Драгоценный враг

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ШЕРИДАН

— Я думаю, что мы должны оставить ее на ночь под наблюдением, — говорит лечащий доктор мамы в ночь субботы.

Мы только завершили послеобеденный школьный шоппинг, после которого последовал ужин в «Озере Магнолия», когда мама потеряла сознание по пути к машине. Это случилось так быстро, краска схлынула с ее лица, руки затряслись, колени подогнулись, а нижняя часть тела перестала ей подчиняться. Ещё один эпизод Гийена-Барре, по их мнению.

К счастью, мой папа успел поймать ее до того, как мама ударилась бы о бетонный пол парковки. Могло бы быть намного хуже.

Все всегда может быть гораздо хуже…

— Завтра мы сможем провести ещё несколько обследований, — добавляет доктор Смитсон. — Я подозреваю, что это очередная вспышка, которую мы можем вылечить с помощью терапии введения внутривенных иммуноглобулинов, пока она будет здесь, но пока мы не получим результаты анализа крови и не проведём несколько дополнительных сканирований, то не будем знать наверняка.

— Спасибо, доктор.

Папа пожимает ему руку, а я протягиваю кувшин с ледяной водой маме, который стоит на ее прикроватной тумбочке.

— Не пугай меня так, мама.

Я убираю с ее лба спутанную прядь светлых волос, испещрённых сединой.

— Ты говорила, что не заболела…

— Я знаю, милая. Прости. Думаю, я отрицала.

Она выдыхает, когда пытается сесть, под больничной рубашкой тянутся провода, а аппараты издают звуковые сигналы. Знакомая сцена. Та, которая всегда служит тому, чтобы напомнить мне, насколько ценная жизнь именно тогда, когда нужно.

Когда нужно всем нам…

Так легко воспринимать друг друга как должное, забывая о том, насколько мы действительно уязвимы.

— Люблю тебя, — шепчу я, наклоняясь ближе.

Хотела бы я знать ее до того, как она заболела. Мне говорили, что в старших классах мама была чирлидером. У неё был самый громкий голос в команде. И она занималась бегом, до недавнего времени удерживая рекорд штата Миссури в беге на дистанцию сто метров среди девушек. Прежде чем ее нервы (прим. пер. Симптом Гийена-Барре это редкое состояние, при котором иммунная система человека поражает собственные периферические нервы.) начали подводить ее, она совершала послеобеденные прогулки по кварталу, собирая красивые листья и полевые цветы, которые затем втискивала между страницами своих книг. А когда ее краткосрочная память ещё работала до приема всех лекарств, мама вязала крючком самые красивые детские одеяльца с подходящими к ним шапочками и отдавала их в местное отделение интенсивной терапии для новорождённых.

У неё прекрасная душа и она этого не заслуживает.

— Я тоже люблю тебя, малышка, — шепчет мама, прежде чем повернуться к моему отцу. — Вам двоим следует пойти домой, отдохнуть. Почти уверена, что часы посещения почти подошли к концу.

Усталость испещряет лицо папы серыми линиями и окрашивает глубокими тенями. Мы обмениваемся взглядами. Я поднимаю брови, оставляя ответ за ним. Слишком устала, чтобы принимать решение.

— Завтра утром первым делом мы вернёмся. А пока отдохни.

Он наклоняется к ней и целует ее в лоб. Затем поворачивается ко мне.

— Малышка? Ты готова?

Мы уже на полпути к лифту, когда в моей сумочке звонит телефон. Я несколько часов не проверяла его, потому что находилась рядом с мамой. Я предпочитаю подождать, пока машина не тронется по пути к дому, чтобы посмотреть, кто пишет. Это займёт меня хоть чем-то, вместо того чтобы в течение следующих пятнадцати минут пялиться на фары проезжающих машин.

Когда мы выезжаем с парковки, папа переключает радио, настраивая его на местную радиостанцию с традиционной музыкой кантри. Он всегда слушает именно этот стиль, когда не хочет, чтобы мысли роились в его голове, потому что не может удержаться, чтобы не подпевать. «Когда ты слишком занят тем, чтобы подпевать, ты слишком занят, чтобы переживать», — говорит папа. И эта музыка напоминает ему о летних деньках, которые он проводил на ферме у бабушки и дедушки будучи ребёнком.

Вытащив из сумки телефон, я открываю сообщения… и мой желудок переворачивается.

ДРАГОЦЕННЫЙ ВРАГ отправил вам видео.

Я отключаю звук, уменьшаю яркость экрана и нажимаю на кнопку воспроизведения.

Это тридцать вторая запись с концерта MUNRO, на который он меня пригласил.

ДРАГОЦЕННЫЙ ВРАГ: Надеюсь, ты там будешь.

Затемняю экран и выключаю телефон. У меня сейчас нет на это сил.

Папа бормочет старую песню Клинта Блэка. Понимает ли папа или нет, но он до побеления сжимает руль. Я не хочу думать о том, что с ним станет, если он потеряет маму. Когда в следующем месяце я уеду в колледж, отец останется по-настоящему один.

— Я думала… — говорю я, прочистив горло, — может мне стоит пропустить один год?

Отец начинает говорить громче.

— О чем ты говоришь Шеридан? Школа?

— Ага, — отвечаю я. — Я могу отложить поступление ещё на год. Держаться рядом и заботиться о маме.

Он не колеблется.

— Точно нет.

— Кто будет о ней заботиться, когда я уеду? У тебя ненормированный рабочий график. Иногда мама становится рассеянной, когда принимает лекарства. Что если она забудет принять таблетку? Что если у неё будет ещё один приступ, и она упадёт, а никого не будет дома, чтобы помочь ей? Что если у неё будет один из тех дней, когда ей нужна будет помощь помыть волосы? Сварить тарелку супа?

Перегнувшись через консоль, отец сжимает мою руку. Его пальцы ледяные от работающего на полную мощь кондиционера.

— Мы разберёмся, малышка.

— Правда?

— Конечно, — говорит он. — Только не мы. Твоя мама и я разберёмся с этим. Это то, что делают родители. Если ты отложишь свою жизнь ради меня, то мы облажались. Все, чего мы хотим, чтобы ты была счастлива, малышка. Жила той жизнью, которая предназначена тебе. Ничего больше, ничего меньше.

Прислоняясь щекой к стеклу прохладного окна, закрываю свои глаза, делаю глубокий вдох и говорю себе, что все будет хорошо… даже если не верю в это.

Мой мир накренился и качается вокруг своей оси.

Забавно, как человек может плыть по жизни, думая, что всегда будет идти своим чередом, когда все рушится.

Мы едем в тишине, и я думаю о том альбоме — memento mori — который читала прошлой ночью, особенно над статьями и тем, как моего отца ложно обвинили в смерти Синтии. Мне нужно поговорить с ним об этом, получить некоторые ответы.

Но не этой ночью.

Усталость, утомительно давящая на плечи весь день, уже слишком тяжела, нет смысла добавлять ещё сложностей в эту кучу.

Когда мы сворачиваем на подъездную дорожку, в доме темно. И наши шаги отдаются эхом, когда мы шаркаем по полу. Маму не в первый раз госпитализируют, но ее отсутствие всегда ощущается давящей тишиной в нашем доме.

К этому никогда не привыкнешь.

— Спокойной ночи, папа.

Я направляюсь в свою комнату.

— Спокойной ночи, малышка.

Я подключаю телефон к зарядке и кладу его на прикроватную тумбочку, прежде чем включить вентилятор. Сегодня прохладнее, но духота последних двух недель витает в воздухе.

Я почти засыпаю, когда экран телефона освещает комнату.

ДРАГОЦЕННЫЙ ВРАГ: Ты спишь, Розочка?

Я: Оставь меня в покое. Пожалуйста!!!

Перевернувшись на бок, я складываю подушку пополам и ложусь на неё головой, прежде чем бороться с простынями нескольких следующих минут.

Беспокойная и разгоряченная, с мыслями, крутящимися в голове, которые не прекращают прокручивать в воображении самые худшие сценарии, я не могу устроиться поудобнее.

Вытаскиваю себя из постели и иду на кухню за стаканом воды со льдом. Дверь в комнату моих родителей закрыта, но папа храпит так громко, что я уверена, что соседи двумя домами ниже слышат издаваемые им звуки.

Я беру свой любимый стеклянный стакан, на котором изображены герои комедийного мультика «Флинстоуны», и бросаю в него поочередно три кубика льда, чтобы не разбудить его. Я на полпути к раковине, когда его телефон освещает пространство пришедшим сообщением.

Обычно я не читаю смс, которые приходят отцу, но, когда мама лежит в больнице, а папа спит в отключке, меня одолевает желание убедиться, но это простое, ничего не значащее сообщение. Так, на всякий случай. Экран телефона темнеет, прежде чем я могу прочитать сообщение, но он оживает, как только отключаю его от зарядки и касаюсь его.

KT: Просто проверяю, как ты…

KT: Просто помни, что скоро все это закончится. Мэри Бет не будет вечно страдать. Так же как и ты. Скоро все это останется в прошлом.

KT: Держи голову выше и знай, что я здесь ради тебя. Станет лучше. Ты на правильном пути. Слишком поздно сдаваться после всего, над чем мы так упорно работали. Мы так близко…

Я перечитываю сообщения, прищурив глаза.

Что это значит? Моя мать не будет страдать вечно? Это останется в прошлом? В последний раз, когда я узнавала, доктора говорили, что могут вылечить ее симптом Гийена-Барре, но до конца жизни у неё будут проблемы с нервами и порок сердца. Она всегда будет болеть или в какой-то степени страдать.

Мой желудок опускается.

Тошнота утоляет жажду, поэтому я оставляю стакан воды у раковины.

Трясущимися руками, я выключаю экран телефона, оставляя его на том же месте, где он лежал, и возвращаюсь в свою комнату. И до конца ночи ломаю голову, над тем, как выяснить кто такой или такая «КТ» или почему мой отец записал кого-то в телефоне только с помощью инициалов, или почему они обсуждают окончание страданий моей мамы.

Часами мой разум блуждает по самым темным переулкам и самым замалчиваемым дорожкам.

Что если те обвинения, которые выдвигали против него, были верны? Что если он убил собственную сестру? Что если он стал причиной смерти миссис Монро? Что если человек, вырастивший меня, пожертвовавший ради меня многим и научивший меня всему, во что я верила…был не более чем корыстным лжецом?

К утру восход солнца окрашивает лучами оранжевого и розового цвета шторы моей комнаты. Я до сих пор не спала и не собираюсь. Не могу успокоиться, пока не узнаю, что происходит.

Надеваю джинсовые шорты, лежащие на полу, и достаю из комода футболку. Освежившись, оставляю записку у плиты и иду в больницу в одиночестве, прежде чем проснётся отец.

Я не могу рассказать маме то, что увидела, потому что сама не поняла, что это было.

Но не могу больше ни одной минуты находится под одной крышей с отцом…пока не получу ответы.