Глава 12

Максим

— Есть ли жизнь на Марсе? — громко вопрошает за стенкой пьяный голос соседа, благодаря которому Семёнов проснулся утром на пару часов раньше будильника. — Нет ли жизни на Марсе?..

Закончил сосед свой философский монолог строчкой из песни «Ленинграда», оповестив всю округу что «ему все пофиг, и он сделан из мяса». Максим по началу обрадовался, что на этом философский вопрос будет исчерпан, и он сможет нормально доспать, но Сан Саныч решил зайти на второй круг в поисках ответов на одну из главных загадок мироздания.

Вот вам и новостройка в центральном районе города!

Знал бы Макс, что ему попадётся в соседи личность с очень тонкой душевной организацией, который каждый раз, поссорившись с женой, напивался вдрызг, он бы несколько раз подумал, стоит ли сюда переезжать. Предыдущая квартира Семёнова находилась на отшибе города и имела не самый презентабельный вид, но зато в соседях у него были одни бабушки-одуванчики. Которые если и пели, то исключительно в народном хоре в местном ДК, что располагался в паре остановок от дома.

— Ля-ля-ля-ля-я-я, — густым басом надрывался за стенкой сосед, — Всё по-о-фи-г… Ля-ля-ля-яя из мя-я-я-са-а-а!!

— Мужик, хорош, а?! — не выдержал Семёнов, от души зарядив кулаком в стену.

Конечно, это не возымело ровным счетом никакого эффекта. Сан Саныч едва ли что-то заметил и продолжил голосить на весь дом.

Вызывать ментов не было никакого смысла. Поговорить «по-мужски» и зарядить местному Паваротти по физиономии тоже был так себе вариант. В обычное время, Сан Саныч был вполне нормальный и адекватный мужик. Особенно, если его любимая жёнушка была рядом. Но Максу сегодня не повезло, и, значит, на сон рассчитывать не стоило.

С тяжёлым вздохом Макс скинул с себя одеяло и поплёлся в кухню варить кофе. День предстоял очень непростой. Сегодня они должны были доснять специальные новогодние выпуски научно-популярной детской программы и несколько серий о самосвале Сёме. А ещё вечером ему предстояло поговорить с Альбинкой и сообщить ей, что их отношения переходят в ранг исключительно рабочих.

Потому что вчерашний звонок Казаковой с требованием приехать к ней домой и «помочь ей уснуть так, как может только он» в одно мгновение разрушил всё то, что с таким трудом удалось ему добиться в общении с Никой. Нельзя было усидеть на двух стульях, да Макс и не пытался. Внутренняя чуйка подсказывала ему, что с Никой его обычный вариант «несерьёзно и без каких-либо обязательств» не прокатит. Вероника была другой, и почему-то именно с ней ему хотелось… по-другому. Вот совсем по-другому! Плюс у неё был сын и это тоже вносило свои коррективы. Если ты входишь в жизнь такой маленькой семьи с ребёнком, то ты вдвойне начинаешь нести ответственность за свои поступки. Потому что отношения тебе придётся выстраивать не только с мамой этого ребёнка, но и с самим мальчиком.

Макс этого не боялся. Он и сам вырос с отчимом, которого всю жизнь искренне считал родным отцом. И фраза «отец не тот, кто дал жизнь, а кто воспитал» для Семёнова не была пустым звуком.

И все же по-хорошему надо было узнать, где Никин муж. Девушка очень мало говорила о себе, и её статус по-прежнему оставался для него загадкой. Макс очень рассчитывал во время чаепития получить ответы на все интересующие его вопросы и пригласить Нику куда-нибудь на свидание. Вот только звонок Альбинки спутал ему все планы!

Когда он поговорил с Казаковой и вернулся на кухню, он отчетливо ощущал напряжение, которое витало в воздухе. Это было отнюдь не то волнительное напряжение, которое искрило между ними в детской, когда Макс сжимал девушку в своих объятиях. После звонка Казаковой Вероника будто бы отстранилась от него. И на его вопрос, что она будет делать на выходных, ответила довольно холодно — она хотела бы провести время с сыном.

У Макса было несколько билетов в театр, но, судя по всему, с походом на спектакль им придётся повременить.

План был довольно прост — поговорить с Альбинкой, окончательно перевернув эту страницу своей жизни и завалиться к Нике домой, прихватив с собой те самые пирожные «Картошка», о которых просил его Тимофей. Ну а там можно завести речь и о настоящем свидании. И если у Ники возникнут какие-либо вопросы по поводу их взаимоотношений с продюсером, то Семёнов может с чистой совестью ответить, что между ними больше ничего нет.

Потому что он искренне считал, что начинать отношения с тайн и лжи будет неправильно.

* * *

— Ма-а-ам, — вбегает на кухню Тимоха, сжимая в руке лист бумаги. — Я тут Дедушке Морозу рисунок нарисовал! Смотри!

Убавляю огонь на плите и оборачиваюсь к сынишке. С улыбкой беру в руки рисунок, на котором был изображён снеговик в окружении роя снежинок. Рисование никогда не было сильной стороной Тимки. Но видно, что над этим рисунком сынуля особенно постарался, чтобы порадовать Деда Мороза.

— Ух ты! — улыбаюсь я.

— Мам, а когда мы будем писать ему письмо?

— А ты уже придумал, что хочешь получить в подарок? — спрашиваю я, мысленно моля всех богов, чтобы игрушка не стоила баснословных денег. Меньше всего на свете мне бы хотелось разочаровывать Тимку в праздник.

— Да! — кивает сынуля. Замечаю, как его ярко-голубые глаза становятся необычайно серьёзными. — Я хочу попросить у него папу. Как думаешь, Дедушка Мороз сможет мне его прислать?

Загрузка...