Дочь моего врага

Глава 22

«Думай! Думай, черт возьми!»

Артур медлил в конюшне, сообщая своим товарищам о том, что задерживается, и пытаясь в то же время унять волнение. Все его инстинкты самосохранения проснулись в ответ на опасность.

Случилось худшее. Он был раскрыт. Анна узнала правду.

Он проклинал своего болвана-брата за то, что тот бросил ему копье, чуть не пронзившее ему голову, и самого себя за то, что проявил беспечность с картой.

Его миссии грозит провал, если он не сможет придумать достойного объяснения.

Он не мог даже думать, во что обойдется Брюсу его провал. Если он не предупредит его, Брюс и его люди угодят прямо в ловушку. А победа Макдугалла изменит ход войны.

Хотя Артур ничего не чувствовал, его руки сжимали оружие, когда он выходил из конюшен, почти уверенный, что солдаты Лорна будут его поджидать. Но Анна не пошла к отцу. Пока не пошла. Она ждала его на скамье, где он ее оставил.

Он вздохнул с некоторым облегчением, когда увидел ее, однако он еще не придумал, что скажет ей.

На карту были поставлены его миссия и его жизнь. Если для них с Анной и есть надежда на будущее, то он должен попытаться ей все объяснить.

Она не смотрела на него, пока он приближался к ней, а молча уставилась в темноту, и лицо ее представляло собой бледную маску страдания.

Артур сел рядом с ней, чувствуя себя беспомощным, как никогда прежде. Ему хотелось заключить ее в объятия и сказать, что все будет хорошо, но он знал, что этого не будет. Он предал ее. И не важно, что он не мог поступить иначе.

— Это не то, что ты думаешь, — сказал Артур тихо.

Ее голос был глухим от наплыва чувств:

— Ты и представления не имеешь, о чем я думаю.

Она повернулась лицом к нему: ее огромные синие глаза заполнили слезы, и Артур ощутил боль в сердце, такую острую, что содрогнулся.

— Скажи мне, что это неправда, Артур. Скажи, что я ошиблась. Скажи мне, что ты не тот, кем я тебя считаю.

Он должен это сказать. Что значит еще одна ложь по сравнению с тем нагромождением лжи, в которой он уже повинен? Он мог попытаться отрицать свою вину. Возможно, даже сумел бы убедить Анну. Но сам так не считал. Она знала правду. Он читал это знание в ее глазах. И если бы солгал сейчас, то навсегда потерял бы ее доверие.

Он заглянул ей в глаза.

— Я никогда не хотел причинять тебе боль.

Из груди Анны вырвался жалобный стон, полный боли. Она была как раненое животное: как маленький пушистый котенок, попавший в лапы к медведю.

Артур не мог этого вынести. Он потянулся, чтобы дотронуться до нее, но она отшатнулась от него.

— Как ты можешь так говорить? Ты использовал меня. Ты лгал мне в главном, в том, что важно. По ее щекам покатились слезы. — Было хоть что-нибудь настоящим? Или то, что ты заставил меня полюбить тебя, — тоже часть плана?

— То, что произошло между нами, Анна, настоящее. И ты никогда не была частью моего плана. Я вообще не рассчитывал втягивать тебя в эту историю. Она тебя не касается.

— В таком случае кого она касается? Роберта Брюса? Вражды между кланами? Твоего отца?

Артур стиснул зубы.

— Это касается твоего отца. Он повинен в смерти моего.

Анна отпрянула:

— Это ужасная, изощренная месть. Но почему?! Твой отец погиб в бою, его никто не предавал. Почему ты хочешь уничтожить мою семью? И что ты собираешься сделать: убить моего отца, чтобы отомстить за смерть своего? — Она в ужасе отшатнулась. — Господи! Это так!

Артур заскрежетал зубами. В устах Анны все это звучало мелочно. И слишком упрощенно. Ему было ненавистно то, что приходилось открывать ей глаза на правду, но выбора не было.

— Именно твой отец пытается разрушить ваш клан, Анна, а не я. Роберт Брюс совершил то, что никто не считал возможным. Он олицетворяет подлинную и единственную надежду на освобождение Шотландии от англичан. Он завоевал сердце народа. Но ненависть и гордость твоего отца не позволяют ему это видеть. Он предпочитает видеть на троне английскую марионетку. Но Макдугаллы оказались в одиночестве, Анна. Даже Росс готов смириться…

Анна выпрямилась, и спина ее обрела каменную неподвижность.

— Мой отец делает то, что считает правильным.

— Нет, твой отец делает то, что может. Но он проиграет. Не заблуждайся на этот счет, Анна. Твой отец предпочитает увидеть, как погибнет его семья. Но лучше ему принять поражение.

Он увидел, как щеки Анны вспыхнули от возмущения.

— Ты ничего не знаешь о моем отце!

Она попыталась встать, однако Артур схватил ее за запястье и удержал.

— Я многое знаю о твоем отце. И точно знаю, что он готов сделать, чтобы выиграть.

Она попыталась вырвать руку.

— Пусти меня!

— Ты должна услышать все.

Он чертовски не хотел быть причиной ее разочарования, но знал, что не может больше защищать ее от правды.

— Я не сказал тебе всего: я видел, как был убит мой отец.

— Я не хочу…

— Тебе придется, — перебил он. — Даже если ты и не хочешь этого слышать. Я стоял на холме и все видел. Мой отец держал острие меча у горла твоего отца. Он мог его убить, но пощадил. Твой отец принял условия капитуляции, согласился сдаться, но как только мой отец повернулся к нему спиной, он убил его.

Анна замерла, и глаза ее расширились от недоверия и ужаса.

— Это неправда. Мой отец никогда бы не совершил бесчестного поступка.

Артур привлек ее к себе и заставил посмотреть себе в глаза.

— Я там был, Анна. Я видел и слышал все, но ничего не мог сделать. Я пытался предупредить отца, но опоздал. Лорн услышал мой крик и послал людей за мной, однако я скрывался в лесах целую неделю. К тому времени, когда я оттуда вышел, было поздно менять историю. Мне бы не поверили.

Артур видел ее ужас, чувствовал, как бешено бьется сердце. Анна старалась сохранить свои иллюзии относительно отца.

— Должно быть, ты неправильно истолковал случившееся. Ты был далеко.

— Я истолковал все верно, Анна. Ничего не исказил. Я слышал каждое слово.

Артур ошибался. Или нет? У отца был бурный нрав, скверный характер, но Анна знала, какой он человек.

Она резко рванулась от Артура.

— Я тебе не верю!

Жалость в его глазах резала глубже, чем стекло.

— Спроси его сама.

Она ничего не ответила и не хотела больше ничего слушать.

— Твой отец ни перед чем не остановится ради победы, Анна, ни перед чем. Черт возьми, он даже использовал собственную дочь.

Она замерла, потому что это обвинение больно задело ее.

— Я уже говорила тебе, что мысль об альянсе с Россом пришла в голову мне.

— Я говорю не об этом. Я говорю о том, что он использовал тебя как гонца.

Она шумно вздохнула. Артур знал об этом? О Господи! А она бездумно предоставляла ему сведения?

— Когда? — выдохнула Анна. — Когда ты это узнал?

— К сожалению, всего несколько недель назад.

Его лицо приобрело свирепое выражение.

— Черт возьми! Ты понимаешь, Анна, какой опасности подвергалась?

— Да, но я никогда не думала, что источник опасности — это ты.

Он был врагом, шпионил за ней и делал все возможное, чтобы…

Она уставилась на него, как если бы ей в голову пришла ужасная мысль.

Внезапно она с ужасом отшатнулась. Нет, только не это!

— Почему ты решил сопровождать меня на север, Артур?

— Чтобы охранять.

— А не для того, чтобы предотвратить наш альянс с Россом?

Он смело встретил ее взгляд.

— Да, и для этого тоже.

Боль с такой силой пронзила ее сердце, что она захлебнулась рыданием.

— Это не то, что ты думаешь. Я вовсе не планировал того, что случилось.

Боль не отпускала Анну, она чувствовала, что внутри у нее все сочится кровью.

— Думаешь, я тебе поверю?

Он стиснул зубы.

— Но это правда. То, что случилось в маленькой комнате, произошло, потому что я обезумел от ревности и почти лишился рассудка из страха тебя потерять. Я не горжусь собой, но клянусь, что это не входило в мой план.

— Это просто случилось? Не так ли? А как насчет прошлой ночи? Это тоже просто случилось? — Ее голос дрогнул и пресекся. — Как ты мог, Артур? Ты знал, что в конце концов произойдет, и все же продолжал убеждать меня, что любишь и что собираешься жениться на мне. Все это было ложью!

Как она могла быть такой дурой, что отдалась человеку, собиравшемуся ее предать? Предать всех?

— Нет! — ответил он грубо, заставляя ее смотреть прямо себе в лицо. — Это не было ложью. Ничто не было ложью. Я… — Он поколебался, будто слова не шли у него с языка. — Я люблю тебя, Анна. Ничто не сделает меня счастливее, чем брак с тобой.

На одно глупое мимолетное мгновение сердце ее сделало скачок, потому что она услышала слова, которые мечтала услышать. Слова, которые все сделали бы прекрасным, но на самом деле все стало еще хуже.

Он был жесток, говоря ей то, чему она отчаянно желала поверить. Вероятно, он пытался манипулировать ею, чтобы она не могла его выдать.

О Господи, что же ей делать?!

Ее долг рассказать отцу обо всем, что она узнала. Но если она это сделает, Артура убьют. А если не сделает, он воспользуется полученными сведениями и предаст их.

Выбор был ужасен, но даже после всего, что Артур сделал, она не могла набросить ему петлю на шею и затянуть ее. Один человек не может победить армию.

— Ты в самом деле хочешь, чтобы я поверила в то, что ты меня любишь?

Он сжался, но выдержал ее испытующий взгляд.

— Да. Может быть, у меня нет права на это, но это так. Я никогда никому не говорил таких слов и не думал что скажу. Но с первой минуты, как мы встретились, я почувствовал, что это что-то особенное. Знаю, что и ты это почувствовала.

— То, что почувствовал ты, называется похотью, — сказала она, презрительно бросая его слова ему в лицо.

Его губы сжались. Она понимала, что провоцирует его, но была слишком уязвлена и разгневана, чтобы это имело значение.

— Как я могу поверить в то, что ты меня любишь, когда ты с первой нашей встречи лгал мне?

— А что я, по-твоему, должен был делать? Не мог же я сказать тебе правду. Думаешь, я хотел, чтобы это случилось? Дьявол и вся преисподняя! Да ты была последней, кого я хотел полюбить! Я пытался держаться в стороне, — заметил он, и в голосе его прозвучала безнадежность. — Но ты мне этого не позволила.

— Так, значит, это моя вина?

Он вздохнул и снова провел рукой по волосам.

— Нет, конечно, нет. Даже если бы ты избегала меня, я все равно полюбил бы тебя. В первый же раз, как я тебя увидел, меня потянуло к тебе. Твоя теплота, твоя живость, твоя доброта. В тебе есть все, чего недоставало мне в моей жизни и что мне казалось невозможным и недостижимым. Я никогда не желал такой близости ни с кем, пока не встретил тебя. — Он приподнял ее лицо за подбородок и привлек к себе. — Знаю, вряд ли ты мне поверишь, но я делал все возможное в сложившихся обстоятельствах. Я был обречен предать тебя еще до того, как мы встретились.

Она вглядывалась в его лицо, пытаясь увидеть признаки лукавства и обмана, но видела только искренность. Ей хотелось верить ему, но как она могла верить, если знала, что он собирается сделать? Даже если его чувства были искренними, он все равно собирался предать ее. Он был в одном лагере, она в другом. Он хотел убить ее отца.

Она рванулась от него, опасаясь собственной слабости. Когда он смотрел на нее так, все, о чем она могла думать, — это о том, что хотела бы поцеловать его, и о том, как хорошо было бы, если бы его руки обвились вокруг ее талии и они бы притворились, что все в порядке.

— Как я могу поверить в твою любовь, когда ты шпионишь за нами и хочешь уничтожить мою семью, чтобы свершить месть над моим отцом? Если бы ты в самом деле любил меня, ты бы не делал этого.

Его глаза блеснули в темноте, будто он собирался возразить, но понял тщетность этой попытки.

— А что бы сделала ты на моем месте?

— Я бы отказалось от мести. — Она заглянула в его глаза, понимая, что просит о невозможном. — Я бы на твоем месте выбрала человека, которого люблю.

Артур замер.

Она просила его о том единственном, чего он не мог сделать. Он не мог поступиться своей честью и преданностью даже ради нее.

Его лицо обрело твердость гранита.

— Я дал клятву, Анна, и мой долг — служить Брюсу. И Хайлендской гвардии. Идти против него означало бы идти против своей совести и всего, во что я верю. Несмотря на все то, что ты обо мне думаешь, я человек чести. Долг, верность и честь — вот что привело меня сюда.

— Но ведь речь идет не только о чести, — сказала Анна с вызовом. — Речь идет о мести. Ты хочешь погубить моего отца.

Артур сжал зубы.

— Я хочу справедливости.

Она смотрела на него своими огромными глазами, сияющими и умоляющими, и ее взгляд будто проникал в его совесть. Она положила руку ему на плечо, но ему показалось, что эта рука сжала его сердце.

— Он мой отец, Артур.

Артур почувствовал, как внутри у него все сжалось. Ее нежная мольба оказалась более проникновенной, чем могло бы быть. Как она могла творить с ним такое? Вить из него веревки одной только просьбой сделать для нее то, чего она хотела.

Но он не мог. Только не это.

— Думаешь, я не знаю, что он твой отец? Думаешь, последние два месяца я не пытался заставить себя желать, чтобы все было иначе? Черт возьми, я не хотел этого! Но я должен добиться справедливости. Я слишком долго этого ждал.

Ее глаза засверкали слезами.

— Думаю, ты все объяснил. Твои чувства ко мне неубедительны.

Он сжал кулаки.

— Я имел в виду вовсе не это.

— Не стоит ничего объяснять. Можешь мне поверить: я поняла.

Горечь ее тона ясно показывала, что она чувствует. Анна встала со скамьи и сделала несколько шагов по двору, бесцельно глядя в темноту.

— Ступай, — сказала она безжизненным тоном. — Оставь меня, пока я не передумала.

Он не мог этому поверить: она собиралась позволить ему уйти. На мгновение в нем шевельнулся проблеск надежды. Это означало, что она все еще любит его. Он был для нее важнее семьи. И должен был уйти. Ему не хотелось покидать ее так, но его долгом было передать новости королю.

Он подошел к Анне, взял ее за локоть и нежно повернул лицом к себе. Она выглядела такой юной и хрупкой в лунном свете. Лицо ее казалось бледным овалом из алебастра.

— Клянусь, я вернусь к тебе, как только смогу.

Она покачала головой, и взгляд ее оставался таким, будто она все еще была в трансе.

— Ты сделал выбор. Если ты уйдешь сейчас, я не хочу, чтобы ты возвращался. — Наконец она посмотрела на него. Взгляд ее был тверд. — Я никогда не захочу увидеть тебя снова.

Решительность ее тона отдалась болью в его сердце.

— Ты не можешь так думать.

Она не могла говорить этого всерьез. Говорила не она, а ее гнев.

Артур привлек ее к себе, понимая, что должен заставить ее передумать.

— Не говори того, о чем позже пожалеешь.

Она задохнулась от его прикосновения.

— Что ты делаешь? Пусти меня!

Она толкала его в грудь, пытаясь высвободиться из его объятий.

Но ее попытка освободиться только усилила его панику. Он должен был открыть ей глаза. Как она могла отрицать свои чувства? Разве ей не было ясно их взаимное притяжение? Они были созданы друг для друга.

Он не находил слов и забыл о времени. И принялся целовать ее отчаянно, страстно, стараясь заставить забыть обо всем. Она не противилась, но была в его объятиях вялой и безжизненной.

Нет, черт возьми! Нет!

Отсутствие реакции с ее стороны только усиливало ощущение необходимости пробудить ее чувства. Он стал целовать ее крепче, сильнее, горячее, заставил ее губы раскрыться, ища то, что, как он опасался, исчезло навсегда.

Ее губы были теплыми и нежными, и у них был вкус меда, но все было напрасно.

Она не желала этого.

Он перестал ее целовать.

«Что, черт возьми, я делаю?!»

С проклятием он выпустил ее из объятий и теперь в ужасе смотрел на нее.

Никогда в жизни с ним не было ничего подобного. Мысль о том, чтобы потерять ее, казалась равноценной тому, чтобы потерять разум.

— Господи, Анна, мне очень жаль.

Его голос был грубым и хриплым, дыхание неровным.

Он заслужил этот ее взгляд: она смотрела на него, как на грязь под ногами.

— Я никогда не считала тебя негодяем. Но похоже, ты, как твой король-узурпатор, просто берешь что хочешь.

— Анна, я…

— Ступай! Просто уходи, — сказала она с горечью. — Самое лучшее, что ты можешь сделать, — это уйти. Ты уже и так принес достаточно горя. — Ее глаза встретили его взгляд. Она смотрела на него с вызовом. — Неужели ты и в самом деле думаешь, что я смогу простить тебя?

Это было подтверждением его худших страхов. Он позволил своим чувствам исказить представление о реальности, потому что отчаянно желал ее. Он позволил себе поверить в невозможное, но для них никогда не существовало будущего.

Анна никогда не простит, не поймет, что заставило его так поступить.

Он не отводил от нее взгляда, стараясь заметить в выражении лица слабость, нерешительность, но она встретила его взгляд, и ее глаза были холодными, а взгляд твердым. Не было ни слез, ни чувств, ни сомнений. Все было кончено. Господи, и в самом деле кончено!

Он всегда знал, что эта минута наступит, но не ожидал, что будет испытывать такую беспомощность и отчаяние. Он не ожидал, что это будет так больно.

— Я люблю тебя, Анна, и всегда буду любить. Ничто никогда этого не изменит. Надеюсь, однажды ты поймешь, что я никогда не хотел причинять тебе боль.

Будучи не в силах противостоять этому побуждению, он протянул к ней руку, чтобы дотронуться до ее щеки последний раз, но она отшатнулась от него, как от прокаженного.

— Прощай, — сказал он и, бросив на нее последний взгляд, будто хотел сохранить ее образ в памяти навсегда, повернулся и зашагал прочь.

Никогда он не сможет забыть, как она выглядела в эту минуту. Маленькая, одинокая. До боли прекрасная со своими длинными золотыми волосами, струящимися по плечам, с нежными чертами лица. Она казалась такой хрупкой, будто могла разбиться, как стекло.

Но она была и решительной, решительной до боли.

В груди у него разгорался пожар, и это жжение усиливалось с каждым шагом. У него было ощущение, что он ступает по горящим адским угольям и каждый шаг причиняет жестокую боль. Ему казалось, что если он оставит ее сейчас, то это будет неправильно.

Он уже был на полпути к конюшням, когда обернулся.

Но опоздал: она уже ушла. Он бросил взгляд на площадку лестницы, ведущей в башню донжона, и поймал лишь отблеск золотых волос, прежде чем она исчезла за дверью.

Когда дверь за Анной закрылась, у Артура возникло ощущение, что и внутри у него что-то закрылось. Навсегда. Закрылся доступ в ту часть его существа, которая никогда и ни для кого не открывалась.

Вот что получилось оттого, что он позволил вовлечь себя в личные отношения. Ему было предназначено судьбой оставаться в одиночестве. Ему никогда не следовало забывать об этом.

Он вошел в конюшни и оседлал лошадь. Вызваться принять участие в ночном патрулировании было двойной удачей — это не только могло послужить причиной его отъезда из замка, но означало также, что он мог не тратить время на возвращение в казармы. Все, что было важно, Артур имел при себе: кольчугу и оружие. Смену одежды и другие немногие личные вещи он мог оставить.

Его план претерпел изменения. Теперь ему надо было покинуть замок навсегда.

В конюшнях он провел не более пяти минут. Все, о чем он мог сейчас думать, — это о том, чтобы выбраться отсюда и оказаться как можно дальше. Так лучше, говорил себе Артур. Прежде ему всегда было лучше одному, И снова будет лучше.

Он не успел выйти из конюшен. Его чувства снова подвели его, не предупредили об опасности вовремя. Хотя теперь это было не так важно.

Он открыл дверь конюшни и оказался окруженным со всех сторон. Джон Лорн, его сын Алан и еще по крайней мере два десятка телохранителей с обнаженными мечами столпились возле конюшни.

Артур стиснул зубы, ощутив отчаянную боль в груди. Он не мог этому поверить. Анна предала его.

Возможно, ему следовало предвидеть это, но ему казалось такое невозможным. Он считал ее неспособной на это: недооценил ее любовь к отцу и переоценил любовь к себе.

Он не должен был воспринимать это как предательство. И все же это было предательством.

Лорн поднял бровь.

— Куда-то собрался, Кемпбелл?

— Да, — ответил Артур непринужденно, будто его не окружали вооруженные люди. — Собираюсь присоединиться к ночному патрулю. — Он многозначительно огляделся, стараясь не выдать своего негодования. — Что это значит?

Лорн усмехнулся, хотя выражение его лица не оставляло места для шуток.

— Боюсь, тебе придется немного задержаться. Нам надо кое-что прояснить.

Артур сделал шаг вперед. Он услышал звон металла, пока телохранители перегруппировывались вокруг него, отвечая на возможную угрозу, — они подняли мечи и теснее сомкнули кольцо вокруг него.

Но в этом не было смысла. Он и так оказался в ловушке. Он мог попытаться пробиться сквозь строй из дюжины воинов с мечами, нацеленными на его шею, но ворота уже заперли на ночь. Он не мог бы выбраться из замка, не перебудив всех его обитателей.

Выхода не было. Его взгляд метнулся к Алану, но с этой стороны помощи ждать не приходилось. Его взгляд был таким же жестким, как у отца, хотя в нем не было злорадного стального блеска.

Все инстинкты убеждали его сражаться. Вырвать меч из ножен и убить хоть нескольких людей Лорна. Но он заставил себя оставаться спокойным, не совершить глупости. Сейчас речь шла об успехе его миссии, и это было первостепенным. Если был хоть крошечный шанс бежать и предупредить Брюса, его следовало использовать. Может, ему удастся переубедить их? Он не знал, что именно Анна рассказала отцу.

— Это не может подождать? — спросил он. — Меня ждут люди.

— Боюсь, что нет, — сказал Лорн.

Он сделал знак своим людям, и двое самых сильных выступили вперед, чтобы схватить Артура за руки.

— Отведите его в кордегардию и обыщите.

Ах, черт возьми! Переубедить их было невозможно. Он забыл о записке. О послании, которое собирался оставить сегодня вечером для короля в пещере. Это был маленький клочок бумаги в его спорране, сложенный в несколько раз, стремя словами, означавшими решение судьбы: «Атака 14, Брандер».

Хотя, возможно, его судьба была решена два месяца назад. В ту минуту, когда он столкнулся лицом к лицу с девушкой, которую спас во время неудавшегося нападения на церковь. С девушкой, способной разоблачить его.

С отчаянным боевым кличем, разорвавшим тишину ночи, Артур позволил своим инстинктам вырваться на свободу.

«Лучше умереть, чем сдаться!»

Он принялся разить, как бешеный, и положил пятерых, прежде чем упал от удара рукоятки меча Алана Макдугалла.

Артура окутала тьма, но он знал, что это еще не конец и что его ждет худшее. Он нужен им живым.