки, он становился нелюдимым, мрачным и угрюмым существом. В такие моменты даже Арман обходил его стороной. Дело заканчивалось тем, что Мигель уезжал в город на пару дней и напивался, как сапожник.

А потом он возвращался, всегда возвращался к Келли. Это было тайное сражение, которое он раз за разом проигрывал…

— Хватит уже мучиться! — неожиданно воскликнула Вероника. — Будут стоять вот так, и точка!

Келли уже не поражалась решимости и энергичной напористости Вероники. Женщины свыклись и сблизились друг с другом, связь между ними крепла день ото дня, а потому было не удивительно, что обе расхохотались, увидев, что статуи стоят на том месте, что они выбрали в самом начале битый час тому назад.

— Согласна, пусть стоят. У меня вся спина разламывается таскать на себе эти статуи. Вот если бы какой-нибудь кавалер помог нам, — тонко намекнула Келли Мигелю, который в это время восхищался ямочками на ее щеках.

— Дамы, мне страшно влезать в ваши игры, — самоотверженно защищался Мигель, — я боюсь за себя.

Вероника негромко рассмеялась, в последний раз оглядела статуи и ушла, пожав плечами. Келли подбежала к Мигелю и уселась к нему на колени. Он обнял девушку за талию и поцеловал в шею.

— На самом деле статуи чудесные, — сказала она. — Сколько ты заплатил за них?

— Лучше не спрашивай, — проворчал Мигель. — Они понравились тебе, я их купил, вот и всё.

Именно так все и было. Два дня назад, гуляя по городу, Келли была очарована двумя скульптурами, но не решилась попросить их — Мигель и так дал ей очень многое. Однако интерес девушки к статуям не прошел для де Торреса незамеченным, и как только они вернулись в поместье, Мигель послал Роя купить их. Испанец был несказанно доволен, видя, как вспыхнула от радости Келли, когда распаковывали полюбившиеся ей творения.

— Ты слишком балуешь меня, капитан.

— Ты так думаешь?

— Вот-вот.

— Просто я хочу видеть на твоем лице светлую улыбку вместо нахмуренных бровей, принцесса.

— О-о-о!

— Ты становишься очень миленькой, когда злишься, но когда улыбаешься, ты прекрасна. К тому же, это всего лишь деньги.

— Если ты и дальше будешь сорить деньгами, как сейчас, то вскоре тебе придется вернуться на свой «Черный ангел» и выйти в море, а мне это ничуть не нравится.

— Это мое ремесло.

— Которое ты должен бросить. И Тимми тоже должен оставить это дело.

— При чем тут этот молокосос?

— Знаешь, я много думаю о нем.

— Э, да я в опасности, — пошутил Мишель.

— Тимми еще маленький, он не должен плавать на корабле и крутиться в тавернах среди подавальщиц, проституток и пьяных драчунов.

— Он, вроде, не жаловался.

— Мигель, Тимми считает себя взрослым мужчиной, но ему ведь не исполнилось даже пятнадцати. Ему нужно было бы ходить в школу, готовить свое будущее. Тимми — смышленый мальчик, он все схватывает на лету. Он заслуживает, чтобы ты дал ему шанс, ты так не думаешь?

Мигель насупился. Обходиться на корабле без этого мальчишки? Определенно, это даже в голову ему не приходило.

— Там видно будет, — ответил он, спустив Келли с колен, и вышел.

Девушка подумала, что она проиграла это сражение, и очень удивилась, когда к ужину пришел не только Мигель, но и Тимми. Парнишка, казалось, чувствовал себя неловко в подобающей случаю одежде.

— Какой же ты красавчик, Тимми, — сказала Келли мальчугану и поцеловала его в щеку, заставив, как всегда, покраснеть.

Во время ужина Мигель говорил о каких-то ремонтных работах на фрегате, и Тимми оживленно обсуждал их вместе с капитаном. Подали второе блюдо, и Мигель, несколько раз преподав парнишке урок хороших манер за столом, неожиданно заявил:

— Мадмуазель думает, что ты должен пойти в школу. — Парнишка аж поперхнулся глотком только что выпитой воды. — Она хочет, чтобы ты был настоящим кабальеро, — как ни в чем не бывало продолжил Мигель, — и считает, что палуба фрегата не самое лучшее место для твоего воспитания.

— Но мне нравится плавать, капитан. Не желаю я ходить ни в какую школу!

— Мне тоже не хотелось бы сделать из тебя того, кто я сейчас, сынок, и я не буду это делать, — заключил Мигель. — Я запишу тебя в пансион месье Дюрана, и по выходным ты сможешь приезжать в «Прекрасный мир».

На Тимми обрушилась вся вселенная. Капитан уже не ценит его, он ему больше не нужен. Тимми вскочил из-за стола, глаза его наполнились слезами.

— Если ты не хочешь, чтобы я был рядом с тобой, я найду другую команду. Капитан «Краб» возьмет меня на свой корабль.

— Сядь и закончи ужин, молокосос. Ни на какой другой корабль ты не пойдешь, приказ не обсуждается, и не спорь со мной, иначе я задам тебе хорошую трепку, положу себе на колени и отлуплю.

Сердце Келли переполняла любовь к Мигелю. Когда с ужином было покончено, она увела Тимми и поговорила с ним отдельно. Девушка растолковала парнишке, что капитан вовсе не хотел отделаться от него, напротив, он собирался сделать из него полезного человека, и ради этого даже готов был отказаться от его неоценимой помощи на корабле. Выходя из дома, мальчишка был убежден, что в целом мире не было ни одного человека такого, как капитан де Торрес.

— Все еще дуешься? — спросил Мигель, обнимая обнаженное тело Келли, лежащей среди скомканных простыней.

— Нет, теперь я боготворю тебя, — Келли поцеловала Мигеля в грудь. — Спасибо.

Мигель обнял девушку за талию и положил ее себе на живот. Она лукаво затаилась перед его более чем готовым к делу мужским достоинством.

— Думается мне, я заслуживаю награды, мадмуазель, — охрипший от желания голос Мигеля вогнал Келли в дрожь. Она наклонилась к груди Мигеля и поцеловала его. Длинные, густые волосы девушки отделили обоих от реального мира, закрыв их в волшебном, колдовском мирке. Мигель задохнулся от этого страстного, властного и томительного поцелуя.

— И я собираюсь наградить Вас, капитан, — прошептала Келли.

Они сплелись в жарком объятии, подобно двум изголодавшимся друг по другу людям, как делали это много раз до этого. Они целовали, лизали, кусали друг друга, увлеченные древней любовной игрой, побежденные и побеждающие.

Гораздо позже, когда свет утренней зари окрасил горизонт в пурпурные тона, Келли уснула в объятиях своего обожаемого испанца самой счастливой женщиной на свете…

Неожиданно разразился жуткий ураган, будто вырвавшийся из границ ада. Небо скрылось, превратив день в ночь, словно сама природа взбунтовалась, натравив на остров яростный ветер и низкие черные тучи, изрыгавшие потоки воды. Эта буря была самой сильной из тех, о которых вспоминали люди, живущие на островах. Жители боялись, что многие дома на Гвадалупе и Мартинике не устоят под напором стихии.

Корабли были крепко-накрепко пришвартованы к причалу, чтобы разбушевавшееся море не швырнуло их на скалы, и все же «Миссионер», «Черный Ангел» и некоторые другие суда были повреждены. Многие дома превратились в руины: их крыши слетели, ставни исчезли, многочисленные пальмы были сломаны или выдраны с корнем. Вихрь тащил за собой домашнюю утварь, животных, людей, словом, потери были более чем значительные.

Ураган пронесся вблизи от «Прекрасного мира», так что в поместье не досчитались поголовья скота, уток и кур, а также пострадала добрая часть черепичной крыши амбара и ограда на северной стороне имения.

Вместе с Арманом и Роем Мигель чинил всё, что требовало срочного ремонта, а Келли, Вероника и Лидия наводили порядок внутри жилища. Некоторые окна в доме были напрочь сорваны с петель, и повсюду царил невообразимый хаос.

Перемазанный грязью с ног до головы Мигель вошел в дом. В руках он держал соломенную шляпу, его волосы были всклокочены, а сам он был зол, как тысяча чертей. Однако настроение испанца резко изменилось, когда он увидел заплаканную Келли.

— Что случилось, малышка? — он обнял девушку и вытер ей слезы.

— Одна из скульптур разбилась вдребезги.

— Глупенькая, — сказал Мигель, ласково покачивая Келли и целуя ее в кончик носа. — Я куплю тебе еще десять. Пойдем, ты ведь не будешь плакать из-за куска камня, правда? А кстати, если ты будешь продолжать хныкать, эти чудесные кошачьи глазки затуманятся и станут некрасивыми. Ты же у меня красавица, хотя грязь и эта косынка тебе не идут.

Келли сняла пеструю косынку, которую она повязала на голову, чтобы не запачкать волосы; косынка вовсе не красила ее.

— Ты поранился.

— На меня упал сверху кусок черепицы.

— Дай, я залечу эту ранку.

Келли помогла Мигелю снять рубашку, нашла воду, полотно и мазь. Пока Келли обрабатывала рану, ее глаза постоянно возвращались к золотому с изумрудами браслету, которым всегда щеголял Мигель.

— Чье это?

— Что?

— Браслет.

— Одного человека, которому не повезло.

— Ты убил его?

— Это он пытался меня убить.

— Наверняка это был подарок какой-то дамы. Он очень красивый.

Если Келли восхищалась чем-то, что ей нравилось, Мигель всегда был готов отдать ей эту вещицу.

— Тебе хотелось бы иметь этот браслет? — поинтересовался он и теперь.

— Нет!! — Келли никогда не заикалась об этом украшении. Ей нравился этот браслет, и она думала, что он очень красиво смотрелся на загорелой коже. Она не хотела, чтобы Мигель лишился браслета, потому что он придавал ему еще более экзотический вид.

Мигелю показался странным столь решительный отказ. Его ослепило сомнение, что Келли могла думать о браслете только как об еще одной награбленной вещице. Она осуждала способ, которым он добывал драгоценности? Но ведь всё, что доставляло ей удовольствие, было плодом пиратства! Своим отказом Келли будто вырвала кусок души Мигеля. Он занимался тем, чем занимался. И оставался для Келли все тем же грязным пиратом. Да, она терпела его, позволяла заниматься с ней любовью, но в глубине своей души была убеждена, что он не был благородным кабальеро. Стиснув зубы, Мигель промолчал.

Келли была занята врачеванием ссадины и не заметила перемены настроения Мигеля. Закончив обрабатывать ранку, она перевязала ее и подала Мигелю бокал вина, а потом села на ковер у его ног и положила подбородок ему на бедро. Девушка рассеянно смотрела в окно, где снаружи светило солнце, и легкий ветерок спокойно покачивал пальмы.

— Мне сказали, что здесь пришвартовался какой-то корабль под английским флагом.

— Да.

— Арман говорил, что он в очень плохом состоянии, и еле добрался до берега.

— Они потеряли грот-мачту и бóльшую часть парусов, а также очень много матросов. Счастье для них, что они еще сохранили свой груз — он пригодится, чтобы оплатить ремонт и чтобы им оказали необходимую помощь. Да и вообще им лучше убраться отсюда поживее, здесь они нежеланные гости.

— Должно быть, ужасно, погибнуть в море во время шторма, — сказала Келли, пропуская мимо ушей едкое замечание Мигеля, сразу напомнившее ей о его ненависти к ее соотечественникам.

— Не ужасней, чем погибнуть на земле.

Келли промолчала, и Мигель тоже ничего не говорил. Упоминание об Англии встало каменной стеной между ними. Девушка снова подумала о своих родителях и брате, и ей стало больно от тоски.

— Мигель, ты разрешишь мне когда-нибудь вернуться в Англию?

Мигелю было бы не так больно, даже если бы его подстрелили. На мгновение его сердце остановилось, а затем болезненно и неровно забилось; пальцы судорожно сжали стакан. Он посмотрел на Келли сверху. Она казалась ласковой кошечкой, которая трется щеками о его ноги, а потом выпускает львиные когти. Ответ Мигеля прозвучал хлестко, как удар кнута:

— Значит, вот чего ты хочешь: уехать.

— Я думала о своей семье… — Келли запрокинула голову, чтобы посмотреть на Мигеля, и наткнулась на пару драгоценных зеленых изумрудов, таких холодных, что у нее перехватило дыхание.

— Удрать от человека, пленницей которого ты являешься, — вот что ты думала.

— Я не…

— Я неподходящий человек для дамы твоего класса, — де Торрес гневно выплевывал каждое слово, а Келли не понимала, что такого она сказала, отчего Мигель пришел в такую ярость. — Я понимаю, что компания гнусного пирата это не то, о чем ты мечтала, верно? Было бы гораздо лучше, если бы тебя привечали благородные напудренные кавалеры, которые не щеголяют в проклятых ворованных браслетах.

— Мигель, я не…

— Лучше принимать их льстивые речи и даже обниматься с каким-нибудь из этих дураков на балу, — желчно продолжал Мигель, упиваясь своей злостью. — Конечно, это было бы лучше, чем общество грязного пирата!

Келли задыхалась. О чем это он? Что она ему сказала? Что вывело его из себя? Она хотела вернуться в Англию только за тем, чтобы повидаться с семьей и сказать им, что она жива. Бросить его? Да ей даже в голову не приходило покинуть его и «Прекрасный мир». Здесь было все, что она хотела. Здесь был он, человек, которого она любила больше жизни.

Мигель встал и поднял ее. Его руки, сжимавшие запястья девушки, были подобны жестким браслетам кандалов. Мигель причинял ей боль, и Келли испуганно смотрела на него. Он грубо притянул ее к себе и резко выпалил:

— Запомни только одно, малышка: ты — моя. Ты — моя рабыня! И тебе не освободиться от меня!

«Рабыня». Это ненавистное слово, слетевшее с губ Мигеля, кинжалом вонзилось в сердце Келли. Она-то считала, что прежнее не вернется, а здесь и сейчас в порыве гнева Мигель снова стал бесчувственным. Он снова унижал ее.

— Я думала, что между нами что-то есть, — робко возразила Келли, опустив голову.

Она смеялась над ним! Старалась охмурить его словами после того, как прямо в лицо сказала, что хочет уехать и презирает его как человека!

— Что-то? — мстительно и с издевкой ответил Мигель. — Что может быть между пиратом и дамой из высшего общества? — горько и насмешливо спросил он самого себя. — Желание. Простая похоть. Не стану отрицать, что я получаю удовольствие с тобой в кровати, и на данный момент ты должна быть там. А когда желание исчезнет, я подумаю, разрешить ли тебе вернуться в твою проклятую Англию или продать тебя на невольничьем рынке, как поступили твои соотечественники со мной.

Мигель вышел, а Келли понуро осталась стоять посреди комнаты; ее убила жестокость его слов. Девушка упала на колени и зарыдала, закрыв лицо руками. Франсуа Бульян подошел к комнате как раз тогда, когда Мигель заканчивал разговор. Прислонившись к дверному косяку, Бульян слушал последние оскорбительные слова испанца. На секунду ему захотелось выйти за Мигелем и проломить ему череп. С тех пор, как они захватили английские корабли, и Келли Колберт вошла в их жизни, всё очень сильно изменилось. Эта девушка, Вирхиния и Лидия подарили им дух надежды. Арман был без ума от мулатки, а Пьер стал совершенно другим человеком, когда познакомился с Вирхинией. Да что там говорить, если он сам бросил пиратство, и ничего не имел против ласковых взоров Норы Баттлер. «Мигель заслуживает славной порки за то, что сделал», — подумал он. Бульян помог Келли подняться. Рыдая, всхлипывая и икая, она обхватила Франсуа руками.

— Ну-ну, не обращай на него внимания, детка.

— Он ненавидит меня, — пожаловалась Келли. — О господи, он ненавидит меня, Франсуа! Я хочу умереть!

Бульян успокаивал Келли, тихонько поглаживая ее по спине. Сейчас он не мог заставить девушку понять, что эта вспышка гнева была следствием сомнений Мигеля, его ревности и неуверенности в самом себе. Мигель не ненавидел ее, совсем наоборот. Но Франсуа не собирался протаптывать ему дорожку. Еще чего! Вот ведь скотина! Нет, он заслуживал наказания за то, что только что наворотил, и он, Франсуа, готов преподать ему урок. Бульян взял лицо Келли в свои руки и торжественно сказал:

— Думаю, этому болвану нужен хороший урок.