Долгая дорога в дюнах-II

Глава 22

Уже третий день в лесах Прованса бушевал пожар. Сначала мистраль, горячий ветер из Сахары, превратил горные леса в превосходный горючий материал. Потом, зародившееся от случайной искры в недрах торфяных болот, на волю вырвалось всепожирающее неукротимое пламя. И пошло гулять, требуя для себя все больше пищи и превращая в мертвое пепелище благодатную землю.

Сотни самолетов и вертолетов со всей Франции кружили над горящими просторами, спасая людей и животных, доставляя воду в самые страшные очаги огня. С воздуха земля казалась сплошным огненным адом. И в самом деле то, что творилось на земле, было достойно пера Данте. Земля корчилась в судорогах апокалипсиса.

Застряв в безнадежных пробках, на дорогах сгрудились тысячи машин, в которых сидели люди, решившие собственными силами спасаться от гибели. Черный дым, гарь, копоть застилали небо и землю.

Время от времени густую завесу тьмы прорезали яркие сполохи. С вертолета хорошо было видно, что взрывались нефтяные склады, от которых, словно вулканическая лава, растекались в разные стороны огненные реки.

Горели поселки и фермы. С пронзительным воем метались пожарные и санитарные машины. Танки и бронетранспортеры бросались в самый огонь — валили подлесок, чтобы не дать пожару распространяться дальше, взрывами прокладывали глубокие траншеи. Но остановить, укротить огненную стихию никак не удавалось.

Горели живьем птицы и животные, которые не успели вовремя убежать. По задымленной равнине бешеным галопом неслись вырвавшиеся из какой-то конюшни лошади. С отчаянным ржанием они катались по земле и били копытами, обезумев от сжигавшего их заживо огня.

Все это могли видеть люди с высоты, на которой летел вертолет. Но те, кто сидел в его грузовом отсеке, тридцать пять крепких парней в ярко-красных комбинезонах, не смотрели вниз. Они лучше, чем кто бы то ни было, знали, что творится сейчас на земле. Спасатели с каменными, неподвижными от многочасовой изнурительной работы лицами готовились к очередному десанту.

— Идем на снижение. Квадрат сорок семь. Группе Шардена приготовиться к высадке, — передал переводчик команду пилота.

Открылись люки, длинные синтетические фалы протянулись к пылающей земле. По ним, один за другим, заскользили вниз парни в ярко-красных комбинезонах.

— Штурман, курс! — охрипший голос Эдгара едва можно было узнать, как, пожалуй, и его самого, изможденного, почерневшего от копоти и гари.

Кабина вертолета походила сейчас на раскаленную духовку. С почерневших от грязи и усталости лиц пилотов струился пот. Вместо красивой формы на пилотах остались только шлемофоны и плавки.

— Курс сто двадцать! — отозвался Габелия, на исхудавшей, изможденной физиономии которого не изменились только пышные усы.

Прямо по курсу вертолета горел небольшой поселок.

— Квадрат пятнадцать. Приготовиться группе Винкастера, — передал Эдгар команду для спасателей.

Снова открылись люки… Не прошло и получаса, как грузовой отсек вертолета опустел. А радио в кабине пилота продолжало взывать с измученной земли о помощи. Голоса, называвшие очаги бедствия, перебивая один другого, сливались в оглушительную какофонию. И вдруг во французскую речь вклинились русские слова:

— Ястреб, Ястреб! — услышав знакомый, хотя и сильно искаженный в эфире голос, Габелия прильнул к наушникам.

— Ястреб на связи, прием!

— Ребятки, тут как раз дело по вашей части…

— Николай Сергеевич — вы? — радостно закричал в микрофон радист.

— Я, Отар… Там, совсем рядом с вами, восьмой квадрат, святая обитель. Сестрички просят помощи!

— Женский монастырь, что ли? — оживился неугомонный Завалишин. — Так, может, десант кинем, командир? Я готов!

— Шутки в сторону, орел! — голос Лапина стал строгим. — Вода в цистернах есть, не вылили еще?

— Все нормально, Николай Сергеевич. Залиты под завязку.

— В пяти километрах восточнее монастыря лесное озеро… Ну, добро, берите курс!

Снова французская речь заполнила наушники.

Эдгар потянул на себя штурвал, машина, круто кренясь на правый бок, развернулась и, ныряя носом в воздушные ямы, понеслась над горящими лесами.

— Похоже, сестричкам придется обождать, — вдруг мрачно изрек Сергей Руза, неотрывно смотревший вниз из стеклянного фонаря кабины. Костя и Отар тоже попытались разглядеть, что же происходит под ними.

— Сбавь-ка высоту, командир, — сказал Костя. — Там, кажется, кто-то крепко влип.

Над узким горным ручьем стелился черный дым. Маленький кемпинг, приютившийся в живописном ущелье, был пуст. Стена огня надвигалась с обеих сторон извилистой дороги и грозила вот-вот перерезать ее. Несколько машин, успевших проскочить опасный участок и вырвавшихся из огненной западни, мчались, подпрыгивая на камнях, к автостраде, ведущей на север.

Замешкался лишь зеленый «пежо» с прицепным домиком. На глазах у летчиков бушующее пламя, пожрав придорожные кусты и деревья, сомкнулось, и западня захлопнулась. По обеим сторонам кемпинга крутые, заросшие густым лесом склоны. Огонь взберется по ним быстрее, чем люди. А еще дым, который заволакивает все вокруг, впивается в легкие, не дает дышать. Выскочив из «пежо» по поляне в панике метались мужчина и женщина с маленькой девочкой на руках. Зловеще трещали горящие деревья. С леденящим душу гудением пламя подступало все ближе, грозя в считанные минуты поглотить кемпинг. От горячего пепла, снопов искр, падающих головешек уже занялись крайние коттеджи. Мужчина выхватил у женщины девочку, и втроем они бросились в густые заросли. Но и оттуда уже тянуло дымом и слышался страшный гул огня. Тогда семья вернулась к машине. Обезумев от ужаса, мужчина направил ее по единственной дороге прямо в огонь…

И вдруг с небес на огонь обрушились мощные потоки воды.

— Господи, неужели? — еще боясь поверить в чудо, прошептал мужчина за рулем, увидев, как опало пламя и со злобным шипением освободило проезд.

Случившееся и впрямь походило на вмешательство свыше. В густом дыму, в гуле пожара люди не слышали и не видели, что спас их огромный вертолет. Вода пригасила пламя на несколько минут, но их хватило, чтобы «пежо» на полной скорости проскочил гибельный участок.

Весь экипаж с волнением следил за машиной, устремившейся вниз по круто спускающейся извилистой дороге. Вертолет проводил спасенных до автострады, по которой на север медленно двигался нескончаемый поток беженцев на колесах.

— Штурман, курс! — снова привычно приказал Эдгар, не отрывая глаз от приборов.

— Курс сто шестьдесят, а вода на нуле. Куда летим, командир?

— Будем искать лесное озеро.

Аэропорт Орли в эти дни был так переполнен, что напоминал Казанский вокзал в разгар летних отпусков. Все силы авиации были брошены на борьбу с огнем в Провансе.

С дорожной сумкой через плечо, в распахнутом плаще Марта пробиралась сквозь возбужденную толпу к стойке справочного бюро, где две девушки, чуть не падая от усталости, но сохраняя безукоризненную вежливость, отвечали на бесконечные вопросы.

— Это невозможно, мадам, — в который раз терпеливо объясняла Марте измученная дежурная, едва взглянув на удостоверение с надписью «пресса», которое Марта выложила на стойку.

— Поймите, мне необходимо срочно туда попасть. Я согласна лететь в грузовом отсеке, стоя, лежа, в кабине пилота, как угодно.

— Нет, мадам, я ничего не могу для вас сделать. Аэропорты в зоне бедствия принимают только санитарные самолеты.

— Но там мой муж, понимаете? — ударилась Марта в отчаянное вранье.

— Я сочувствую вам, мадам, но увы…

— Неужели ничего нельзя сделать?

— Мы сражаемся за каждый килограмм веса, мадам, вы даже не представляете, что там творится.

— Но я так беспокоюсь.

— Вряд ли вы окажетесь ему полезны, — с вымученной улыбкой назидательно произнесла девушка, — только доставите лишние хлопоты.

— Да-да, наверное, — потерянно кивнула Марта.

Она медленно отошла от стойки. Беспомощно озираясь в толпе, она вдруг увидела Арвидаса. Он шел прямо на нее.

— Салют, Марта! Моя исключительная проницательность и на сей раз не подвела. Я знал, что найду тебя именно здесь.

Марта молча смотрела на него.

— Конечно же, ты пытаешься вылететь в Прованс, — он улыбался, довольный, что нашел ее в многотысячной толпе, хотя и притворялся, что это не стоило ему никакого труда. — Я знаю даже больше: в ближайшие два дня сделать тебе это не удастся. Но у меня есть предложение, деловое, — уточнил он и снял с плеча Марты тяжелую сумку.

— Иди ты к черту со своими предложениями! — в сердцах Марта вырвала у Арвидаса сумку.

— Не горячись, малышка. У тебя все равно нет другого выхода. — Он беззаботно закурил, делая вид, что совершенно равнодушен к ней и старается из чистого человеколюбия. — У нас с Фрэнком на двоих плюс шофер маленький шарабанчик одной телекомпании. Желающих была масса, но я по старой дружбе забронировал одно местечко для тебя. Так что, если ты не станешь особенно привередничать, то, возможно, часов через семь мы будем на месте событий.

— Это очень мило с твоей стороны, особенно после того как ты украл у меня пленки, — бросила она и быстро зашагала прочь.

Арвидас последовал за ней.

— Да, но перед тем ты сама увела их у меня прямо из-под носа, — весело напомнил он. — Значит, мы квиты, и давай не будем ворошить прошлое.

— Увела, — сердито ответила Марта, — но уж, во всяком случае, не для того, чтобы передать их в русское гестапо.

— И тут ваша позиция весьма уязвима, мэм, — невозмутимо парировал Арвидас. — Не ты ли притащила парня на компрометирующее его рандеву со своим родителем и подставила под наши объективы?

Второй раз на протяжении короткого разговора щеки Марты заливал яркий румянец. Она остановилась и уже хотела выпалить очередную резкость, но Арвидас заговорил первым:

— Кстати, я не знал, что господин Зингрубер решил сделать презент московскому КГБ. Треп в прессе — это одно, а то, что затеял он, отдает обычной подлостью.

— Надеюсь, со свойственной тебе прямотой ты сообщил это шефу? — снова, не удержавшись, съязвила Марта.

— Ладно, навязываться я не буду, — теперь и Арвидас разозлился. — Если тебе так претит мое присутствие рядом, можешь загорать здесь хоть до второго пришествия.

Он сделал вид, что собирается уйти…

Яркий белый микроавтобус, расцвеченный рекламными надписями и номерами фирменных телексов, мчался по загородному шоссе на юг от Парижа.

В его заднем отсеке, забитом теле- и киноаппаратурой, молча сидели Марта и Арвидас. Фрэнк тактично выбрал место в кабине шофера, отделенной стеклом. Марта, не отрываясь, смотрела на экран телевизора — шла программа новостей, комментатор с истинно французским темпераментом рассказывал о мужестве участников авиасалона, бесстрашно устремившихся на помощь горящему Провансу. Он перечислял, сколько людей, кемпингов, поселков спасено от огня. Благодарил мужественных спасателей и летчиков. Затем пошли кадры кинохроники. В центре внимания и здесь были уникальная машина Минка и ее ставший почти легендарным экипаж.

Арвидас ревниво наблюдал, как сосредоточилась, вся подобралась Марта, как жадно ловила сообщения о русских в пестром калейдоскопе новостей. Он приглушил звук, когда пошли политические репортажи и другие новости дня. Вернулся на свое место и предложил Марте сигарету. Стараясь не смотреть на Арвидаса, она жадно затянулась.

— Вообще-то жаль, что ты расстаешься с нашей фирмой. Представляю, какие лихие репортажи ты выдавала бы теперь на радио и телевидении. Говорят, любовь хорошо стимулирует творческие порывы.

— Послушай, Арви, — еле сдерживая гнев, отозвалась, наконец, Марта, — ты оказал мне небольшую услугу, но это не дает тебе права пошло копаться в моем белье.

Арвидас пожал плечами и вздохнул:

— Да-да, ты права, извини, пожалуйста. Но со стороны может быть лучше видно. И потом я ведь немножко знаю тебя.

— Ну, и что же видно с твоей стороны? — как бы нехотя спросила Марта, скрывая любопытство под маской пренебрежения.

— А то, что у тебя ничего не получится, — с глубокой убежденностью проговорил Арвидас. — Ты напрасно тратишь время. А если бы даже получилось — это не нужно ни тебе, ни ему. Допустим, ты добьешься своего, но твой маленький каприз мигом кончится, как только ты убедишься, что вы люди с разных планет. Он дитя той системы, которая чужда и непонятна тебе. Он раб и сын рабов. И никогда он не сравняется с тобой, даже если проживет сто лет в свободном государстве. Но он на это и не согласится. Хотя, я уверен, ты предлагала ему остаться. Я мог бы тебе сказать наперед, что он откажется. Все потому, что он раб! Свобода страшит их, вот в чем парадокс. Она представляется им отклонением от нормы. Это люди из перевернутого мира. Корове, привыкшей жить в стаде и повиноваться кнуту, никогда не стать вольной ланью!

— Значит, ты вольная лань, а он корова? — насмешливо уточнила Марта. — Да, он не согласился, ты верно угадал. Но, может быть, тем он и интересен. Он личность, мужчина и никогда не позволит себе прятаться за бабской юбкой. Ты-то уж наверняка согласился бы, сделай я только пальчиком…

Арвидас пропустил мимо ушей нелестное для себя сравнение и продолжал развивать свои мысли:

— В стаде не бывает личностей, детка. На то оно и стадо. Будь это не так, разве миллионы позволили бы одному параноику гноить себя в лагерях и на каторжных работах во славу социализма? Сгонять с родных мест целые народы, объявив их поголовно врагами, держать в животном страхе огромную страну? Неужели миллионы свободных личностей дали бы так легко одурачить себя маленькому взбесившемуся тирану, убийце и дойти до того, чтобы бросаться под танки, на пулеметные гнезда, вопя в предсмертном экстазе его имя? Даже теперь, когда им попытались раскрыть глаза, они норовят все забыть и снова начать молиться на «вождя всех народов? Или сотворить себе нового идола, любого, лишь бы можно было петь ему коммунистическую осанну.

— Какая досада, Арви… Я не включила магнитофон. Такая проповедь пролетела мимо эфира. Мне, право, жаль, что ты тратил силы на такую неблагодарную слушательницу, как я.

— Напрасно иронизируешь. Я в самом деле хочу сделать на эту тему серьезную программу для «Балтийской волны». Может быть, даже серию бесед с моими постоянными слушателями там, в Латвии. Меня очень интересует этот психологический феномен — «Гомо Советикус», особенно в латышском варианте. Тебе может показаться, что я просто ревную, клевещу, но поверь… Не милосердие, не сострадание заставляет их сейчас бросаться в огонь, а подходящая возможность лишний раз продемонстрировать Западу маниакальную идею о превосходстве советского человека. Показать, что только при социализме выводится особая порода сверхлюдей со сверхморалью. Во имя этой идеи твой герой с партбилетом в кармане с готовностью забыл, что его ребенком вместе с матерью, вместе с десятками тысяч других латышей, литовцев, эстонцев вышвырнули в Сибирь. Его товарищи, с партбилетами и без оных, уже позабыли своих замученных, расстрелянных, сосланных родственников — все ради того же самого лицемерного мифа о самой Лучшей, самой Счастливой, самой Героической Стране. Я все еще не теряю надежды докричаться, достучаться до милых моих соотечественников, их сердца, ума, совести, наконец. Неужели за этой показухой, моралью «на экспорт» они в самом деле не видят, как гибнет, спивается, погрязает в нищете и тупом разврате страна?! Не видят тысячи сирот, брошенных алкашами-родителями, никому не нужных, умирающих в грязных больницах стариков? Не видят, как наглые орды бездельников разворовывают все, что можно украсть? Не верю! Они не могут не видеть, это каждый день у них перед глазами. Видят — и все-таки, как опоенные дурманом, идут за своими ничтожными полуграмотными пророками. И я хочу понять — почему? В чем тайна власти этих ничтожеств? Почему даже такие, как твой герой Банга, помогают им создавать лживые миражи? Спроси его, думал ли он об этом когда-нибудь? А если думал, то посмеет ли заикнуться о своих мыслях вслух…

Уже вечерело. Но на шоссе, по которому мчался телевизионный «микрик» было светло, как днем, от фар сотен несущихся навстречу машин. Чем ближе к зоне бедствия, тем гуще становился встречный поток. Все чаще появлялись мигалки пожарных, полицейских, санитарных машин. Водителю белого фургончика все труднее было лавировать среди них. Наконец и вовсе пришлось остановиться. Впереди была пробка, из которой полицейские с неимоверными усилиями вытаскивали только автомобили с красными крестами.

Микроавтобус сделал еще несколько судорожных рывков, пытаясь вырваться из дорожкой западни, но все было тщетно. Марта и Арвидас чуть не вылетели из кресел от резкого толчка, когда машина тормознула перед громадным шевроле. Впереди, насколько хватало глаз, растянулся раскаленно-красный пунктир задних габаритных огней. В сумерках все тревожнее пульсировали оранжевые, синие, желтые мигалки.

Внезапно белый «микрик», совершив невероятный маневр, выскочил на обочину, нырнул передком в неглубокий кювет и, соскребая дерн выхлопной трубой, метнулся вбок, на едва заметную лесную дорогу. Это была даже не дорога, скорее извилистая тропа среди деревьев. Мощный свет противотуманных фар с трудом пробивал кромешную тьму, машину швыряло из стороны в сторону на рытвинах и толстенных корнях. Однако через пару километров во мгле вдруг появились просветы.

— Кажется, приближаемся, — с волнением в голосе проговорил Фрэнк, напряженно вглядываясь в медленно разраставшееся на горизонте зарево. Вдруг «микрик» снова затормозил и чуть не опрокинулся на крутом повороте.

Чуть ли не под колеса им навстречу из темноты выскочили люди в красных комбинезонах. Они что-то кричали и махали руками.

— Какого черта! — высунулся из раскрытого окна Фрэнк. — Пропуск на стекле! Пресса, телекомпания «Сатурн»!

— Поворачивайте, — махнул рукой седой усталый сапер с яркой нашивкой на рукаве комбинезона. — Фронт огня подступает к нефтепроводу. Там готовятся взрывные работы.

— Ах, так… Спасибо, месье, — послушно забормотал, перегнувшись через баррикады аппаратуры, Арвидас и негромко шепнул шоферу: — Разворачивайся, но только не торопись…

Машина начала медленно и не слишком ловко маневрировать на узкой лесной дороге. Красные комбинезоны расступились… И вдруг юркий «микрик» рванул и, с ходу проскочив мимо отряда, скрылся в лесу.

— Стой! Стой! — кричали спасатели, бросаясь вдогонку.

Но куда там. Машина неслась навстречу зареву, а впереди уже гремели первые взрывы.