- Одэкота, помоги Мизу, - говорит Нита, а я выдыхаю с облегчением, успев заметить, как раздосадовано скрипит зубами Чуа.
Мужчина подходит ко мне, держа в руках кубок. Сначала он поднимает руку и шершавыми пальцами заправляет мои волосы за уши, чтобы не падали на лицо. При этом индеец слегка улыбается, ободряюще. И я расслабляюсь, улыбнувшись ему в ответ. Потом Одэкота макает указательный палец в кубок. И что-то рисует мне на лбу. Сначала круг, а потом горизонтальную полоску, пересекающую его и точку в верхней половине круга. В общем-то, неплохо. Я готовилась к тому, что меня будет тошнить при мысли о том, ЧЕМ мажут мою кожу, но нет, если отрешиться от всего и сосредоточиться исключительно на лице Одэкота и его шоколадных глазах с золотистыми искорками, то вполне терпимо.
Затем индеец проводит длинную линию с моего лба по носу и вниз к губам. Тут он останавливается. И касается моего рта очень нежно, самыми кончиками пальцев, ничего на нем не рисуя, потом спускает полосу на мой подбородок и по шее вниз до ямки между ключицами. Тут его пальцы чуть вздрагивают и отодвигаются. Поднимаю глаза и встречаюсь с широкими черными зрачками мужчины. Ой-ой. Я знаю такой взгляд. И сейчас он мне совершенно ни к чему, поэтому я снова опускаю глаза куда-то на уровень шеи Одэкота и смотрю только туда.
Мужчина отходит, и тут же раздаются приветственные крики одноплеменников.
- А теперь все берите угощение! – говорит Нита, и дважды просить ее никто не заставляет.
Первыми к кострам бросаются дети. Малышам наливают бульон, тем, кто постарше – дают куски мяса. Потом идут старики. Большинство берет суп из медвежатины с отдельными зернами какой-то крупы и травами. Потом настает черед мужчин. Ну, и понятное дело, самыми последними идут женщины. Я переживаю и дергаюсь, уверенная, что все самое вкусное уже съели, но когда подхожу к кострам, вижу, что там еще полно угощения. Довольно улыбнувшись, беру себе суп. Хочется жиденького и горяченького в этот прохладный весенний вечер.
Взяв деревянную плошку, доверху наполненную супом, отхожу подальше от костров и усаживаюсь на одно из поваленных деревьев, служащих тут, как я понимаю, чем-то вроде скамьи. Первый же глоток бульона заставляет меня скривиться. Блин! Надо что-то решать с солью, потому что вкус блюд ну очень… натуральный. Впрочем, через несколько глотков, я втягиваюсь. Бульон густой, жирный, горячий, от него залипают губы и согреваются внутренности. Доев все до последней капли, я понимаю, что мяса мне уже не хочется. Так наелась, что меня клонит в сон.
А индейцы продолжают веселиться. Под барабанный бой на поляну выходят девушки и парни, начинают танцевать. Ну, как танцевать… скакать по кругу. Хотя… если присмотреться, то есть в их движениях определенная дикая грация. Плавные, какие-то скользящие повороты. А потом резкие и внезапные прыжки. Движения рук и ног, всего тела – сильные, умелые, выносливые. Смуглые тела, едва прикрытые одеждой, сияют золотом в неровном свете костров. Красиво. Засмотревшись на это буйство, которое тут называется танцами, пропускаю тот момент, когда возле меня кто-то садится.
- Почему ты не танцуешь? – спрашивает Одэкота.
- А ты почему? – задаю встречный вопрос.
- Этот танец для пары. Когда мужчине нравится женщина, он танцует для нее, чтобы она увидела, как хорошо он владеет своим телом. Если женщине нравится мужчина, она танцует для него, чтобы он увидел, как прекрасно ее тело и как оно готово к его любви.
Сижу, слушаю, радуясь, что мы далеко от костров и Одэкота не видит, каким жгучим багрянцем смущения налились не только мои щеки, но и шея с ушами.
- Ты не вышла танцевать, это значит, что ты еще не готова к любви? – вот, вроде бы и утверждает, но, в то же время, и спрашивает. Замолкает и ждет ответа.
Поднимаю глаза и сразу натыкаюсь на его внимательный взгляд.
- Ты все правильно понял. Я еще не готова… к любви.
- Я подожду, - отвечает уверенно.
- Чего? – спрашиваю удивленно.
- Когда ты будешь готова, - отвечает и тут же встает со ствола поваленного дерева, на котором мы так удобно сидели. – Я вижу, что ты устала. Если хочешь, я провожу тебя к вигваму.
- А как же праздник?
- Ты хочешь остаться?
- Нет…
- Значит, пошли, - и протягивает мне свою ладонь.
- Как она могла, Вэра? Я же ей доверилась, а она! Змея!
Сквозь сон слышу рыдания и вопли. Голос очень похож на Нова, поэтому я моментально просыпаюсь и сажусь на своей циновке, чтобы посмотреть, что вообще происходит. И с удивлением вижу, как заплаканная девочка, зло сверкнув в мою сторону глазами, выбегает из вигвама.
- Что случилось? – спрашиваю у Вэра.
- Глупая детская влюбленность случилась. И ты, - отвечает старшая сестра, помешивая что-то в котелке.
- В каком смысле и я? Я ничего не делала, - смотрю на нее удивленно.
- Тебе вчера оказывал знаки внимания Одэкота, так ведь?
- Так, но…
- А разве накануне Нова не делилась с тобой своими чувствами в отношении этого воина?
- О-о-ох, - вспоминаю я слова девочки о том, что она мечтает выйти замуж за Одэкота.
- Да уж, ох. Она проревела весь вечер. Я думала, что с утра успокоится, но едва проснулась, опять начала.
- Но я ведь не думала… что все так серьезно… - пытаюсь объяснить Вэра.
- Мне все равно, что ты там думала, если честно. Я понимаю, что ты не приняла во внимание силу чувства ребенка, так часто поступают взрослые. Но вот, что я тебе скажу, услышь меня и хорошенько подумай над моими словами. Если тебе нравится Одэкота, принимай его ухаживания и переезжай в его вигвам, не затягивай. Чем быстрее Нова осознает, что мужчина ею не интересуется, тем лучше. Если же нет, то скажи ему об этом, так ты убережешь его от разочарования, а себя от проблем с сестрой.
- Я сказала ему вчера, что не люблю его!
- И что он ответил?
- Что подождет…
- А ты как думаешь? Сможешь его полюбить?
- Наверное, смогу. Он добрый и красивый. Просто сейчас слишком много всего…
- Значит, дай ему согласие на обряд, - перебивает меня Вэра.
- Но я не уверена! – возражаю ей.
- Если он тебе не противен, ты считаешь его красивым, и он был добр к тебе, разве этого мало? – старшая сестра смотрит на меня, как на полоумную. – Чего еще тебе надо?
- Любви, - отвечаю ей, понимая, что для нее это звучит глупо.
- Любовь приходит со временем. А даже если не приходит, уважение и понимание – это куда важнее в семье, чем любовь. В общем, я сказала, ты услышала. А дальше – твое дело. Но будь готова к тому, что все имеет свои последствия. И ты все равно испортишь отношения или с Нова, или с Одэкота. Быть хорошей всем не получится. А теперь давай управляйся с нуждами организма и поедим то, что со вчера осталось. Нам нужно в лес сходить. Старейшины еще болеют, а я видела тут особый мох, его нужно срезать, высушить и пить, чтобы кашель быстрее прошел. Мы и так тут надолго застряли, пора двигаться.
Я делаю, как сказала Вэра. Едим мы втроем в полной тишине. Обычно веселая Нова сейчас сидит надутая и постоянно зыркает на меня гневными очами. Несколько раз я пыталась поговорить с ней, но девочка просто убегала, не желая слушать. Поэтому я прекратила попытки.
В лес, как и вчера, мы выходим той же компанией девушек. Нова во всеуслышание заявляет, что не хочет идти со мной, пусть кто-то другой присматривает за глупой жукой. Вэра на нее шикает, но девочка опять начинает плакать и тогда старшая сестра, рассвирепев, отправляет младшую в поселение, запретив куда-либо выходить из вигвама. А мне приказано идти рядом и ни на шаг не отставать, если не хочу получать все время тычки в бок для придания ускорения.
Индианки идут быстро. Их легкие, поджарые тела буквально скользят над землей. Они, как бабочки порхают с камня на камень, а я бухаюсь лягушкой, чувствуя себя почти в предынфарктном состоянии. Пот заливает лицо, ноги и руки мелко дрожат от напряжения, дыхание учащенное, а рот пересох еще полчаса назад. Но я иду, стараясь не отставать, потому что нет у меня желания повстречать еще какого-нибудь дикого зверя в этих лесах.
Девушки делают небольшой привал на камнях возле узкой, горной реки. Попив студеной воды, от которой мерзнут даже зубы, перекусываем по маленькому кусочку мяса и двигаемся дальше. У каждой из нас за плечами мешок и что-то вроде корзинки в руках. Я слабо понимаю, что мы ищем, просто иду рядом с Вэра, старательно всматриваясь в землю, но ничего не находя. Сестра же постоянно что-то собирает. То какой-то один мох срезает, потом другой, то веточку, то кору с дерева, то едва проклюнувшуюся травинку. Я не успеваю даже увидеть, что же она в очередной раз подобрала, с такой скоростью и сноровкой работают ее сильные руки. И рядом с ней я – тупая черепаха с одышкой. Меня даже слегка накрывает волной жалости к себе, бестолковой.
- Мизу, - окликает меня Вэра, не дав погрузиться в нытье, - что ты стоишь, как камень? Вон на дереве грибы растут, видишь? Это съедобные. Быстренько нарежь их, добавим в суп.
И дает мне свой нож. Беру аккуратно и иду в указанное место, постоянно оглядываясь через плечо, чтобы девушки не ушли, оставив меня одну, как уже было. Быстро сделав то, что мне сказали, возвращаю нож Вэра и получаю от нее нагоняй за то, что неправильно срезала грибы. А откуда мне знать, как правильно? Я их видела только в магазине, причем уже срезанными и упакованными в пластик!
И снова мы куда-то идем быстрым шагом. Я участвую в марафоне и не знаю об этом? Зачем так далеко от поселения? А теперь еще и карабкаемся вверх по глинистой земле, которая расползается под подошвами ног, норовя лишить равновесия. Дважды я едва ни падаю, удерживаюсь в вертикальном положении только чудом, но все-таки взбираюсь вместе со всеми на гору. Чтобы пройти пару шагов и остановится возле реки. У нас же тоже есть река и гораздо ближе…
Девушки входят в воду по колени и начинают что-то выискивать среди камней.
- Что мы делаем? – тихо спрашиваю у Вэра, чтобы другие не слышали.
- Ловим рыбу, - так же тихо отвечает сестра.
- А почему здесь? У нас же под боком река.
Вэра смотрит на меня жалостливо, как на дурочку.
- Там мертвая вода, ты разве не заметила? У нас многие реки пересохли, а те, что остались – пусты. Найти рыбу – это великое счастье. Мэруда большая молодец, что заметила этот водоем.
Однако, девушки хоть и заняты рыбалкой, поймать вертлявую рыбку голыми руками, или копьем – то еще искусство. Многие, простояв битый час в холодной воде, выходят обозленные и ни с чем. Только двум, из более чем десяти индианок, удается поймать рыбу. Ну, как рыбу… мальков совсем. Крошечных и тощих. Таких даже жаль есть, поэтому девушки отпускают улов назад в реку.
Обратно идем еще быстрее, чем туда. При спуске с горы, я поскальзываюсь и съезжаю вниз на заднице, вызвав на себя обидные насмешки со стороны индианок. При перепрыгивании на валунах я становлюсь ногой на шаткий камень и сильно раню колено при падении. В общем, в поселение я возвращаюсь уставшей и сильно деморализованной. Вэра, видя, что я совсем скисла, презрительно кривит губы и отправляет меня смыть с себя грязь, пока она разогревает вчерашний суп и добавляет в него срезанные мной грибы.
Я бы все сейчас отдала, чтобы никуда не идти, а лечь и немного поспать, но я действительно вся в земле, грязи и глине, с разбитым коленом и растертой ногой. Взяв чистую одежду, вздыхаю, понимая, что дальше мне придется ее стирать своими руками ведь и так уже дважды переодевалась в постиранное кем-то.
На реке я быстро обмываю ноги, переодеваюсь, прячась в кустах, а когда пытаюсь распутать длинные волосы и расчесать их, впервые задумываюсь о том, как же я выгляжу? Тело я свое видела. А вот лицо – нет. В этих новых обстоятельствах и куче событий с момента моего появления в новом мире, я даже не вспомнила о внешности! Понятное дело, я не страшная, раз двое мужчин из нашего племени проявляют ко мне интерес, но все же…
Снова подхожу к реке и медленно наклоняюсь, стараясь рассмотреть свое лицо в водной глади. И замираю, жадно всматриваясь. Хорошенькая, да. Личико сердечком, аккуратный нос и пухлые губы. И теперь мне становится понятно, как отец так быстро сообразил, что перед ним не его дочь. На чужом лице индианки ярко сияют мои, славянские, голубые глаза. Надо же. Фраза «глаза – зеркало души» заиграла для меня новыми красками.
Возле меня раздается шорох и я, вздрогнув, поворачиваюсь на шум. На берегу сидит Одэкота, внимательно на меня смотрит. Хорошо, что я уже успела обмыться и одеться. Выхожу к нему на берег. Индейцы ходят очень тихо, раз я его услышала, значит, он хотел, чтобы так было.
- Я не помешал? – спрашивает.
- Нет. Я уже закончила, собираюсь возвращаться, - вытираю мокрые ноги старой одеждой и обуваюсь.
- Я принес тебе дар, - говорит Одэкота.
Я удивленно выпрямляюсь и смотрю на мужчину, который достает что-то, завернутое в шкуру и протягивает мне. Это он уже ухаживать начал? Немного робко принимаю подарок. По глазам индейца вижу, что он хочет, чтобы я открыла. Ладно. Аккуратно снимаю «упаковку» и до-о-олго смотрю на неожиданный дар круглыми глазами. Эээ?
- Там, откуда ты родом, не дарят еду? – спрашивает Одэкота, обратив внимание на мое замешательство.
- Иногда дарят, но не такую, - отвечаю, все еще не отрывая глаз от большого, килограмма на четыре, куска мяса. Чистого, без пленки и жил. Наверное, Одэкота сам разделывал и принес мне лучший кусок. Сплошная мякоть. – Спасибо. Это очень хороший дар.
Поднимаю глаза на индейца и успеваю заметить облегчение на его лице. Он волновался, что мне не понравится.
- Пойдем? – спрашивает и встает, протягивая мне руку.
Я впиваюсь обеими руками в мясо, без слов демонстрируя, что мы пойдем отдельно. Индеец просто кивает и идет. А я с ним рядом. Не то, чтобы мне не хотелось взять его за руку, касания его жесткой, шероховатой ладони мне не неприятны. Но я помню, что творила утром Нова и не хочу снова расстраивать девочку. Не сейчас, пусть немного успокоится. Возможно, к тому времени и я решу, что мне делать с ухажером.