Дикая любовь

Глава 9

Не сдержавшись, раздраженно вздыхаю. Смотрю, тут ни дня невозможно прожить спокойно.

- Я видел тебя сегодня с Великим Арэнком и слышал, о чем ты говорила с Нита, - сразу с места в карьер начинает Одэкота. – Не думай, я не подслушивал, просто пошел за вами, надеясь с тобой поговорить, и стал невольным свидетелем.

- Тем проще, - говорю ему я, - раз ты все слышал, то знаешь, что я в сомнениях.

- Я слышал, что ты хочешь быть со мной, - произносит Одэкота, ярко напоминая мне когда-то слышанную фразу «Я отвечаю за то, ЧТО я сказал, но не отвечаю за то, КАК вы это услышали».

- Все не так однозначно. Мы не были обещаны друг другу, поэтому я – свободная девушка, и отец дал согласие на обряд с вождем шести племен.

- Я знаю. И предложил свой вариант. Времени осталось мало, Мизу. Я собрал то, что нам пригодится в ближайшее время, и я готов уходить. Решайся. Кого ты выберешь? Того, кто тебя любит и готов ждать ответного чувства, или того, кто равнодушен и хочет тебя просто по праву сильнейшего?

- Я не знаю! Понимаешь? Не знаю! Я вообще всего этого не хотела! Но кто меня спрашивал…

- Я. Я спрашивал! – Одэкота делает шаг, и наши тела почти соприкасаются. – Давай убежим! Нам будет хорошо вместе. Я все для тебя сделаю, Мизу!

- Я…

Одэкота не дает сказать. Он притягивает меня к себе и целует. Страстно, жарко, требовательно.

- Нет, не надо… - пытаюсь отвернуться.

Именно в этот момент, когда мужчина буквально силой берет мой поцелуй, я понимаю, что никуда с ним не пойду. Нет у меня к нему ничего, и не появится никогда. Молчат и сердце, и тело.

- Отпусти, Одэкота, - прошу его, потому что не хочу быть с ним злой и стервозной, не хочу кричать и ругаться. Он запутался и меня запутал, с моего на то молчаливого согласия. И теперь мне нужно исправлять то, что я сделала.

Мужчина не сразу, но все-таки отпускает меня.

- Я буду ждать тебя вон под теми деревьями. До полуночи. Слышишь? Просто возьми с собой вещи первой необходимости, остальное я сделаю. Мизу, слышишь?

Я киваю молча головой, пытаюсь сообразить, как бы так сказать ему, что не приду. Но не успеваю. Одэкота еще раз на долю секунды прижимается своим ртом к моим губам, а затем резко отпускает меня и, развернувшись, быстро уходит.

- Подожди… - зову его негромко, но мужчина только ускоряет шаг, словно не хочет слышать того, что я скажу.

Передернув плечами в досаде, иду дальше, понимая, что такими темпами могу опоздать на ритуал, а Нита просила прийти вовремя, дабы выказать будущему мужу уважение.

Мне остается только подняться на небольшую горку и уже будет видно наше поселение, когда откуда-то из темноты выходит Чуа, тот самый мужчина, пристававший ко мне на реке в мои первые сутки в этот мире.

- Да-а-а, а ты хитрее и ловчее, чем была Кижикои.

- Я ее не знала, ничего не могу на это возразить, - отвечаю индейцу, пытаясь обойти его и идти дальше.

- Ты демоница, которую подселили в тело Кижикои, - Чуа хватает меня за плечо, больно впиваясь пальцами в кожу. – Чтобы соблазняла мужчин и стравливала их друг с другом!

- Ты несешь чушь! Отойди с дороги! – дергаюсь, пытаясь вырваться из крепкой хватки мужских пальцев.

- Я видел, как ты целовалась с Одэкота. Ты с ним уже была? Позволяла ласкать свое тело?

- Отстань!

- Нет! Я увидел тебя первым! Я хочу тебя, и ты будешь моей, даже если придется убить тебя!

Чуа хватает меня и делает подсечку, швырнув на траву с такой силой, что у меня забивается дыхание. Пока я пытаюсь сделать хотя бы вздох, он задирает мою юбку и лезет руками туда, куда я не пускала ни одного мужчину. Это так мерзко и так грубо, что меня накрывает отвращением к нему и ему подобным. Как он смеет?! Кто дал право так поступать с женщиной?!

Мне хочется раздавить его, как слизняка на огороде, чтобы только мокрое место осталось! Не помня себя, я издаю какой-то непонятный, но жуткий визг и впиваюсь зубами в щеку Чуа. Я лучше еще раз умру, чем позволю ему совершить надругательство! Он вскрикивает и хватает меня за шею. Я чувствую во рту вкус крови и ликую. Так ему и надо! Мужчина перекрывает мне воздух, сдавливая шею, но я только крепче сжимаю зубы, а потом поднимаю руки и вонзаю ногти в его глаза. Вопль, который издает Чуа, звучит для моих ушей сладкой музыкой. Мне даже хочется, чтобы он продолжил меня душить, чтобы я могла превратить в кровавое месиво все его лицо. Чтобы больше ни одна девушка не польстилась на его смазливую рожу, чтобы ни одной он не смог сделать гадость! Чтобы его внешний вид полностью соответствовал внутреннему миру, чтобы это видели и избегали его!

А потом эта волна неконтролируемой ярости неожиданно уходит. Чуа уже давно не душит меня, он занят тем, чтобы уберечь от моих хищных ногтей хоть какую-то часть лица. На меня находит ступор и ужас от осознания, что все это сделала я! Отпихиваю его и встаю. На моем лице и дрожащих руках кровь. Я не могу так пойти в поселение, нужно помыться. Меня душат слезы страха на грани с ужасом. Не могу понять, кого я больше боюсь: этого мужчину, ситуацию в целом, или себя, способную голыми руками так изувечь взрослого человека.

- Ты рано радуешься, демоница, - доносится до меня хриплый голос Чуа. – Вождь не тот человек, кто способен простить твою распутную жизнь.

- Я не распутничала! – кричу, а потом резко закрываю рот ладонью, давясь всхлипами.

- Ты, может, и нет, а вот Кижикои… - и Чуа заходится в отвратительном, пробирающем до костей смехе.

Не в силах терпеть этот злорадный смех, закрываю ладонями уши и бегу к реке, чтобы вымыть руки и умыться. Мой мозг все еще помнит, что мне нужно прийти на ритуал, и теперь я точно уверена, что мне обязательно нужно там быть и обязательно нужно пройти его с Арэнком, сомнений не осталось.

Тщательно вымываю руки и умываюсь. Не уверена, что отмою все, здесь ведь нет зеркала, чтобы убедиться, что я чистая, но хотя бы основное уберу. На дрожащих ногах снова иду в поселение, с испугом оглядываясь вокруг – вдруг еще кто-нибудь выйдет навстречу. К счастью, больше никто не мешает мне возвращаться к вигваму. Едва я захожу в поселение, как вижу, что вдалеке, на поляне, которую выбрали чем-то вроде центром поселения, горит огромный костер, оттуда же доносятся песни и барабанный бой.

Когда я подхожу ближе, ко мне навстречу выходит отец.

- Ты опоздала, дочь, - говорит он, явно злясь на то, что заставила ждать такого уважаемого человека, как вождь шести племен.

- Прости отец, это вышло неумышленно, я ходила к реке, чтобы вымыться…

- Сейчас это уже не важно, - прерывает меня Канги. – Иди к костру, не заставляй ждать Великого Арэнка дольше, чем он уже ждет.

Я киваю и быстро подхожу к указанному месту. Возле костра меня ждут: Нита, еще двое незнакомых мне старейшин и он, мой будущий муж. Арэнк стоит спиной к костру от этого его лицо скрыто в тени, и я не могу понять, проявляет ли он какие-то эмоции из-за того, что я вот сейчас прилюдно выказала ему неуважение, опоздав на ритуал. Хочется что-то сказать, как-то извиниться за свою оплошность, но Нита останавливает мое невольное движение к вождю, и говорит:

- Давайте приступим. Добровольно ли вы вступаете в союз?

- Да, - отвечаю я первой.

- Да, - отвечает глубокий, низкий мужской голос, от которого по моей спине моментально бегут мурашки.

- Канги, получил ли ты за дочь дары? Доволен ли ты? Отдаешь ли дочь добровольно?

- Получил, доволен, отдаю с радостью.

- Вытяните руки, - говорит Нита нам.

Я вытягиваю правую руку и вздрагиваю, когда индианка берет ее и кладет поверх руки вождя. Его горячая кожа почти обжигает мою ладонь, я едва не убираю ее, наверняка таким действием оскорбив бы своего будущего мужа еще больше. Только это мысль останавливает меня и заставляет держаться пальцами за кисть Арэнка, не отпуская.

- Эта лента – символ вашего союза. Тонкая, ее легко порвать, как и разрушить молодую семью, - Нита связывает наши руки лентой, продолжая говорить. - Будьте аккуратны и нежны друг с другом. Помните: то, что порвется, можно сшить, но грубый шов всегда будет напоминать о разрыве.

На этом церемония заканчивается. Удивительное дело, но никто не просит нас с мужем поцеловаться, хотя я морально была почти к этому готова. Почти… К нам подходят четыре воина из племени Арэнка, одним движением они раскрывают над нашими головами одеяло. И держа одной рукой его, а другой – оружие, они сопровождают нас по кругу. Уже на первых же шагах я едва не рву ленту, которая соединяет наши руки, не синхронизировав свои движения с вождем шести племен. Но он останавливается, давая мне время прийти в себя, и дальше мы идем вместе без проблем.

Пока мы шагаем под импровизированной крышей из одеяла – символом того, что теперь мой муж дает мне кров и защиту, мои одноплеменники поздравляют нас. Кто-то, как Нова, от всей души, а кто-то, как Вэра, со взглядом змеи. Медленным шагом мы доходим до вигвама Арэнка. Муж поднимает мех на входе и пропускает меня. Следом за нами заходят и четыре воина с одеялом. Они кладут ткань на пол, где постелены две циновки, и выходят.

Мы остаемся с мужем наедине.

Он смотрит на меня тяжелым, нечитаемым взглядом, и мне немного страшно. Есть в нем что-то дикое, темное, что притягивает мою городскую душу и одновременно с этим пугает до невозможности. Мы стоим друг напротив друга очень близко, мне приходиться сильно запрокидывать голову, чтобы смотреть Арэнку в лицо. Чувствуя, что больше не выдержу, хочу сделать шаг назад, но муж не дает. Муж… Так странно. Он придерживает мою руку и я вспоминаю, что на нас лента.

- Сколько нам с ней ходить? – нарушаю тишину.

- Завтра ее снимут, если раньше не порвем, - отвечает, продолжая смотреть на меня так, словно перед ним что-то странное, не поддающееся его логике.

- У нас… мы будем… - не знаю, как спросить, будет ли у нас первая брачная ночь и предупредить, что возможно, я уже не невинна.

- Сначала поужинаем, жена, - отвечает Арэнк, взяв меня за руку и подводя к костру в центре вигвама, на котором уже давно булькает что-то ароматное, на что до этого момента я даже не обратила внимания, занятая своими мыслями и страхами.

Муж протягивает мне две деревянные плошки и длинную ложку. Я беру одну емкость и наполняю ее чем-то вроде рагу, но с большим количеством мяса, от запаха которого у меня просто бегут слюни. Передаю Арэнку и беру свою тарелку. Интересно, как я должна есть, если правая рука у меня привязана к мужчине?

- Иди за мной, - следует почти приказ, я напрягаюсь, но все же следую за мужем на наши циновки.

Тут он садится, скрестив ноги, забирает мою плошку и кивает на место напротив. Я аккуратно опускаюсь на одеяло, поджав ноги под себя, теперь мы с вождем почти одного роста, и я могу смотреть ему в лицо, не рискуя повредить шею. Если уже быть совсем честной, мне нравится смотреть на этого мужчину. Он пугает и одновременно притягивает. Вот и сейчас, пока вождь тщательно перемешивает рагу ложкой, я не свожу с него глаз. Удивительное лицо. Совершенно без эмоций, как море в штиль. И только глаза пылают, показывая, что спокойствие это напускное.

Арэнк ставит плошку на пол между нами, набирает в ложку рагу и подносит к моему рту. Я удивленно смотрю на него.

- Ешь! – одно слово, сказано негромко, но с таким нажимом в голосе, что мой рот буквально сам открывается и усиленно жует то, что ему, кстати говоря, очень нежно подали в ложке.

Рагу немного горячее, чем мне бы хотелось, но очень вкусное. Язык я себе, конечно, обжигаю, и это сразу замечает Арэнк, следящий за тем, как я жую. Поэтому следующую ложку он набирает поменьше и, прежде чем подать мне, дует на нее! Как маленькому ребенку. Это одновременно и злит, и умиляет. Не могу пока решить, какое же чувство преобладает во мне в этот момент.

После третьего захода Арэнк передает ложку мне, красноречиво глядя на еду. Ага, теперь моя очередь его кормить! Ну, что же, вот и первое мое испытание в семейной жизни. Как там говорила Нита? Какие семена посеешь, те и взойдут. Я хочу красивое и здоровое, плодоносящее дерево. Да, трудиться придется немало. Поэтому я беру ложку, набираю в нее побольше мяса, ведь такую груду мышц надо хорошо кормить, и дую, чтобы остудить рагу. Как он мне. А когда поднимаю глаза и протягиваю ложку ко рту мужа, впервые замечаю какие-то искорки, как звезды, в его полночных глазах. Это он доволен, или сердится? О, боже, надеюсь все-таки, доволен. Испуганно чуть отодвигаю столовый прибор, и тогда горячая мужская ладонь ложится сверху на мою дрожащую, и направляет ложку именно туда, куда нужно. А я с облегчением выдыхаю тут же нагребая следующую, и особо не задумываясь, что мы едим из одной посуды и насколько это все интимно.

Вот таким образом мы съедаем обе тарелки. Когда еда заканчивается, надо бы помыть посуду, иначе она засохнет, и завтра я ее от всего этого жира не отмою. Но это пока еще чужой мне вигвам и я не понимаю, где что лежит.

- Надо бы помыть посуду, - говорю Арэнку, глядя куда-то себе под ноги.

Он тут же встает и помогает подняться мне, а потом ведет меня к дальней стене. Мы кладем тарелки в большую деревянную миску, заливаем водой и ставим возле огня. Понятно дело, вода быстро не нагреется, так что придется мыть завтра, но оно так и лучше, потому что я устала ужасно. А еще переволновалась сегодня. И сейчас, когда адреналин выходит, на меня наваливается просто адская усталость. Я сжимаю челюсти, чтобы подавить зевок и с тайной надеждой смотрю на наше ложе. В данный момент меня даже не смущает тот факт, что я буду делить его с чужим мне мужчиной, хоть и названным мужем.

Поднимаю глаза и тут же натыкаюсь на внимательный взгляд Арэнка. О, боже! Это же еще супружеский долг отдавать! Где взять силы?! Муж спокойно сдвигает одеяло и укладывается, сняв обувь. Поскольку я связана с ним лентой, то и мне приходится ложиться. Арэнк приподнимается на локте и смотрит на меня, лежащей на спине и все еще в одежде. Затем он приподнимается и стягивает с меня пончо, которое представляет собой что-то типа прямоугольного куска ткани с вырезом для головы. Индейцы носят его, подпоясав веревкой. Я лежу, слегка прикрыв глаза, и позволяю себя раздевать. Следующей он стягивает с меня юбку, просто тянет вниз, а потом кидает куда-то, куда и пончо. Я остаюсь в тонкой длинной рубашке до середины бедра, теплой кофте и вязанных длинных носках. И снова испуганной, потому как освобождение меня от одежды происходит очень быстро и бесцеремонно, заставляя сжаться в комочек и дрожать.

Но Арэнк, вместо того, чтобы продолжить меня раздевать внезапно останавливается. Укладывается на спину, притягивает меня к себе на грудь и укрывает нас одеялом. Я еще лежу, вытаращив глаза и радуясь временному освобождению от супружеского долга, а мой муж, сомкнув веки, уже спит, дыша ровно и глубоко.

Я ложусь щекой поудобнее на его широкой груди, слышу равномерный и сильный стук сердца вождя. Именно под этот звук мое тело наконец-то расслабляется, и я забываюсь тяжелым, полным жутковатых видений, сном.