Глава 4. Вся жизнь театр

Ну и ушлый же мужик, папа Надежды Половцевой. Жаль, что, как денежный мешок он для меня уже не актуален. Давно перевёл свои основные средства за границу и всеми силами помогает развалу царизма. Его, видите ли, не устраивают российские дворянские привилегии и царские манифесты о сословиях. Раз сам не уродился в знатной семье, теперь ненавидит всю систему, поддерживающую знать. Как выяснил при личной встрече с ним, хорошо знаком с князем Георгием Евгеньевичем Львовым, будущим последним председателем Совета Министров Российской империи и первым председателем Временного правительства (фактически главой государства). Будущую буржуазную революцию, он ещё щедрее поддерживает. Не забывает даже анархистов и БУНДовцев снабжать, правда, в гораздо меньших объёмах. Только с еврейскими революционерами я ещё не связывался. Информационная база интернета, находящаяся в моём полном распоряжении, быстро подсказала:

— (Всеобщий еврейский рабочий союз в Литве, Польше и России)(אַלגעמיינער ייִדישער אַרבעטערסבונד אין ליטע, פּוילן און רוסלאַנד (Алгемэйнэр Йидишэр Арбэтэр Бунд ин Литэ, Пойлн ун Русланд) — еврейская социалистическая партия, действовавшая в Восточной Европе с девяностых годов девятнадцатого века — до сороковых годов двадцатого века. С другой стороны, с украинскими националистами, поддерживаемыми австро — венгерской тайной полицией, я уже знаком. Как нибудь, обязательно, нужно лидеров еврейского союза повидать.

Краткий анализ моих сегодняшних деловых знакомств, провёл по дороге на вокзал, в роскошной коляске господина Красина. Сам Леонид Борисович не поехал провожать, сославшись на занятость. Главную задачу, что я собирался достигнуть, выполнил и перевыполнил. Мой земляк непременно запомнит любопытную девушку из Кургана, имеющую весьма прогрессивные взгляды. Придёт время, когда эти люди встанут во главе нового государства рабочих и крестьян, знакомство с ними мне очень пригодится. В принципе, слишком большое количество революционеров, без непосредственного участия в революционной борьбе, может быть весьма подозрительно. То, что сейчас я представился молоденькой девушкой, в будущем, когда нас представят вновь, только поднимает мой авторитет как конспиратора.

— Пожалуй, неплохо бы в девчачьем прикиде заявиться к Ульяновым в знакомую Цюрихскую квартиру!? — улыбаясь, размышляю, выходя из пролётки у Николаевского вокзала. Видимо выражение моего лица, а ещё более чемодан, понравились паре беспризорников, клянчащих у подъезжающих мелочь. Чуть не рассмеялся, когда прочитал в головах голодных пацанов, за моей спиной, планы по моему ограблению.


Пока вёл пацанов мимо вокзальной площади, у первых шаромыжников появились конкуренты. Пожалуй, они передерутся за право меня ограбить и мне не нужно будет их наказывать. Не оборачиваясь ни разу, слышу мысли дюжины(!) человек направленные на мою скромную особу. Неожиданно, пробивается чьё-то твёрдое намерение меня защитить.

— Приключение начинает быть неоднозначным, — мне становится интереснее.

— По видимому, наша странная процессия привлекала внимание какого-то совестливого господина, — без труда догадываюсь, подходя к Сангальскому саду.

— Если я зайду сюда, не напугает ли моё слишком смелое поведение бандюганов? В любом случае, болтаться с такой процессией на хвосте, очень подозрительно. Остановившись около двухэтажного особняка, заглядываю сквозь высокую кованную решётку. Вполне культурный зелёный уголок со скамейками и фонтанчиком. Довольно много прилично одетой публики.

— Любопытно, решатся ли мои вокзальные мелкие жулики напасть в таком месте?

— Мыслей моего потенциального защитника почему-то уже не слышу.

— Наверное сбежал, чтобы не подвергать свою совесть неприятному выбору.

— Защитив меня, — рискует здоровьем, — оставив меня бандитам, — придётся считать себя сволочью.

— Наверное, побежал искать полицию? — догадываюсь огорчённо. Значит, мне нельзя применять слишком фантастические виды противодействия нападению.

— Не может же четырнадцатилетняя девочка раскидать вручную дюжину парней. Кстати, соискателей на мой чемоданчик уменьшилось в четыре раза. Видимо, трое самых крутых, наконец, сняли с хвоста конкурентов, перед непосредственным ограблением.

Сажусь на скамеечку, лицом ко входу в сад, напротив двух барышень с зонтиками от солнца. Подождав некоторое время, затравленно оглядываясь по сторонам, — парни бандитской наружности, ринулись в арку мимо испуганного пожилого билетёра. Тот так напугался, что даже не подумал схватить свисток, висящий у него на шее. Один из троицы остался стоять около входа, двое, приближались ко мне. Разумеется, я был менее опасной фигурой, чем мужчина. Опасаясь моего бегства и других возможных неожиданностей, грабить меня кинулись двое. Именно в этот момент, двое парней в рабочей одежде схватили одинокого громилу и самый здоровый из них, молча, стукнул его кулаком по голове. Удар был довольно смешным, сверху вниз, как кувалдой. Действие от удара оказалось также подобным кувалде. Парень, стоявший на стрёме в воротах, упал как подкошенный.

Двое, оставшихся гопников, услышали слабый шум рухнувшего подельника. Один из них смело бросился на неожиданных драчунов — молотобойцев, незаметно вытаскивая нож из рукава.

— Мои защитники вряд — ли профессионалы уличных драк, — моментально сообразил я, разглядывая их небогатую одежонку.

— Скорее всего, работяги. Может быть точно, один из них кузнец, раз так быстро вырубил противника.

Оставшийся один грабитель бегом побежал ко мне, чтобы отобрав чемодан, вернуться быстрее к своему коллеге. Я состроил испуганную физиономию и встал, молча протягивая ему свой чемодан. Обрадованный злодей протянул руку и тут же получил жестким ребром чемодана под колено. Я просто бросил чемодан, придав ему ускорение программным методом. Разгонять его до сверхзвуковой скорости не было особой нужды. Главное, мне захотелось, чтобы он воткнулся в ногу урки, окованным железом углом. Всё так и произошло.

Парень так закричал, упав передо мной как подрубленный, что оставшийся гопник с ножом испуганно оглянулся. Теперь, мы сходились к нему с двух сторон, я с чемоданом в руке и улыбкой на лице и двое работяг, угрожающе закатывающих рукава простецких косовороток. Поглупевший от страха, неудачный налётчик, бросился в мою сторону. Он больше не собирался меня грабить. Выбрал моё направление только потому, что больше надеялся меня напугать, размахивая ножом и строя страшные рожи. Снова пришлось изображать дамский испуг. Я отшатнулся в сторону, прижав к груди чемодан как щит. Не обращая больше внимания на меня, растерявшийся грабитель бросился вглубь сада. Мне оставалось только повторить недавний приём вновь. На этот раз, тот же угол чемодана, окованный железом, прилетел в колено преступника сбоку. По тому, как неестественно вывернулась нога беглеца при падении, она наверняка сломана. Дикий вой неудавшегося налётчика наконец пробудил билетёра — охранника, засвистевшего ещё громче в свой «боцманский свисток». Двое моих спасителей неожиданно напугались. Самый молодой, поманил меня рукой, ни говоря ни слова. Утвердительно кивнув в ответ, схватил валявшийся на дороге нож, снова подобрал чемодан и побежал вместе с ними. Через две минуты, остановил их и уверенно сказал.

— Вы провожаете даму, что тут криминального, зачем нам бежать!? Старший из них даже сплюнул.

— Ведь верно, если бежим, то привлекаем больше внимания, тем паче этот свистун всё никак не может уняться, — кивнул он в направлении оставленного сада. Говорок у него был явно деревенский.

— Кузнец решивший перебраться в город только год назад, — считал я всю небогатую информацию о нём. Именно его недюжинную силу решил использовать другой, городской парень, первым заметивший меня.

— Я ему явно понравилась как девушка, — понял сразу. Он на четыре года моложе кузена — «кузнеца» которому сейчас девятнадцать. Они оба освобождены от армии потому что работают на одном и том же военном заводе. Как раз сейчас, по поручению своего отца и дяди они должны передать листовки связному, едущему на фронт в солдатском вагоне. Совершенно неожиданно, простое мероприятие, — передача торбочки с двойным дном, оказалось невыполнимо.

В царской охранке давно заметили, что антивоенные прокламации попадают к солдатам по дороге на фронт. Со вчерашнего дня, на всех пунктах где останавливаются вагоны с пополнением для переформирования, теперь, установлена строгая охранно — пропускная система. Как раз сейчас, перед недавним происшествием, оба парня разбрелись вокруг Николаевского вокзала, пытаясь найти способы проникновения на пути, где стоял состав с новобранцами. Третий их помощник, служащий этой железной дороги, проверяя буксы, искал нужного человека, — сопровождающего офицера, и передавал ему пачку листовок. Сейчас, передать железнодорожнику ничего нельзя. Большая привокзальная зона, где стоит состав с солдатами, перекрыта жандармами. Завтра утром, всех, кто сейчас заперт в вагонах, отправят на фронт.


Деревенский парень, переживал больше своего двоюродного брата. Как же он мог не оправдать доверие дяди, не передать бумаги кому положено. Проживая в доме у своих городских родственников, он считал себя обязанным безоговорочно выполнять все поручения хозяев. Родной брат его матери, Фёдор Евлампьевич Собинов, бывший фрезеровщик Путиловского завода, член РСДРП(б) с тысяча девятьсот девятого года, теперь на нелегальном положении. Новый паспорт у него на имя Николая Павловича Комарова. Так и проживал Егор Кузнецов на квартире Собиновых, в качестве племянника пропавшего мужа и отца. Разумеется, жена — Мария и сын — Иван, отлично знали, что глава семьи жив и здоров, живёт на нелегальном положении, скрываясь от царских ищеек. Егор узнал об этом только через три месяца, после того как поселился у родственников.

Узнав о таком геройстве своего дяди, ещё больше стал уважать семейство его приютившее. С искренностью деревенского богатыря, однажды, так прямо и признался дяде Коле.

— Разве ж я думал, что в городе жизнь моя так интересно сложится, — решительно рубанул воздух рукой, как кувалдой.

— Да ежели бы я знал ране, давно бы в город сорвалси.

С тех пор, Николай Павлович относился к своему сельскому родственнику с большим вниманием и даже, уважением. Родной, пятнадцатилетний сын, казался слишком легкомысленным и беззаботным, по сравнению с молчаливым и спокойным учеником потомственного деревенского кузнеца.


Вот и сейчас, после неожиданного столкновения с шаромыжниками в саду, Егор недовольно молчал, осуждающе поглядывая на весёлого братца и странную богатую девчушку, разгуливающую в одиночестве с большим чемоданом. Его постоянно беспокоило невыполненное задание, а Ванька, казалось, сразу забыл о постигшей их неудаче.

Не обращая внимания на меня, считая наше знакомство случайны эпизодом, Егор полушёпотом произнёс.

— Ты чего Ваньша веселишься? — укоризненно нахмурил брови.

— А что дома скажем, если так и не сможем передать посылку на фронт?

Иван немного скис, но взглянув на меня, быстро нашёлся.

— Вот с барышней познакомились, проводим её к вагону, чтобы опять кто нибудь её не напугал, — и многозначительно посмотрел на старшего брата.

— А там уж и свои дела решим. Егор буквально вспыхнул от радости. Так раскраснелись у него уши от волнения.

— Неужто получится? — сам ещё не надеясь, спросил он у младшего.

Не ожидая завершения их диалога, смело перебила парней.

— Я не барышня, а крестьянского происхождения. Работаю гимнасткой в цирковой группе. Сейчас вот отстала от своих, и не знаю где остановиться на два — три дня.

В ответ на удивлённые взгляды, пояснил.

— Надо все вокзалы объехать, узнать с какого из них мои товарищи отправились. Труппа у нас большая, на вокзале наверняка должны запомнить.

Показательно сожалея, развел руками.

— Так что на вокзал мне идти уже нет необходимости, — только что была. Но всё, что нужно я могу передать хоть куда, так как везде смогу пролезть.

— Я же гимнастка, — гордо повторила вновь, свою цирковую профессию.

— По этапу ваших родных отправляют, а вам маляву надо закинуть чтобы конвой не заметил?

Торжествующе улыбнулся, полувопросительно — полуутвердительно продолжил.

— Угадала я!?

— Уже не раз подобное приходилось делать, а то и по круче, — признался доверительно.

— Только надо ждать темноты.

Младший из братьев чуть не захлопал в ладоши от радости. Только Егор, угрюмо задумался.

Дядя Фёдор, вернее дядя Коля, как его сейчас звали, часто учил его правилам конспирации. Главным из них была обязанность не доверять непроверенным, малознакомым, людям.

С другой стороны, невыполнение важного задания сильно бы огорчило дядю.

— А, была не была, — вслух решил кузнец.

— Раз ты такая мастерица, вон как ширмачей в саду обработала, можно доверить и наше дело.

Иван молча обняв брата, прошептал.

— Можно она у нас переночует? — искательно, почти по собачьи, заглянул ему в глаза.

— Мама разрешит, она добрая, я точно знаю.

Не дожидаясь ответа от Егора, я заметил.

— У меня деньги есть, могу и в гостинице остановиться.

— Могу вас цирковым фокусам научить, только не всем, конечно.

— А пока, если на дело ещё рано, можем сгонять перекусить, где приличнее, — хлопнул по чемодану.

— Говорю же, деньги есть.

Парни огорошено молчат, поглядывая друг на друга.

— Поехали, я угощаю своих спасителей! — небрежно подзываю извозчика, предварительно громко, по — разбойничьи, свистнув.

Давно знал примечательное место в Питере, где интересно побывать самому. К сожалению, кафе «Бродячая собака» прикрыла полиция совсем недавно. Благодаря усилиям моей протеже, бывшей бандитки, Серафимы Никитичны Жилиной, открылось новое кафе более высокого уровня.

Точно помню тот момент, пятнадцать дней назад, когда она спросила моего одобрения на вложение большой суммы на подкуп городового и покупку огромного ресторана. Пока она говорила, я уже знал все детали покупки и даже горькие мысли старых хозяев кабака, намеренно разорённого «Жилой». Как только она закончила сообщение, предложил не обижать старых работников и при возможности оставить на своих местах.

— Особенно там повар хорош. Кажется, он приглашён из самого Парижа? — проявил привычную ей осведомлённость.

— При случае, как только появится минутка, обязательно заскочу к вам.

На первый месяц — два, рекомендовал кормить и поить артистов вообще бесплатно. Прибыль, пусть небольшую, брать за счёт богатеньких обывателей. Обделённые талантами мещане очень гордятся возможностью похвастать, что ужинали вместе с известными людьми. Чем более свободно и необычно будут вести себя люди искусства, тем быстрее разнесётся слава о новом пристанище лицедеев.

Буквально на следующий день, Сима сообщила, что кабак начал работать под новой вывеской. Предварительно посоветовавшись с завсегдатаями старого притона мельпомены, мои помощники, назвали новое пристанище, «Хромая собака».

Как и в прежнем заведении, для художников и артистов вход был свободный. Гости, желающие общаться с артистами, художниками, поэтами, названные членами клуба «фармацевтами», должны были приобретать билеты. Клуб начинал работу поздно, после окончания спектаклей в театрах. Программы были продуманы и подготовлены, были и импровизированные вечера. Среди постоянных посетителей клуба — А.А.Ахматова, Н.С.Гумилев, О.Э.Мандельштам. Уже побывали здесь и В.В.Маяковский, С.А.Есенин, В.Хлебников.


— Весьма любопытно, кого удастся встретить в этот раз, — размышлял по дороге, одновременно развлекая пацанов жонглированием тремя предметами. Как оказалось, они обчистили карманы одинокого бандита стоявшего на стрёме. Его финку отдали мне. У Егора, вместо ножа, была припасена обычная большая отвёртка. Два ножа и отвёртка, летающие у меня в руках, произвели на пацанов зачаровывающее действие.

— Ты их и бросать могёшь? — безгранично веря в мои способности спросил младший из братьев.

Молча сделал неопределённый знак головой, который можно было принять как подтверждение так и отрицание.

Но тут же подумал про себя.

— А ну её эту скромность. Играть так играть!

— Раз даны такие фантастические возможности по управлению предметами и своим телом, грех не воспользоваться этим в личных целях.

— Моментально связался мысленно с «Жилой» и приказал доставить в «Хромую собаку» всё необходимое для моего сольного выступления.

До девяти часов вечера, когда открывался ресторан, оставалось почти два часа. Пришлось заходить с чёрного входа и долго убеждать управляющего в том, что я выступаю сегодня с разрешения хозяйки. Сидящие в пролётке молодые заводчане уже заждались. Решили, что я не выйду, когда к ним гордо прошествовал вахтёр в роскошном фраке, чем окончательно их запугал.

Прямо в коридоре похвастал, что я договорился с руководством и весь сегодняшний ужин будет для нас бесплатно.

— Всё для того, чтобы показать свои фокусы вам остолопам, — дружески хлопнул по плечу обоих. Только после этого панибратства бывшие потомственные крестьяне чуть оттаяли. Высоченный зеркальный потолок, золотые колонны и фальшивые скульптуры серьёзно их напугали по началу.

— Сейчас нам должны принести перекусить, — заговорщически подмигнул.

— Будем одни как цари тут жрать, кабак открывается только в девять часов вечера.

Мои ожидания не оправдались. Нас пригласили в рабочие помещения, где обедал обслуживающий персонал ресторана. Видимо управляющий не решился оставлять нас наедине с чистыми скатертями. Слишком молодо и простовато мы выглядели.

— Ты, наверное, привыкла к подобной красе? — с завистью спросил меня Иван, жадно пережёвывая большой кусок мяса.

— В цирке поди и не то видала? — подержал догадку брата Егор.

— Случалось, — многозначительно подтвердил свою бывалость.

— Выкладывайте быстро, что вам нужно провернуть на Николаевском вокзале.

Ребята чуть не подавились компотом, от неожиданности перехода к главной для них теме. Пришлось разъяснять.

— Скоро буду разминаться перед выступлением, потом публика собираться будет, само выступление начнётся, — показал на свои наручные часы.

— Вам просто некогда будет со мной поговорить, так что рассказывайте сейчас.

Буквально за пять минут, предварительно показав торбазок, который следует передать железнодорожнику, сознались, что в двойном дне спрятаны листовки против войны.

— Может ты за войну? — запоздало поинтересовался старший, Егор.

— Вы сдурели что ли, — категорически отмёл подозрения в своей кровожадности.

— Я за мир во всём мире! — показал руками земной шар.

— Я бы и себе взял такие бумаги против войны, чтобы распространять по всем тем местам, где нам приходится бывать.

— Мы, знаешь как много ездим, — нарочито хвастливо признался пацанам.

— Слушай, — чуть помолчав, в раздумье начал Егор.

— Если ты дня четыре погостишь, может я и устрою тебе таких листовок пачку или даже две, — он сам не знал точно, сколько экземпляров может выдать подпольная типография, которой управлял дядя Коля.

— Лады, — постараюсь задержаться.

— Но если узнаю раньше, куда уехали мои…, - с сожалением покачал головой.

— Долго у вас не смогу оставаться, вы уж извините, — работа, — оттопырил нижнюю губу и поморгал подкрашенными ресницами как кокетка. Парни заржали, едва не подавившись.

Не прекращая работать челюстями, младший из братьев, фрезеровщик Иван, осуждающе кивнул мне головой.

— Ты щего не ефъ? — не переставая жевать удивлённо поинтересовался.

— Шама же предлагала перекусить…

— Мне выступать скоро, а потом с вашими прокламациями тайком пробираться к вагонам, — с преувеличенным сожалением развёл руки.

— Нельзя мне обжираться, — застряну в решётках столыпинских вагонов.

— Кстати, зачем мне вашего посредника — стрелочника искать, когда могу напрямую в вагоны забросить всё, что дадите.

— Я обычно на крышу забираюсь и в вентиляционные трубы закидываю или в окна.

Юноши перестали жевать, одновременно уставившись на меня.

— Так тебе уже приходилось листовки подбрасывать? — первым собрался с мыслями старший из кузенов.

Нарочито делая скучающий вид и выдерживая паузу, отпил компот из стакана Ивана.

— Я же вам говорил, что уже подбрасывала передачи с воли осуждённым по этапу.

— Там охрана наверняка посерьёзнее чем у ваших солдатушек.

— Так что не надо мне весь ваш чемодан, — указал кивком головы на самодельную фанерную торбу для переноски рабочих обедов.

— Только мешаться будет и лишнее внимание привлекать.

— Дадите сразу листовки, их поделю и передам, кому положено.

Иван, заметно стесняясь, запнул ногой под стол убогое свидетельство бедности.


К нам, в подсобку, где парни заканчивали щедрый ужин, заскочил взволнованный седовласый мужчина во фраке с бабочкой. Как после выяснилось, — распорядитель артистических вечеров и конферансье по совместительству. Он только что пришёл на работу и его огорошили новостью, что вместо запланированных выступлений нескольких поэтов и артистов, внимание богатой публики будет занимать неизвестная девчонка. Обычно, до шести утра, успевали представиться пять или шесть известных, хорошо зарекомендовавших себя, мастеров и один — два новых лица. Чтобы один дебютант держал внимание «фармацевтов», пусть и занятых ужином и ночными возлияниями, такого, старый конферансье не помнил и в старом заведении, где он работал с самого начала.

— Вы, та группа, которая за бесплатный ужин собирается развлекать наших гостей? — весьма ядовито поинтересовался он сразу как только вошёл.

Нисколько не смущаясь, взглянул на него похлопав ресницами.

— Здравствуйте дяденька, — вежливо, как положено воспитанной девочке, поклонился, привстав со стула.

Моя непробиваемая любезность, заставила гостя немного приглушить иронию. Ещё раз осмотрев нас внимательнее, пригасил громкость возмущения, особенно когда заметил мой скромный но дорогой, заграничный наряд.

— Допускаю, что вы пели по вокзалам и на ярмарках.

— Могу поверить, что пользовались успехом у неизбалованных зрителей, — присел за наш стол.

— Но одно дело провинция и совсем другое столица, — поднял указательный палец на уровне своего носа.

— Могу дать время на две — три песенки, и только.

— Вы понимаете, что творческие люди готовились, настраивались, входили в образ…, а я их «обрадую», что они сегодня отдыхают из-за неизвестных провинциальных гастролёров.

Уже более спокойным голосом, без всякой издёвки, вспомнил.

— Мне директор ресторана, сказал, что вам сама хозяйка разрешила.

— Значит, она вас где-то видела? — совершенно серьёзно, с ноткой растерянности, повторил.

— Только поэтому, даю вам три первых песни, пока не вся публика собралась.

Дав ему выговориться и успокоиться, наконец, взял слово я.

— Вы правы дяденька, — не знаю как вас по имени отчеству. Тем более выступать буду я одна. Я сирота из-за Урала, зовут меня Василиса.

— Прямо так и можно меня объявить, это истинная правда.

Организатор вечеров, примирительно пробурчал.

— Вечно наша хозяйка с благотворительностью возится. Опять сироту пригрела. Мало ей, что со всех деревень девок прибирает да работу даёт. Для артистов, которые всегда в бедности ходят, её бесплатные ужины большая помощь. Такого в старой, «Бродячей собаке» даже помыслить не могли. Вот и бегут к ней теперь все кому не лень, — посмотрел на нас уже не так осуждающе.

Конечно он знал о лихом прошлом нашей хозяйки, так как вполголоса, едва слышно, закончил.

— Многие грешники, под старость умнеют и становятся праведными да благодетельными, видать в рай хотят попасть.

Специально для меня, уже громко и деловито, заметил.

— Знаю я как надо вашего брата, уездных комедиантов объявлять, — хитровато улыбнулся.

— Пожалобнее представить, да побольше хвалить, вот народ то и поверит, что за вас стоило деньги выкладывать.

Уединившись с ним в его кабинетике, попросил разрешения исполнить больше чем две песенки, если понравлюсь публике. Почти четверть часа, из оставшихся полутора, до открытия ресторана, согласовывал с ним объявление меня зрителям. Его очень удивило, что я собираюсь петь свои собственные песни. Моментально зауважал, изменив даже обращение.

— Василиса Яковлевна, сколько лет среди артистов, а такого не было, чтобы сами пели на свои стихи и свою же музыку.

От предложения спеть ему, мужчина с благодарностью отказался.

— Я Серафиме Никитичне очень доверяю, — неожиданно рассмеялся.

— А если публике не понравится, так может и одной песней всё закончится.

— Те, кто сегодня должен выступать, никуда ведь не денутся, обязательно останутся на такую «звезду» посмотреть, — явно ожидая моего провала, по доброму, усмехнулся администратор.


За пятнадцать минут до открытия, в мою гримёрку ворвался здоровенный парень бандитской наружности, в грубой солдатской форме. Он начал кричать ещё в коридоре, заранее давя на мою психику.

— Да куда же это годно, господа хорошие! — раззорялся он во весь голос.

— У меня книжка новая вышла, мне её презентовать надобно читателям, а меня на завтра передвигают.

Увидев меня, мило улыбающуюся, он слегка опешил.

— А кто сейчас берётся выступать первым? — покрутил головой по углам небольшой комнатки.

— Вы случайно не знаете, милая барышня?

Только теперь, когда его выражение приобрело мирное выражение, сразу узнал поэта революции.

— Владимир Владимирович, это вы? — всплеснув по бабьи руками, нарочито восторженно пропищал я елейным голоском.

— В военной форме вас совсем не узнать.

Странно, в его биографии из школьной программы не упоминалось, что он был на фронте.

Статья из википедии, моментально подсказала причину его странного наряда:

В 1915–1917 годах Маяковский по протекции Максима Горького проходил военную службу в Петрограде в Учебной автомобильной школе. Солдатам печататься не разрешали, но его спас Осип Брик, который выкупил поэмы «Флейта-позвоночник» и «Облако в штанах» по 50 копеек за строку и напечатал. Антивоенная лирика: «Мама и убитый немцами вечер», «Я и Наполеон», поэма «Война и мир»(1915). В 1916 году вышел первый большой сборник «Простое как мычание».

Покопавшись в матрице самого Маяковского, понял, что он нагло врёт. Книга ещё только готовится к выпуску. Его появление объясняется простым желанием вкусно поесть. Второй год казарменной баланды заставили его стать частым завсегдатаем нового литературного ресторана, сразу, как только он появился. Чувствуя неловкость от бесплатных ужинов, он давно рвался выступать со стихами. Небывалая щедрость новой хозяйки арт-кафе притянула огромное количество богемной публики всех мастей. У администрации появилась возможность выбирать самых интересных и способных притягивать посетителей. Большинство, истинно творческих людей, честно стремились выступать здесь, отрабатывая приют и стол.

Удивлённо разглядывая меня, наконец признался.

— Неужели первое выступление сегодня будет вашим? — уселся без приглашения на маленький пуфик.

— Вы поэтесса или артистка?

— Вы не слишком ли молоды для такого сложного творчества?

Я обиженно надул губки, изображая досаду.

— Как вы можете у дамы интересоваться её возрастом? — произнёс довольно холодно и официально.

Маяковский немного растерялся.

— Вполне возможно, девочка много старше, чем она из себя изображает, — искренне решил поэт мысленно.

— Видите, я сейчас готовлюсь к выступлению в образе девочки — подростка, — подыграл ему.

— Только вам, — доверительно наклонившись к нему, понизив голос, почти прошептал.

— Скажу по секрету, мне сорок шесть лет и я мужчина, — заговорщически подмигнул.

— Только никому, — договорились!?

От неожиданности Владимир захохотал громче чем недавно кричал от негодования.

Вытирая слёзы, двадцати трёх летний поэт, проговорил сквозь смех.

— Вы определённо будете иметь успех! — изображая офицера, щёлкнул каблуками и поклонился.

— Разрешите ручкусс поцеловатьсс? — галантно и игриво протянул свою лапищу.

— Извольтесс, — не менее наигранно высокомерным тоном проговорил я.

— Потом будете гордиться, что целовали руку такому достойному человеку как я.

Когда он нежно, даже слишком нежно, приложился к руке, продолжил.

— Ничего страшного, что этот достойный человек, — мужчина…, - сделал небольшую паузу и закончил.

— Мужчина сорока шести лет, — ловко выдернув руку от его поцелуев, тут же, схватил его за нос.

— Вас как зовут, развратный молодой человек? — склонился к нему, пытающемуся вырваться из моих цепких пальцев.

— Вооолодя… прогундосил он униженно.

Выпустив нос, наставительно указал.

— Я то вас, как раз знаю, а вы меня ещё нет.

— Но за ручки уже хватаетесь, — укоризненно помахала пальчиком.

Молодой человек, слегка испуганно, смотрел на меня.

— Простите, а как вас зовут? — тупо, без фантазии, выполнил он мой приказ познакомиться.

Наставительно подняв указательный палец, заметил.

— Вот! Так бы и надо сразу. Теперь за хорошее знакомство, желательно рюмочку трахнуть.

— Пулей выскочил в буфет и через минуту вернулся с хрустальным, пузатым графином и двумя, такими же, рюмочками.

Наливая тёмно-красное вино, ласково признался.

— Всегда мечтала с живым классиком на брудершафт тяпнуть.

— А зовут меня Василиса, для друзей можно просто, — «Киса», естественно на «ты».

Сцепившись локтями, разом замахнули сладкое вино и я молча поцеловал Маяковского в губы.

Отрицательно покивав головой, заметил.

— Смотри у меня Володя, не болтай никому, что мы с тобой целовались за выпивкой.

Маяковский продолжал ошарашенно молчать, потому я предложил сам.

— Если моё выступление понравится, мне обещали весь вечер отдать.

— Но раз мы с тобой подружились, я тебя сама объявлю, как своего любимого поэта.

— Ты на сколько рассчитывал народ занять своими стихами?

Он, только что отходя от растерянности, деревянным голосом ответил.

— Да где-то на полчасика… мне бы хватило.

Решительно перебил его.

— Мне, после полуночи, надо будет отдохнуть с часок. Ты подговори ещё кого нибудь из знакомцев, чтобы люди не соскучились.

— Ну всё, до встречи в зале, — продолжил пудрить носик и щёки перед большим зеркалом.

Скромно выходя из гримёрки, Володя поддержал меня, считая, что я волнуюсь.

— Ты не переживай, если что… Подговорю знакомых, кто появится, чтобы тебе лучше хлопали, — и помахав рукой моему отражению в зеркале, вышел за двери, осторожно их притворив.

Отлично слышал его мысли обо мне.

— Ну надо же какая самоуверенность у девчонки!? Точно уверена, что понравится полупьяной публике и продержится всю ночь. Тут не знаешь как полчаса отстоять, чтобы огрызками не закидали… Знала бы, какая здесь публика… Точно, надо поддержать, хотя бы часа на два. Заодно посмотрю, что она может.


Конферансье, как и ожидалось всё перепутал. Мои советы посчитал делитантскими и разбавил своим видением заданной темы.

— Перед вами выступает самородок из Сибири, человек, свободно общающийся с духами высших материй, — интригующе помолчал.

— Но это не Божий старец, а совсем наоборот, — дождался когда все отсмеялись. Народ моментально понял намёк на Руспутина.

— Это не старец, а напротив! — торжественно объявил, как будто всех облагодетельствовал, тем, что артист будет молод.

— Скажу больше, это не он… Это, … он дождался когда барабанщик оркестра выбьет тревожную дробь.

— Сирота их за Уральских гор, — Василиса!

На небольшой подиум, медленно, как больная, вышла, к настороженно молчащей публике. Занавес закрыл сцену, где готовили реквизиты для моего следующего выступления.

Как договаривались, осветитель выключил основной свет, оставив одинокий прожектор направленный на меня.

Глубоко поклонилась залу и, выждав, пока установится удивлённая тишина, затянул тонким детским голоском:

В горнице моей светло

Это от ночной звезды

Матушка возьмет ведро

Молча принесет воды

Матушка возьмет ведро

Молча принесет воды

Красные цветы мои

В садике завяли все

Лодка на речной мели

Скоро догниёт совсем

Лодка на речной мели

Скоро догниёт совсем

Дремлет на стене моей

Ивы кружевная тень

Завтра у меня под ней

Будет хлопотливый день

Завтра у меня под ней

Будет хлопотливый день

Буду поливать цветы

Думать о своей судьбе

Буду до ночной звезды

Лодку мастерить себе

Буду до ночной звезды

Лодку мастерить себе

Акапельное пение и ограниченный свет, заставили зрителей отдать всё своё внимание только мне одной. Когда вновь зажёгся общий свет, зрители неистово хлопали и даже кричали браво. Чуть покопавшись в разуме Маяковского, понял, что это старается он и его друзья. Определённо, я ему понравился в роли девушки!? Приглашённые «Фармацевты» — обыватели Петрограда, видя необычно тёплый приём известных артистов, ещё более рьяно аплодировали незнакомой дебютантке. Наверняка для того чтобы после хвастать, что присутствовали на первом выступлении чудо — девушки.

Когда кулисы вновь открылись, в центре сцены стоял стул с уложенной на нём концертной гитарой. Отойдя к нему, я начал извиваться под восточную музыку ресторанного оркестра. Сняв сиротский капор, отбросил его в сторону, эротично качнув копной белокурых волос выпавших на свободу. Подняв руки вверх, ритмично переплетал их под музыку, изображая движения змеи. Незаметно расстегнул платье сзади, и, когда оно свалилось к моим ногам, вышагнул из него.

Публика буквально ахнула от неожиданности, увидев мою голую спину. На мне были только грубо залатанные штаны на веревке. Даже туфли запнул за край сцены, бросив платье на спинку стула. Быстро накинув через голову босяцкую рубаху, спрятанную под гитарой, повернулся к залу. Снова глубоко поклонившись, буквально подмёл пол белокурыми кудрями. Потом, как бы спохватившись, сдёрнул парик и отряхнул его от несуществующей пыли.

Заметил, как молодая женщина испуганно застыла с вилкой у рта, наблюдая мои странные и неожиданные трансформации.

Вновь поклонился, предъявив всем короткую стрижку светлых волос. Ресницы и грим стёр ещё в момент восточного танца, потому в зале пронёсся дружный шёпот.

— Парень ведь, … ей богу парень!?

Даже музыканты, из своего угла, спрятанного от посетителей арт-кафе, вышли посмотреть на необычное зрелище.

Смело и громко произнёс.

— Предыдущая песня, написанная полностью мной, требовала именно того образа в котором вы меня видели, — вновь поклонился, на этот раз подчёркнуто сдержанно и кратко.

— Следующая, точно так же моя, собственного сочинения, требует этого характерного облика.

— Обвёл себя рукой, сверху до низу, обращая внимание зрителей на одежду.

Взяв гитару со стула, глянул в зал.

— Я вас достаточно заинтриговал? — склонил голову как умная собака, и вместо стула, шагнув несколько шагов вперёд, уселся на край рампы. Свет опять сосредоточился на мне, а сцена закрылась для подготовки следующего номера.

Мой голос, на этот раз, был по настоящему пацанским, с лёгкой хрипотцой, как будто слегка простуженный или прокуренный.

Я начал жизнь в трущобах городских

И добрых слов я не слыхал.

Когда ласкали вы детей своих.

Я есть просил, я замерзал.

Вы, увидав меня, не прячьте взгляд

Ведь я ни в чем, ни в чем не виноват.

За что вы бросили меня? За что!

Где мой очаг, где мой ночлег?

Не признаете вы моё родство.

А я ваш брат, я человек.

Вы вечно молитесь своим богам.

И ваши боги все прощают вам.

Край изб богатых и роскошных вилл.

Из окон бьёт слепящий свет.

О если б мне хоть раз набраться сил.

Вы дали б мне за все ответ.

Откройте двери, люди, я ваш брат

Ведь я ни в чем, ни в чем не виноват.

Вы знали ласки матерей родных.

А я не знал и лишь во сне

В моих мечтаньях детских, золотых

Мать иногда являлась мне.

О, мама! Если бы найти тебя.

Была б не так горька моя судьба

Последние слова, ещё до включения света, утонули в громких женских всхлипываниях. Общее освещение показало, что некоторые мужики тоже отворачивали покрасневшие глаза.

На этот раз, крики браво, массовки организованной Маяковским, уже не требовались. Аплодисменты были дружными и молчаливыми. Народ опасался выдать голосом глубину охвативших их чувств.

— Ну посмотрим теперь, — злорадно вспомнил я намерения администратора, и произнёс громко.

— Мне строго указали, если вам не понравится моё выступление, отдать сцену другим артистам, — виновато развёл руками.

— Я же сегодня вне расписания, без согласования вклинился.

— А мои, глубокоуважаемые коллеги, готовились, разрабатывали свои программы, — уважительно, без тени иронии, чинно наклонил голову в вежливом поклоне, в сторону столика Володи.

— Освобождать помост или дальше выступать? — конкретно задал вопрос, требующий простого ответа. Толпа за столиками радостно закричала.

— Дальше! Дальше давай!

— Хоть до утра выступай, если сможешь…

Загрузка...