Детонепробиваемая

Глава 16

На то, чтобы хандра по поводу Бена меня покинула, уходит добрых три дня. Все это время я избегаю Ричарда. Не полностью: мы по-прежнему разговариваем и с поразительной частотой обмениваемся письмами. Но когда он спрашивает, не соглашусь ли я с ним поужинать, я придумываю отмазку и обещаю принять приглашение как-нибудь в другой раз. Не хочу спать с Ричардом, пока мысли заняты Беном, хотя Джесс настаивает, будто секс с умелым любовником как раз способен помочь побороть неожиданно накатившее уныние. По опыту я знаю, что сближение с мужчиной, если при этом думаешь о ком-то другом, может сработать наоборот и катастрофически усугубить проблему, и напоминаю подруге о моем разрыве с бойфрендом из колледжа, Полом – единственном помимо развода по-настоящему примечательном расставании.

Тогда, в наши первые дни в Нью-Йорке сразу после выпуска, Джесс почти каждый вечер где-то тусовалась, а я проводила вечера дома, непрестанно растравливая себе душу: например, без конца крутила «Фотоснимки твои» группы «Кьюр» и звонила на радио с просьбами поставить песню для Пола из Денвера. Я никак не могла выкарабкаться из депрессии – да и не особо хотела, пока на одной вечеринке на крыше в Верхнем Ист-Сайде не встретила Андерса – двадцатилетнего шведского теннисиста с длинными светлыми волосами и улыбкой до ушей. Мы сразу друг другу понравились, хотя я понимала, что он из тех парней, которые всем кажутся привлекательными и в кого легко влюбиться.

Я привела себя в полную готовность к тому моменту, когда в конце вечера Андерс нашел меня и попросил номер телефона. На следующей неделе мы вместе поужинали и сходили в кино, а потом начали регулярно встречаться, хотя ни разу не задумывались, какие у нас отношения и к чему мы идем.

Примерно через месяц мы ублажили друг друга на его футоне, под колючим шерстяным пледом всех цветов радуги, который связала для Андерса его бабушка. Тот секс не превзошел наши наивысшие достижения с Полом, но был значительно лучше первого раза с бывшим, и я расценила это как хороший и многообещающий знак. После всего Андерс поднялся и приготовил нам полуночный перекус – кукурузные чипсы и хот-доги. Потом зажег гелевый светильник, и мы танцевали под «Чувствуй вибрации» Марки Марка, пока сосед Андерса не принялся стучать в стену и вопить, чтобы мы заткнулись. Помню, как я думала, что пусть и не люблю Андерса, но, может быть, со временем это чувство придет. На самом деле я даже надеялась, что так и случится.

Несколько дней спустя, прямо перед очередным свиданием с Андерсом я вышла из душа и заметила мигающий красный огонек автоответчика. Хотя мы почти три месяца не разговаривали, я сразу же поняла, что это Пол – единственный раз в жизни у меня проявились экстрасенсорные способности. Нажала на кнопку воспроизведения, и, представьте, сообщение действительно оказалось от Пола – пьяное бормотание, мол, он надеется, что у меня все хорошо. Да, это и близко не было чем-то вроде «Я жутко скучаю и жалею, что не переехал с тобой в Нью-Йорк», но все равно, Пол позвонил мне по пьяни пятничным вечером, чего я, при поддержке Джесс, умудрилась ни разу не сделать. Я прослушала сообщение дважды и заставила себя его стереть, борясь с желанием сохранить запись для дальнейшего анализа – Джесс как никто другой умеет читать паузы между словами и трактовать отрывистые фразы на автоответчике (Возможно, потому, что в ее жизни подобное случалось довольно часто. Но, с другой стороны, кто из нас в двадцать лет не напивался и не начинал названивать кому ни попадя?). У меня все болело, пока я уничтожала родной хрипловатый голос Пола, но я все равно гордилась собой. Гордилась уравновешенной юной горожанкой, которая встречается с услужливым длинноволосым европейцем. Бойфренд из колледжа остался в прошлом.

И, поддерживая этот имидж, я озаботилась, чтобы той ночью мы с Андерсом оторвались по полной. Мы поужинали в моем любимом мексиканском ресторанчике «Эль Тедди» (нынче, увы, закрытом) в Трайбеке[7] и вволю напились «маргарит» с кубиками льда и солью – с каждым глотком я чувствовала себя все более искушенной, так как в колледже пила «маргариту» только с колотым льдом. Потом мы встретились с друзьями Андерса, в основном тоже теннисистами, и поехали в клуб со строгим фейсконтролем в Сохо. Андерс прекрасно танцевал, но не относился к этому серьезно. Постоянно срывался на уморительные движения в стиле «бегущий человек». При взгляде на него я умирала со смеху и безумно радовалась – как это обычно и бывает перед тем, как происходит что-то по-настоящему ужасное.

Затем со мной случилось нечто странное. В квартире Андерса, когда мы всего лишь во второй раз занимались сексом, я поймала себя на мыслях о сообщении Пола. И по щекам внезапно потекли слезы. Я убеждала себя, что дело в «маргаритах». Убеждала себя, что я абсолютно счастлива. Молилась, чтобы эта вспышка быстро прошла, и надеялась, что в комнате Андерса достаточно темно, чтобы мои слезы остались незамеченными. Не повезло. Несколько секунд спустя Андерс замер надо мной и нежно коснулся щеки. Спросил, не плачу ли я, и его голос показался скорее напуганным, чем обеспокоенным. Он не стал дожидаться ответа, а просто сел, включил свет и бросил на меня встревоженный взгляд. Я извинилась, а он обнял меня и заверил, что извиняться мне не за что. Затем начал задавать вопросы, мол, в чем проблема, почему я грущу, неужели он сделал что-то не так? Я сказала, что вовсе не грущу, а просто напилась и устала. Андерс не поверил, и тогда я выложила ему все о Поле: как завязывались наши отношения, как он не захотел переезжать в Нью-Йорк и как я до сих пор иногда по нему скучаю, услышав определенные песни – все обычные мелодраматические подробности жизни после расставания. Даже призналась, что получила тем вечером сообщение от Пола и удалила его, прослушав только дважды. На протяжении всего разговора я то и дело просила прощения, а Андерс прекрасно себя проявил: сказал, что все хорошо, и, по моему настоянию, поделился парочкой историй о своих бывших.

Конечно, мне было стыдно из-за того, что я расплакалась во время секса, но, мне казалось, что мы с Андерсом вместе переступили некую грань и ночь приобрела очень важное, почти очистительное значение. Я наконец почувствовала себя готовой двигаться дальше после расставания с Полом. Следующим утром Андерс поцеловал меня на прощание как ни в чем не бывало. Я вернулась домой и сообщила Джесс, что окончательно покончила с Полом и теперь готова переводить отношения с Андерсом на новый уровень. Единственной проблемой стало то, что Андерс, видимо, так не думал, потому что с тех пор он ни разу мне не позвонил. Конечно, я тоже с ним не связывалась, но было совершенно ясно, кто кого динамит. Как и всегда.

Вспоминая о той ночи, я до сих пор морщусь и задаюсь вопросом, как бы все сложилось, не заплачь я тогда в разгар секса. Не то чтобы я втемяшила себе в голову, будто мы с Андерсом были друг другу предназначены или еще какую-нибудь подобную ерунду. Но мне кажется, я тогда испортила то, что вполне могло перерасти в значимые отношения или хотя бы в долгую дружбу.

Обуреваемая этими мыслями, я решаю, что ни в коем случае не наступлю на те же грабли с Ричардом. Я больше никогда расплачусь во время близости (разве что от счастья – Бен однажды довел меня до восторженных слез). Пусть все как шло, так и идет. Наверняка я еще долго не забуду о Бене, но пусть воспоминания о нем не посещают меня в постели с другим мужчиной. Не хочу испортить хрупкие зарождающиеся отношения с Ричардом. Не то чтобы в них действительно наблюдалось что-то хрупкое, просто к любому ростку это определение изначально подходит.

А потом, едва я привыкаю думать, что благополучно сошла со скользкой дорожки, в почте попадается письмо, снова ввергающее душу в смятение. Сразу узнаю почерк Энни и чувствую угрызения совести за то, что не перезванивала ей и не принимала приглашений на обед. Энни и Рэй – единственные друзья, попавшие под перекрестный огонь нашего развода, единственная пара, на которую ни я, ни Бен не можем претендовать в полной мере. Все остальные друзья или мои, или Бена, и у нас существует молчаливая договоренность, что я не буду общаться с его приятелями, а он перестанет контактировать с моими. Вопрос размежевания. Подхваченная вихрем этих мыслей, я вскрываю конверт, ожидая увидеть обыкновенную записку. Энни обожает слать письма без причины и часто сетует, что век электронных сообщений выхолостил эпистолярное искусство. Но в конверте оказывается не записка, а приглашение на крестины Реймонда-младшего.

– Черт, – выпаливаю я, потому что знаю: Бен сегодня откроет такой же конверт, а последнее, что я хочу, – видеть его в ближайшее время. И одновременно я хочу его увидеть больше всего на свете. Снова ненавижу и себя, и его.

Сую приглашение обратно в конверт и спокойно обдумываю возможные варианты. Можно позвонить Энни и попросту выложить ей всю правду. Мы довольно близкие подруги, и она вполне достойна доверия. Наверное, я так бы и сделала, если бы она пригласила меня, скажем, на рядовые посиделки. Но так как речь о крестинах первенца Энни, об очень важном для нее событии, представляется невозможным избежать мероприятия, сославшись на свои эмоциональные затруднения. Если я так поступлю, это наверняка покажется кошмарно эгоцентричным. Да что там, это и будет эгоцентричным.

Рассматриваю возможность соврать. Изобретаю себе приемлемое оправдание. Можно сказать, что на те выходные меня не будет в городе. Что билеты на самолет уже на руках, и их никак нельзя сдать. Но потом мне придется сочинять колоссальную ложь о поездке в Вегас, Лос-Анджелес или Новый Орлеан, а дальше годы и годы помнить, как я якобы отправилась в увеселительную поездку именно в эти августовские выходные. А с моим везением я обязательно забуду о своей отмазке уже к середине субботы, отвечу на звонок, а на другом конце провода окажется Энни, желающая узнать у Джесс рецепт ее ромового коктейля «Бутлегер». По закону подлости на вранье попадаются именно те люди, которые почти никогда не лгут, в те редкие разы, когда вдруг пытаются кого-то обмануть. Кроме того, учитывая все мои предыдущие отговорки, Энни наверняка заподозрит меня во лжи. Будь я на ее месте, точно бы заподозрила.

Ругаю себя за то, что за прошедший месяц не удосужилась принять хотя бы одно из приглашений подруги пообедать вместе или выпить. За то, что ни разу не заехала проведать Реймонда-младшего. Приложи я хоть капельку усилий, манкирование крестинами выглядело бы менее вопиюще.

Внезапно я задаюсь вопросом, а с какой стати я изо всех сил стараюсь избегать Энни и Рэя. Необязательно быть дипломированным психиатром, чтобы понять очевидные причины. Частично играет роль детский фактор. Видеть рядом с собой ребенка хочется мне меньше всего. Лучше обойтись без лицезрения того, что именно Бен предпочел мне. И также я не хочу, чтобы поблизости находился кто-либо (или что-либо), напоминающий мне о Бене, и боюсь, что Энни по собственной инициативе поделится со мной подробностями его новой жизни, которые я совершенно не желаю знать. Разве что речь зайдет о том, как он одинок и несчастен. Что вряд ли. В конце концов, я же своими глазами видела, как Бен миловался с Такер. Может, он вовсе в нее и не влюблен или вообще никак с нею не связан, но мой бывший муж никоим боком не выглядел сломленным.

Конечно, не возбраняется сказать Энни, что я не желаю ничего слышать о Бене, но как же не хочется выглядеть неудачницей, не сумевшей сохранить отношения. Вдобавок, я покажусь эмоционально нестабильной, если потребую исключить из обсуждения самое значительное из случившегося со мной в жизни. Потом Энни наверняка передаст мои слова Рэю, который, как любой мужчина, не обладает достаточным тактом и умом, чтобы придержать рот на замке, и в охотку донесет Бену, какая я жалкая. Более того, если Энни уважит мою просьбу не упоминать Бена, я неизбежно примусь истолковывать её последующее молчание. И постоянно буду пребывать в напряжении, рассчитывая, что даже вопреки наложенному мной вето на обсуждение Бена, когда у Энни появится новость приятная мне (и не очень приятная ему), она обязательно найдет способ вставить эту информацию в разговор, например: «Знаю, ты не желаешь ничего слышать о Бене, но он спрашивает о тебе всякий раз, когда мы видимся, и кажется без тебя жутко одиноким».

Как бы там ни было, приглашение жжет мне руку.

Я совершенно точно предугадываю, что скажет Джесс, и поэтому смеюсь, когда она возвращается домой с работы, изучает приглашение и говорит в точности, как я ожидала:

– Ты должна пойти. И взять с собой Ричарда. И выглядеть сногсшибательно.

Ее глаза загораются впервые со дня памятного объяснения с Трэем, который, кстати, с тех пор так и не позвонил сообщить, что передумал, или хотя бы просто поздороваться.

Говорю, что Ричарда с собой ни в коем случае не позову.

– Почему нет? Уверена, Энни не станет возражать.

– Не годится поступать так с Беном. Да и с Ричардом, если на то пошло, – отказываюсь я. – Кроме того, это слишком бросается в глаза. И будет выглядеть жалким.

– Не согласна. Наоборот, прямой противоположностью жалкому. Уверена, это будет выглядеть так, будто Ричард твой новый парень. Многие приводят свои пары на подобные мероприятия.

– Ричард совсем не моя пара, и ты это знаешь.

– Он что-то вроде того.

– Нет, – возражаю я, – это не так.

– Тогда кто он?

– Он – парень, который мне симпатичен. С которым я один раз переспала.

– Так переспи с ним еще несколько раз, а потом возьми его с собой.

Я смеюсь и качаю головой.

– Ладно, – хмурится Джесс. – Но ты очень пожалеешь, что не послушалась моего совета, если Бен придет не один.

Я замираю и смотрю на нее.

– Думаешь, он может так сделать?

– Вполне.

– Ни в коем случае. Никогда.

– Никогда не говори «никогда», – назидательно произносит Джесс.

Она придерживается этого принципа много лет, и, думаю, наконец я тоже им прониклась. В отношениях не существует абсолютов. Нельзя принимать что-либо как данность. Нельзя рассчитывать ни на что, кроме неотвратимых неожиданностей. И стоит увериться, будто являешься неким стабильным исключением из общего правила, как случается беда.

Я беру телефон и набираю номер Энни.

Она жизнерадостно щебечет:

– Привет, незнакомка!

Не давая себе времени передумать, я выпаливаю:

– Привет, Энни! Получила твое приглашение и непременно приду. Ничего, если я буду не одна?