Детонепробиваемая

Глава 6

Не могу определиться, проходят ли следующие несколько недель слишком быстро или же невероятно медленно.

Иногда кажется, что мы с Беном расстались чересчур поспешно и слишком легко. Невольно думаю, что лишь недалекие знаменитости расходятся так же просто, как мы… Или же молоденькие, глупые дети, подвластные капризам и меняющие свои убеждения, едва заканчивается горячий подростковый возраст, понятия не имеющие о святости обетов и верящие, будто перемены в жизни – это данность.

С другой стороны, дни до развода тянутся бесконечно. Каждое утро я просыпаюсь с болезненным осознанием, что жизнь рушится и я больше никогда не буду счастлива. Несмотря на все усилия занять делами каждую минуту и тем отвлечься от своих горестей, я все равно десяток раз на дню чувствую себя так, будто получила удар кулаком в живот. Ловлю себя на том, что молюсь, лишь бы Бен изменил решение.

Я решила временно пожить у Джесс. Это удобно, но по большому счету мнится откатом назад: вроде как переехать обратно к родителям после того как перебралась в свое жилье. Я словно отступила на несколько лет, а такое никогда не кажется чем-то положительным. Понятно, что это временная мера и в конечном итоге я найду себе дом, но все равно продолжаю чувствовать себя проигравшей. Кроме того, я ощущаю вину из-за вторжения к Джесс, хотя она уверяет, будто в восторге от моего возвращения. Я предлагаю ей долевую оплату, но идея дурацкая, поскольку Джесс – собственница квартиры. Она отмахивается, мол, в любом случае почти никогда не бывает дома, и просит ее не смешить. «Да и для чего еще нужны друзья, Клаудия, как не для того, чтобы собирать осколки разбитого сердца?» – успокаивает она.

Тем не менее я взяла себе за правило платить за продукты и готовую еду на дом. А еще стараюсь допоздна засиживаться в офисе, чтобы у Джесс была возможность проводить побольше времени в квартире наедине с собой. Я всегда работала по много часов, но никогда не была такой вдохновленной и одержимой. Наверстываю все чтение, что откладывала на потом и вычеркиваю из списка дела, которые томились там месяцами. Даже на рабочем столе впервые за много лет идеальный порядок, что весьма удивляет мою давнюю помощницу Розмари.

– Что за особый случай? – интересуется она.

– Я развожусь, – говорю я.

– Мне жаль. – Вот и все, что можно услышать от Розмари. Ее чувство такта не уступает ее аккуратности.

– Не стоит, – возражаю я. – Мой кабинет давно этого ждал.

Конечно, я шучу, но в тоже время понимаю, что ежедневное погружение с головой в работу на безумное количество часов лечит. Я говорю себе, что у одиночества есть и плюсы. Нужно постараться действовать как человек, который теряет любовь и одновременно закладывает для чего-то основу. Извлеку из своего горя пользу. Сделаю то, чего никогда не осуществила бы, обернись все по-другому. Я приказываю себе мечтать о большем и стремиться выше. Может статься, когда-нибудь у меня будет своя «Редакция Клаудии Парр»… Будет что-то, чего не произошло бы, если бы у нас с Беном родился ребенок… Что-то, чего не произошло бы, если бы я осталась с Беном даже без детей. Мне нравится воображать, как Бен просматривает полки книжных магазинов и видит мое имя на корешке книги. Возможно, я даже куплю права на издание подарочного альбома по архитектуре. Бен точно не оставит его без внимания.

Между тем в первые недели порознь мы с Беном общаемся очень мало, и, даже когда разговариваем, ни один не трещит без умолка, как в былые времена. Много неловких пауз, рутинных вопросов о почте, счетах и графиках работы. Понятно, что нам не хочется столкнуться в нашей квартире. Мы дежурно спрашиваем друг друга, как дела, и оба быстро и коротко отвечаем, что прекрасно, просто прекрасно. Мы оба гордые, упрямые и жутко сдержанные. Мне приходит в голову, что, возможно, мы оба саботируем и провоцируем друг друга, вставляя палки в колеса былому взаимопониманию. По крайней мере я надеюсь, что происходит именно это, но глубоко внутри осознаю, что мы с Беном становимся необратимо чужими, и готова поспорить, что Бен тоже это понимает.

В завершение одного разговора Бен вздыхает и говорит:

– Я просто хочу, чтобы ты была счастлива, Клаудия. Вот и все.

Эта реплика ни из чего не вытекает, так как я сию минуту сказала только, что проверила в квартире автоответчик и что дважды звонила его тетя.

– Ага, конечно, – бормочу я себе под нос.

– Что-что? – переспрашивает он. Эта его манера всегда меня раздражала: Бен так говорит только в тех случаях, когда прекрасно слышал мои слова, но они ему не по душе.

– Очевидно, что это не единственное, чего ты хочешь! – восклицаю я, мысленно представляя его с пищащим новорожденным.

Бен ничего не отвечает, и для обоих ясно, что ему нечем крыть; я чувствую странное ощущение победы и удовлетворения. Когда получается безоговорочно доказать свою точку зрения одной емкой фразой, на душе всегда становится тепло.

– Увидимся, – говорю я, желая поскорее закруглиться.

– Да, – беспечно отвечает Бен. – Увидимся.

Я кладу трубку и тут же набираю другой номер, чтобы назначить встречу с моим адвокатом, Ниной Рейден. Нина эффектна, бескомпромиссна и резка; из тех женщин, образы которых сразу всплывают в памяти, когда слышишь песню Билли Джоэла «Она всегда остается женщиной». Нина накачала губы коллагеном и много улыбается, что не соответствует ее явному стремлению превратить мой развод в спорную тяжбу, насколько это возможно. Готова держать пари, что ее хлеб насущный нажит на защите обиженных женщин всего Манхэттена. Наверняка она говорила «Давай отомстим этому уроду» чаще, чем желала доброго утра.

Во время нашей второй встречи мне пришлось три раза повторить, что я не хочу нанимать частного детектива и уверена, что в жизни Бена нет другой женщины. Нина явно не привыкла к таким своеобразным разводам, как наш.

– Вы никогда не можете быть уверенной, – втолковывает она.

– Я чертовски уверена, – настаиваю я. – Разве что он уже выбрал сосуд для вынашивания своего ребенка.

Нина пристально смотрит на меня, и в ее взгляде читается: «Именно этим он сейчас и занят». Она облизывает палец и открывает чистую страницу в блокноте. Нина говорит, что, основываясь на моем изложении событий во время первой консультации, поводом для развода будет «конструктивный отказ». Термин вызывает у меня грусть как из-за формального звучания, так и из-за буквального значения.

Я киваю, а Нина одержимо вгрызается в наше финансовое положение, убеждая, что я должна озолотиться и потребовать Луну с неба. Она много жестикулирует; широкие эмалевые браслеты скользят вверх и вниз по ее длинной тонкой руке. Я сверлю адвоката непонимающим взглядом и твержу, что нам с Беном особо нечего делить.

– Мы были женаты всего три года. А квартира у нас съемная, помните? – подсказываю я, радуясь, что мы с Беном так и не окунулись в океан нью-йоркской недвижимости.

– Ладно, ладно. Но как насчет машин? Мебели? Ковров? Произведений искусства? Хрусталя? Акций? Долевой собственности? – допрашивает Нина, повернув руки ладонями вверх. Она силится нахмурить накачанное ботоксом лицо, но ничего не получается.

Я пожимаю плечами.

– У нас есть «хонда цивик» девяносто девятого года. Рухлядь.

Нина бросает на меня сердитый взгляд, говорящий, что я могла бы назвать что-нибудь получше.

– Я проработаю вопрос, – обещаю я.

– Хорошо, – роняет она и смотрит на часы. – Поверьте моему опыту: вы пожалеете, что попросили слишком мало.

– Угу.

– Так что скиньте мне на электронную почту что-нибудь… все, что придет вам в голову. Я включу список имущества в приложение А к Соглашению супругов о раздельном проживании.

Я никогда не думала о наших вещах как об имуществе… никогда не думала, что мы с Беном будем что-то делить. Верила, что мы будем всем делиться. Но все равно решаю отнестись к своему домашнему заданию серьезно: звоню скоро уже бывшему мужу и говорю, что вечером мне нужно несколько часов побыть к квартире. Бен соглашается – он и так собирался задержаться на работе.

* * * * *

Вечером я хожу по квартире, роюсь в шкафах и ящиках, параллельно опустошая бутылку вина и делая пометки на листе бумаги. Обстановка выглядит незнакомой, будто некоторые предметы я вижу в первый раз. Осматривая наши совместные вещи, я с чувством облегчения и гордости понимаю, что почти ничего не хочу забрать. Я стараюсь, но не могу заставить себя переживать о мебели, постельном белье, серебре. Ненадолго задерживаю взгляд на нашем единственном дорогом произведении искусства – великолепном городском пейзаже Джеффри Джонсона, выполненном в теплых коричневых тонах. Я люблю эту картину, и в голове не укладывается, что не буду любоваться ею вновь, но мы с Беном купили полотно вместе на вторую годовщину свадьбы, а мне совсем не хочется ежедневного напоминания.

Почему-то притормаживаю на наших дисках, на музыке, которую мы выбирали, чтобы слушать в зависимости от настроения и случая. Музыка для сборов. Для вечеринки. Для работы по дому. Для секса. Для создания сексуального настроения. Для расслабления после секса.

Конечно же, диски – это не те ценные вещи, которые имела в виду Нина, так как вся наша коллекция стоит лишь несколько сотен баксов, но мысль о том, чтобы искать замену мелодиям, которыми мы наслаждались вдвоем, слишком невыносима. Кроме того, я знаю, как много наши диски значат для Бена, и частично хочу его позлить. У меня нет ни малейшего желания наказывать его материально; я хочу, чтобы он страдал душевно. Хочу, чтобы он чувствовал ненасытную пустоту внутри, а отнятый хрустальный графин таких эмоций не вызовет.

Так что я наливаю себе еще вина и выписываю некоторых наших любимых музыкантов и группы: Джеймс Макмертри, Брюс Спрингстин, Боб Дилан, Том Уэйтс, «Velvet Underground», «Cowboy Junkies», «Wilco», «Dire Straits», Лаура Кантрелл, Ван Моррисон, Трейси Чепмен. После этого, чтобы окончательно укрепить свои позиции, беру черный маркер и вывожу на обложках дисков свои инициалы. Примерно на середине стопки ловлю себя на том, что использую фамилию мужа Дэвенпорт, и перехожу на девичью – теперь я К.П. Говорю себе, что Парр, фамилия, которую я сохранила на работе, гораздо лучше подходит к имени Клаудия. Никогда не была поклонницей многосложных имен в сочетании с трехсложными фамилиями.

Вино ударяет мне в голову где-то около полуночи; тогда я просто сдаюсь, зачеркиваю незаконченный список и пишу наверху страницы «Все диски».

На следующий день я звоню Нине и говорю, что хочу вернуть только личные вещи, все наши диски и девичью фамилию. Она стонет в трубку и объявляет:

– Как ваш адвокат, считаю своим долгом сообщить, что, по-моему, вы делаете ошибку.

– Дело не в деньгах, а в принципах, – отвечаю я.

– Именно поэтому я советую вам включить в список больше вещей, – возражает Нина. – Из принципа. Он – тот, кто освобождается от этого брака.

Потом она вздыхает и предлагает мне подумать обо всем еще раз, а она тем временем набросает соглашение о раздельном проживании супругов.

Спустя несколько дней бумаги доставляют мне в офис. Я внимательно прочитываю каждую страницу. По большей части документ состоит из шаблонных юридических фраз об освобождении от обязательств по уплате коммунальных услуг, а также о возврате налогов, долгах и обязанностях сторон. Единственные строчки, смысл которых я поняла, помещались в самом начале:

«Следует принять во внимание, что в результате определенных споров и непримиримых разногласий между сторонами стороны разошлись и сейчас живут раздельно, и намерены жить отдельно друг от друга всю оставшуюся жизнь. Следует принять во внимание, что детей в браке нет и не ожидается».

Думаю: «Да-да, скажите это еще раз». Звоню Бену и прошу его в последний раз поужинать со мной, чтобы мы смогли просмотреть соглашение вместе. Думаю, нам это нужно, чтобы поставить точку. Я всегда ненавидела это выражение; им злоупотребляют героини мелодрам. Но оно не звучит преувеличенно, когда распадается брак. Когда собираешься повидаться с мужем еще раз, чтобы смириться с фактом, что вы больше не женаты. Хотя, вполне возможно, на самом деле я даю Бену последний шанс изменить свое решение.

– Где встретимся? – спрашиваю я.

Знаю, он скажет, что место встречи неважно и право выбора за мной.

Конечно же, он вздыхает в трубку.

– Выбери сама, Клаудия. Мне все равно.

Он говорит так, будто заработал право на усталость.

Я хочу ответить в таком же пассивно-агрессивном тоне, настоять, чтобы именно он выбрал место для нашего последнего свидания, но прихожу к выводу, что взять дело в свои руки – верный способ уберечься от опасности потерять самообладание. Я говорю, что подумаю и перезвоню… говорю холодным и отстраненным голосом.

– Ладно. Просто дай мне знать, – отвечает Бен, и я вынуждена признать: если бы мы соревновались на самый бесстрастный голос, он безоговорочно взял бы главный приз.

* * * * *

В течение нескольких часов я просматриваю практически каждую запись в ресторанном путеводителе «Загат», в котором когда-то искала, куда бы нам с Беном выбраться на вечер. Тысяча девятьсот тридцать одно название и ни одного подходящего заведения для встречи со скоро уже бывшим мужем с целью обсуждения раздела имущества. Я внимательно изучаю категории: поздний ужин, нарядные люди, впечатляющий вид из окна, романтика, особый повод, для одиноких… Ничего подходящего. Как так вышло, что в «Загат» включили категорию вроде туалетов, где надо побывать, и пропустили вечно актуальный вопрос мест для расставаний в таком городе, как Нью-Йорк?

Пока я просматриваю список ресторанов, менеджер по рекламе Майкл Брайтон останавливается, чтобы поздороваться. Мы с Майклом одновременно выпустились тринадцать лет назад и начали работать здесь в один день. Он один из самых близких моих друзей среди коллег, а его практичный подход и остроумие позволяют с легкостью говорить с ним о разводе. С ним я могу рассчитывать, что не захлебнусь в переизбытке сочувствия.

– Что нового, Клаудия? – спрашивает Майкл, беря с книжной полки мой магический шар и встряхивая его. В последнее время по вполне понятным причинам я этой штуки избегала.

– Да ничего особенного.

Майкл внимательно смотрит на шарик.

– Черт. Химчистка не выведет пятно с моего замшевого пиджака.

Я хихикаю:

– Почему вопросы, которые ты задаешь шарику, всегда такие пустяшные?

– Потому что моя жизнь пустяшная. Ты же знаешь, – парирует Майкл, поглаживая рукой бритую наголо голову. Более гладкой коричневой кожи мне ни у кого не доводилось видеть. Она выглядит словно отретушированная. Бен всегда говорил, что Майкл похож на Чарльза Баркли. Думаю, имеется сходство глаз и бровей, но Майкл не такой грузный, как Баркли, и его черты лица резче.

– Да уж, – подпускаю я сарказма в голос. Жизнь Майкла можно назвать какой угодно, но не пустяшной. Только на прошлой неделе он поднял нешуточную бурю, случайно разослав всей компании электронное письмо о некомпетентности своего помощника. – Ладно, проехали. Как там с продвижением романа Эми Дикерсон? «Тайм» опубликует на него рецензию?

– Я над этим работаю, – зевает Майкл. Он абсолютный прокрастинатор[4], но очаровывает своим умением выбить для меня рецензию в любой газете. Майкл нравится всем в книгоиздании, и я в восторге, когда именно он занимается продвижением какой-нибудь из моих книг.

– Не беспокойся. – Он указывает на «Загат». – Что, уже горячее свидание?

– Нет. Стараюсь выбрать место встречи с Беном на вечер.

– Чтобы помириться?

– Нет, чтобы поделить имущество.

– Хм… Как насчет «Киттичая»? У меня там бронь, которую я предпочел бы не использовать.

Поднимаю брови. Вечная история…

– Можно поподробнее, у меня есть время.

– Она слишком надоедливая.

– Ааа… – тяну я, пролистывая страницы до буквы К. – Итак, «Киттичай». В отеле «Томпсон», так?

– Ага. Столик на двоих в восемь. Если хочешь, он твой.

– Если честно, никогда там не бывала. И не думаю, что это тот вечер, когда стоит пробовать что-то новенькое.

– Ну, сходите в старую знакомую «Таверну Грамерси»? В «Аквавит»? Или в «Бальтазар»?

Я качаю головой.

– Ни то, ни другое, ни третье. Старые знакомые места вызывают слишком много воспоминаний… Хороших воспоминаний. Приятных. Это было бы неправильно. Неправильно сидеть там и говорить Бену, что я хочу забрать нашу кухонную утварь «Карфалон», параллельно думая о нашей первой годовщине или о ночи, когда мы расшалились на заднем сидении такси.

– Ты же даже не готовишь. Серьезно, хочешь посуду?

– Нет. На самом деле я ничего не хочу.

Майкл кивает и, щурясь, смотрит в потолок, будто что-то попало в контактные линзы.

– Можно полюбопытствовать? Я проверяю теорию… Тот случай в такси был до или после свадьбы?

– До. – Отпихиваю воспоминания и продолжаю: – Думаю, мне следует выбрать нечто среднее между модным новым местечком и проверенным любимым рестораном. Заведение, где мы бывали раньше, но… без особого подтекста. С уютной атмосферой, но не слишком веселое. И, наверное, с низкими баллами по обслуживанию. Не хочу, чтобы нас прерывали или пространно описывали еду и вина.

Майкл смеется.

Я стреляю в него взглядом:

– Не смешно.

Улыбка исчезает с его лица, и он покаянно вздыхает:

– Прости… Правда не смешно.

– Ладно… Чуть-чуть забавно, – говорю я и думаю, что, сталкиваясь с трудностями, сильные люди шутят.

Майкл снова трясет шарик.

– Ой-ой-ой.

– Что?

– Не бери в голову. В любом случае я ему не верю.

* * * * *

Вечером нашего последнего «свидания» я приезжаю в выбранное наугад бистро в «Адской кухне» (районе, с которым у нас с Беном наименьшее количество ассоциаций), опоздав на десять минут, но все равно раньше мужа. Меня это раздражает, потому что приходится заказать напиток в баре, и вечер становится слишком похож на свидание, а не на деловую встречу, как на самом деле. Интересно, может, нам лучше было встретиться за обедом?

Бен не спеша подходит после того, как я взяла вино и сделала несколько глотков. На нем мешковатые джинсы и новая белая рубашка, которая подчеркивает красивую форму торса и рук. У Бена не слишком маленькое и не слишком большое крепкое тело, которое идеально смотрится в одежде. И, к несчастью для меня, еще лучше без нее.

– Симпатичная рубашка, – говорю я с долей сарказма в голосе. Хочу, чтобы он понял: я отметила его походы по магазинам в то время, когда у нас неурядицы.

Бен отвечает мне оборонительным взглядом и бормочет, что прикупил кое-какие тряпки в «Гэп». Представляя Бена примеряющим типовую одежду, которую он, конечно, будет надевать на свидания с краснеющими фертильными девушками лет двадцати с небольшим, я его почти ненавижу. Это действительно хорошо и полезно, хотя легкая ненависть к Бену придает вечеру оттенок печали. Я расплачиваюсь в баре, и мы идем к стойке метрдотеля.

– Он здесь, – указываю я на опоздавшего.

Метрдотель улыбается и ведет нас к маленькому столику в самом центре зала. Я мгновенно определяю, что этот столик – самый плохой в ресторане. Мы будем окружены со всех сторон. Я не планирую сцену и не ожидаю слез. Мы с Беном очень сдержанны и одинаково не любим привлекать к себе внимание. Но все-таки для наших целей угловой столик подошел бы гораздо лучше. Я бросаю взгляд на Бена, надеясь, что он попросит нас пересадить. Он почти всегда так делает. Даже когда мы заглядывали в Макдональдс и я выбирала столик, он спрашивал, нельзя ли нам переместиться. Это стало почти игрой. Я пыталась угадать, где бы Бен хотел сидеть, а он находил в этом месте что-то неподходящее: сквозняк от кондиционера, солнечный свет прямо в глаза, пятна кетчупа на стуле. Конечно же, именно сегодня Бен для разнообразия решил опробовать новую рубашку и согласиться с рассадкой.

– Итак… Как дела? – спрашивает Бен после того, как официантка вручает нам меню и винную карту.

– Прекрасно.

– Как работа?

Говорю, что отлично, и по мере его понуканий рассказываю о последних книгах, которыми занимаюсь, и о нескольких, которые пытаюсь приобрести. Знаю, что Бен гордится всем, чего я достигла в издательстве, и не могу не поделиться с ним некоторыми подробностями. Интересно, как скоро пропадет желание рассказывать ему свои истории?

– А как твоя работа?

– Нормально. По-прежнему.

– Семья?

– Прекрасно. Хорошо.

– Ты уже им сказал?

– Сказал что?

– Ну, Бен, даже не знаю. О твоей новой рубашке?

– Не понимаю, что конкретно ты имела в виду.

– Конкретно? А наше расставание, которое происходит здесь и сейчас, достаточно конкретно? – Обрисовываю руками пространство между нами.

– Я упомянул, что у нас проблемы.

– Ты рассказал своим о характере наших «проблем»?

Бен кивает.

– И теперь они думают, что я холодная стерва?

– Никто не думает о тебе ничего плохого, Клаудия.

Я перевожу взгляд на меню, поднимаю брови и бормочу, что очень в этом сомневаюсь.

Он игнорирует мое замечание и спрашивает:

– Ты сказала родителям?

– Нет. Еще нет.

Бен не выглядит удивленным. Знает, что я не общаюсь с матерью и не хочу расстраивать отца.

– А сестрам?

– Нет. Только Джесс. И Майклу.

– Энни?

Качаю головой.

– Нет. А зачем? Ты разговаривал с Рэем?

– Перекинулись парой слов.

Хочу спросить Бена, что именно он рассказал Рэю, но решаю, что не надо. Могу себе представить. И также догадываюсь, что новоиспеченный отец ему ответил. Это подтверждает мой тезис о том, что люди ищут далеко не любого совета. Они спрашивают мнение только тех, кто отразит их собственные побуждения. Предложит им то, что они и так собирались сделать.

Подошедшая официантка принимает у нас заказ. Мы не обсуждали заранее, кому что по вкусу, однако оба выбрали лосося. Мы не привыкли дублировать блюда и раньше предпочитали заказать два разных и съесть каждого по половине. Ясно, что то время прошло.

– Итак…

– Итак, – подхватывает Бен. – Что дальше?

Можно подумать, он говорит о логистике, а не о наших отношениях. Они закончились, и мы оба это знаем. Я передаю Бену составленные Ниной документы со словами:

– В Нью-Йорке все довольно стандартно, если речь о неоспариваемых разводах.

Бен берет бумаги и бегло просматривает. Листает страницу за страницей, пока не доходит до той части, где обсуждается раздел имущества.

– Я хочу только диски, – подытоживаю для него я.

Он удивленно смотрит на меня:

– Это все, чего ты хочешь? Диски?

– Ага. Хочу только нашу музыку, – говорю я и в душе клянусь, что в последний раз произнесла «нашу». – Ты не против?

– Конечно, Клаудия. Музыка твоя.

– Даже весь Джеймс Макмертри? – спрашиваю с надеждой, что он будет упираться или по крайней мере расстроится. У Бена есть свои любимые группы, у меня тоже, но как у пары Джеймс Макмертри наш номер один. Может быть, потому что мы открыли его и влюбились в его музыку вместе. Я вижу, что грудная клетка Бена немного приподнялась – он вдыхает. Затем выдыхает и смотрит на меня. Надеюсь, он думает о последнем лете, когда мы летали в Остин, чтобы вживую увидеть выступление Джеймса в клубе «Континенталь»… О том, как мы выпили слишком много пива и обнимали друг друга, впитывая мучительные строки Джеймса.

– Конечно. Даже Джеймс, – грустно кивает Бен, и я мысленно помечаю себе, что нужно оставить один диск в квартире будто бы по недосмотру. Я провернула похожий трюк, когда расставалась с Полом, моим парнем в колледже. Было много причин для нашего разрыва, и первая среди них – географическая несовместимость. Я хотела жить в Нью-Йорке, а он – где угодно, только не там. Во мне теплилась надежда, что он передумает, поэтому я разработала стратегию для увеличения шансов. Так что, собрав все свои вещи, накопившиеся в его квартире за целый год, я засунула в ящик комода одну карту «уно», потому что мы с Полом частенько играли в «уно» и вели текущий счет в трехзначных числах. Карта была красным «разворотом», меняющим направление передачи хода на противоположное, что, как я думала, достаточно символично. Я надеялась, что Пол найдет карту, сильно пожалеет, что отпустил меня, и до того захочет все вернуть, что оставит Денвер и переедет со мной в Нью-Йорк. Может, он даже прикрепил ту карту к зеркалу и смотрел на нее каждое утро во время бритья, думая обо мне и о том, как могло бы быть.

Я пытаюсь представить выражение лица Бена, когда ему попадется один из наших дисков с Макмертри. Воображаю, как он вставляет диск в стереопроигрыватель, слушает одну из наших песен и проклинает себя за то, что выбрал ребенка, а не меня.

– Клаудия? – прерывает Бен мои мысли. – О чем ты думаешь? – мягко спрашивает он.

– Ты знаешь.

Я качаю головой – снова накатывает грусть. Приходится сдерживаться, чтобы не заплакать.

– Да, знаю. Отстой.

Киваю и оглядываюсь на пару за соседним столиком; похоже, у них первое свидание. Уселись сразу после нас, и я заметила, как парень отодвинул для спутницы стул. Они молодые и нетерпеливые, со всеми подобающими улыбками и идеальными манерами за столом. У них хорошее начало, счастливое и полное надежд.

Мотнув головой в их сторону, я говорю:

– Посмотри на них. Первое свидание?

Бен слегка поворачивается на стуле, секунду изучает соседей и подводит итог:

– Ага. Максимум второе. Готов поспорить, они еще даже не целовались.

– Может быть, этим вечером…

– Да. Может быть.

– Как жаль, что не могу попасть в будущее и увидеть, чем все закончится, – язвлю я.

Бен косится на меня и качает головой.

– Ты всегда была циничной.

– Понимай как хочешь.

– Может, они будут жить долго и счастливо.

– Ага. И заведут двух детей. Двух целых и две десятые.

– Или хотя бы одного ребенка, – вздыхает Бен.

Я позволяю ему оставить за собой последнее слово и — к счастью, вскоре — принесенный счет.