Десять желаний

Глава 18. Долгая ночь

Катя сидела в парикмахерском кресле салона красоты — в самом центре города — где, судя по рекламе, творили чудеса. Чудо предположительно и стоило нереально дорого. Недалеко от кресла стояли разноцветные бумажные пакеты с новой одеждой, впервые купленной не на рынке, а в стеклянных магазинчиках-ловушках модного торгового центра, где девушки-консультантки выглядели так, как мечтала выглядеть Катя.

Шуршащие юбочки. Легкие, как паутинки, платьица. Блузки и маечки из такой нежной ткани, что к ним хотелось прикоснуться щекой. Из длинных пестрых рядов Марго снайперским взглядом выбирала именно ту вещь, которая идеально подходила Кате, ожидающей в примерочной кабинке. А еще в фирменных пакетах томились бусы, цепочки, сережки, ремешки и даже шляпа.

Кроме этого, Катя сходила на первый сеанс в студию загара. Правда, особого эффекта не заметила.

Чтобы позволить себе все это, сегодня утром она достала из обувной коробки последние деньги: и «неприкосновенный запас», и «на будущее». Она не искала причину, почему решила поступить именно так, — причина могла стать еще одним разочарованием.

Здесь, в парикмахерском салоне, все удивляло и завораживало. Город, плывущий в панорамном окне, смотреть на который было куда интереснее, чем в предложенный глянцевый журнал. Запахи красоты. Девушки-парикмахерши, порхающие возле стульев клиентов, как мотыльки вокруг лампочек.

Волосам придали оттенок «темного каштана» — всего на полтона темнее, чем ее натуральный цвет, и укоротили на ладонь. Сияющие пряди, теперь более легкие, вились и пружинили, как в телевизионной рекламе. Катя смотрела на себя в зеркало — и не могла налюбоваться. Словно в кресле, на самом деле, сидела другая девушка. Правда, появилось ощущение, что к волосам не подходило все остальное тело.

Марго, заметив Катю, перестала листать журнал и одобряюще присвистнула. Она согласилась насчет «всего остального тела» и помогла разобраться с воланами и подъюбником нового платья, в которое Катя переоделась в туалете. Затем достала косметичку и подвела ей глаза, мазнула по скулам кисточкой с румянами, подкрасила сиреневыми тенями веки — под цвет платья. Щелкнув коробочкой с тенями, Марго протянула ее Кате.

— Это подарок. Добро пожаловать в наш мир, — и уже в дверях, вместо прощания, добавила: — И кроссовки не забудь переобуть, Золушка.

Катя вызвала такси.

Перед дверью, уже машинально, волнуясь, поправила прическу. Обтянула платье, проверила, не потерялись ли сережки-ниточки. Она представляла, как Ян выйдет из комнаты, зажжет свет, чтобы растопить полумрак коридора — и тогда Катя увидит его взгляд.

Она вошла в квартиру, поставила пакеты на пол. Туфли не снимала, чтобы не портить образ.

Смотреть в глаза.

Но Ян не выходил.

— Есть кто дома? — наигранно весело спросила она.

Тишина.

Сняла туфли. Затащила пакеты в свою комнату. Опустилась на кровать.

Яна не было.

И вдруг стало так тоскливо…

Она прижала ладонь к солнечному сплетению, чтобы растереть ноющее болезненное пятнышко, набухающее глубоко внутри.

* * *

Ян не спеша шел вдоль реки по затухающему городу. От воды веяло прохладой, но плитка все еще хранила тепло. Изморенные жарким летом, клены недвижимо стояли по обе стороны реки. Их листья устало нависали над дорогой, словно забытые после праздника флажки. Фонари отражались в реке, будто указывали путь по воде последним катамаранам и лодкам, которые направлялись к пристани. Звуки затухали тем быстрее, чем дальше Ян удалялся от центра города.

Он испытывал это чувство десятки раз: ощущение скорой удачи. Сердце билось чуть быстрее и громче, в голове было особенно ясно. Наверное, нечто подобное испытывал древний охотник на мамонтов, когда еще не видел добычу — зверя во много раз превосходящего его по размеру и мощи — но уже чувствовал напряжение в воздухе. Крылья носа начинали подрагивать. Глаза сужались. Ладонь крепче сжимала копье. Он был готов.

Сегодня в полночь Кэт выйдет на работу в казино. У Яна оставалось несколько часов, чтобы надеть свой «рабочий» костюм, сделать последнюю ставку и вернуться за Кэт.

Его последняя ставка. Возможно, он даже поставит на число — у него было хорошее предчувствие. Число могло сработать.

Из заднего кармана джинсов Ян достал портмоне. Купюру с самым большим номиналом отложил в отдельный отсек и пересчитал деньги. Обычно остаток он тратил на себя, но сейчас — Ян оглянулся — рядом не было ни магазинов, ни кафе. Только старушка продавала на пристани миниатюрные подвявшие букеты, разложенные на картонной коробке. Символично. Когда-то Кэт купила охапку роз со своего первого выигрыша. Она считала, нужно помогать тем, кому удача не улыбнулась.

Старушка уже складывала цветы в сумку. Увидев Яна, она засуетилась, протянула несколько букетов, что-то бормоча себе под нос, но Ян на цветы не взглянул. Просто положил на картонную коробку разноцветный веер — все деньги, что у него оставались. Кроме последней купюры.

Старушка не сразу поняла, что произошло. Потом заохала, осенила его крестом, стала кланяться. А Ян пошел дальше, боковым зрением уловив, что от кленов, чуть поодаль, отделилось несколько теней.

Ян не сразу придал этому значение, шел, окрыленный, представлял, как ждет его Кэт, как она готовится к своему первому рабочему дню. Точнее, рабочей ночи. Волнуется, румянец на щеках. До нее оставалось совсем близко — пройти по берегу озера, а потом — через парк, а там и его дом.

Начало озерной набережной ознаменовалась тремя разбитыми фонарями. Под ногами захрустело стекло, и Ян, вынырнув из мыслей, заметил, что тени, преследовавшие его от старушки, приблизились.

Ян замедлил шаг, у следующего фонаря остановился.

Шаги преследователей замерли у него за спиной.

— Закурить не найдется? — услышал он голос, жесткий, с насмешкой.

Ну и где ты, мой бог удачи?..

Ян медленно повернулся. Перед ним стояло четверо подростков, одинаково в черном, бритые. На вид — не старше шестнадцати. Один совсем тощий, но трое остальных — настоящие боровы. У каждого — кастеты. У самого крупного — еще и металлический прут.

Ты не просто отвернулся от меня. Ты, гаденыш, вышел из комнаты!

Ян расплылся в улыбке.

— Не курю.

Он вычислил лидера и ударил первым, кулаком в скулу, снизу вверх, под углом, так, как когда-то учил его отец. Но то ли вычисления были неверны, то ли закон, по которому стая поверженного лидера отступает, не сработал — только Ян даже не успел увидеть, как тело противника рухнуло на землю. Первый удар пришелся ему под ребра. От боли картинка перед глазами взорвалась, и Ян услышал свой крик. Почти сразу — второй удар, уже за порогом боли, — в голову. А затем — резко нахлынула тьма.

* * *

Время стало тягучим, со всполохами лиц и света фар. Катя не помнила, как ехала в автобусе, как спускалась на экскаваторе в метро. Сидела она или стояла в покачивающемся вагоне. Много ли было людей. Главное, что они были. В толпе волнение, такое отчетливое и острое дома, притупилось. До дверей казино Катя прошла от «почему Ян пропал» до «а какая разница». Конечно, волноваться не стоило. За ним всегда присматривали Ангел на одном плече и Черт — на втором. Потому что по какой-то причине он был нужен им обоим.

Уже в стаффруме, когда Катя надевала рабочий костюм — строгое темно-синее платье — волнение за Яна трансформировалось в волнение перед первой игрой. Катя открыла дверь — и на мгновение застыла, вбирая в себя воздух, свет, краски живого зала, совсем не похожего на утренний муляж, где все казалось выцветшим и разбавленным.

С высоты верхней площадки винтовой лестницы зал казался Кате живым, колышущимся месивом. Море людей. Все игровые столы были заняты, на рулетке играли все цвета. Шум. Азарт. Нервные игроки, вымотанные крупье.

Ее подвели к покерному столу. От волнения Катя не видела игроков, только спину дилера, которого ей предстояло сменить. Высокий, прямая осанка, очень четкие, быстрые и, в то же время, словно ленивые, сотни раз отработанные движения. Она стала рядом, чуть позади него. Крупье повернул голову. Черноволосый, светлокожий, голубые глаза. Уголки его губ приподнялись.

— У вас новый дилер, — сообщил он игрокам и, уступая место Кате, едва слышно шепнул: «Удачи!»

Лиц игроков Катя не запомнила. Она смотрела на них, но мысли были только о том, как правильно нарезать стеки, раздать карты, посчитать выигрыш. Катя затылком ощущала острый взгляд инспектора, особенно внимательно следившего за ней, новичком. Руки дрожали, голос не слушался, и казалось, что все — до единого — знают о ее первом дне и возмущены ее неловкостью. Те четверть часа, прежде, чем следующий крупье не коснулся ее плеча, показались бесконечными.

Перерывы проскакивали по щелчку пальцев, время у игорного стола растягивалось, как жевательная резинка. С каждым выходом, казалось, получалось все хуже, все медленнее. К счастью, она ни разу не ошиблась. И, к счастью, проигравшие были, скорее, расстроены, чем агрессивны. Хорошо, что никто не запустил в нее пепельницей — она бы не увернулась. В конце смены Катя чувствовала себя такой изнуренной и разбитой, словно неделю курьером разносила по городу документы. Даже после дня беспрерывного выкапывания картошки у себя дома она не чувствовала такой физической усталости. Катя сидела на скамейке, прислонясь к гардеробному шкафчику, и ей казалось, будто что-то тяжелое и теплое опускается ей на голову, мешает думать, притупляет ощущения.

— Как тебе музыка? — услышала она мужской голос и открыла глаза. Странное ощущение: словно ее разбудили в собственной постели.

Голос принадлежал голубоглазому дилеру, которого она сменила за столом в покер. Она не могла вспомнить, какое имя было написано у него на бейдже — сегодня тест на внимательность она бы точно не прошла. А сейчас он стоял в джинсах и темно-синей водолазке.

— Какая музыка? — заставила себя спросить Катя.

— Ну, музыка, которая играла сегодня в зале. Французский хип-хоп. У нас новый ди-джей.

Она не слышала музыки, только считала и смотрела на руки — свои, игроков. На фишки и карты.

— …А под утро он поставил колыбельную. Шутник. И темп игры сразу замедлился. Заметила?

Катя улыбнулась, чтобы не отвечать «нет».

— Мы идем с ребятами расслабиться после смены. Пошли с нами, — не унимался дилер.

Он стоял неподвижно, облокачиваясь о шкафчик, но, в то же время, казалось, что в этом парне есть бесконечное движение. Все из-за взгляда. Ненасытного, горящего — как у Яна. Может быть, крупье — те же игроки, только по другую сторону стола?

Катя снова закрыла глаза.

— Не могу. Меня дома ждут.

— В такое время дома все спят. Лишнего часа никто и не заметит. А если не будешь расслабляться после такой работы — через месяц сбежишь. Или крыша поедет.

— В другой раз.

— Ладно.

Катя почувствовала, как что-то холодное коснулось ее руки — и открыла глаза. Дилер протянул ей стеклянную бутылку с пивом, открутив жестяную крышечку. — Обещай, что выпьешь. Не хочу, чтобы через пару дней тебя заменили на какую-нибудь стерву.

— Обещаю, — Катя подтвердила обещание глотком. Стало легче.

Она вышла на улицу. Мимо пронесся пустой троллейбус.

Дышалось легко. Было идеальное время: не жарко и не холодно. Не солнечно, не дождливо. Воздух пах свежестью, проникшей ночью с полей, окружающих город.

Она поднесла прядь к волосам и вдохнула.

Ну и гадость.

Даже от Яна во времена его курения пахло лучше.

Улыбнулась.

Где этот Ян? Дрыхнет?

Сделала еще несколько глотков, стоя на том самом крыльце, рядом с которым когда-то скупила у бабушки едва ли не все цветы. Потом медленно пошла в сторону дома.

Светало.

* * *

Он очнулся от странного звука — что-то позвякивало в ухе. Звук быстро нарастал. Ян скривился, ощутив холод металла под щекой, и с трудом разлепил оплывший глаз. Второй не поддался.

Ян лежал на рельсах. Поезд мчался на него из темноты. Доли секунды прошли, чтобы понять, что к чему. И еще какое-то время, чтобы заставить тело подчиняться мыслям. Ян сбросил себя со шпал, а дальше, по инерции, кулем скатился с насыпи. Еще до того, как он коснулся травы, мимо промчался поезд, хлестнув по лицу теплом и запахом мазута.

Некоторое время Ян еще лежал, глядя на небо, высокое, черное. Луна то венами проступала сквозь облака, то снова пряталась. От земли тянуло ледяным холодом. Странно, что его не утопили прямо там, в озерной жиже.

Тогда бы наверняка. Может, спугнул кто?..

Попробовал нащупать в кармане бумажник. Каждое движение отзывалось болью в ребрах и висках так сильно, что Ян едва сдерживал стоны, кусая опухшую, с привкусом крови, губу. Карман джинсов был разорван. Бумажника, конечно, не оказалось. Мобильного тоже. И не было сил поднять голову, чтобы понять, где он находится. Ян так и лежал с закрытыми глазами, пока холод не стал нестерпимым. Тогда он заставил себя, опираясь о локоть, приподняться. Было ветрено, Яна покачивало. Или просто гудело в голове, а тело жило своей жизнью.

Встал на четвереньки. Усмехнулся, представив себя со стороны, и поплатился за это острой болью в уголке губ. Смешок прервался тяжелым грудным кашлем. Застонав, Ян прижал руку к груди — в том месте, где, казалось, осколки ребер пытались проткнуть легкие, — но боль не утихла.

Дополз до столба. Опираясь о него, кое-как удалось приподняться. Чернота. Только где-то, по эту сторону дороги, то ли мерещилось, то ли тусклая луна и в самом деле высвечивала деревню — без единого огня. Ян в полусогнутом положении, прижимая ладони к грудной клетке, двинулся в сторону деревни. Вдохи и выдохи старался делать крошечные — чтобы облегчить боль.

Казалось, с каждым полушагом деревня удалялась еще больше. Но через очень долгое время — час, два, три — Ян дошел до крайней хаты. Оперся о калитку, сполз по ней. Отдышался.

Теперь еще бы найти живую душу.

Снова поднялся. Дотащился до крыльца, по капле выжимая из себя последние силы, и увидел, что дверь была заколочена. Как и окна соседнего дома. Липкий холодный пот стал стекать по шее и позвоночнику. Если деревня мертвая, живым из нее не выбраться.

Оторвав от забора висящую на одном гвозде штакетину — уже не сдерживая стонов — оперся на нее, как на костыль, и поплелся дальше.

— Эй… Кто-нибудь… — хрипел он, но вокруг стояла леденящая тишина.

Доковылял до металлических ворот, саданул пару раз кулаком. Металл отозвался гулом, с ближайшей вишни взметнулись, осыпав в темноту темные ягоды, мелкие птицы.

— Эй… — крикнул он снова и осознал, что голос звучал только в его голове.

Он больше не мог кричать.

Ян заставил себя сделать еще несколько шагов, понимая, что боль сейчас — это цена его жизни. «Даже если ты на дне, нужно продолжать идти…» — вспомнилось ему откуда-то. А потом он отбросил штакетину. Сил не оставалось, Ян был готов рухнуть, уже подкосились колени. И в этот момент он увидел свечу. Свеча двигалась по улице к нему навстречу. Прищурившись, Ян разглядел сморщенное, как старая картошка, лицо старухи, которое освещал трепещущий огонек. Старуха, вся в черном, в платке, повязанном, как у монашек, сухим скрюченным пальцем звала его за собой.

Это и есть Смерть?..

Ян поднял штакетину и, выдыхая стон при каждом шаге, двинулся за свечой.