— Ч-что произошло? Где я? — спросил мужчина, моргая и пытаясь сфокусировать взгляд.
— Помнишь, как умер? — я решил не тратить время на деликатность. Триста трупов в очереди не располагали к долгим беседам.
— Умер? Я… т-точно… бандиты ворвались… О боги, моя жена! Дети! — он попытался резко вскочить, но моя рука на груди и общая слабость после воскрешения не позволили.
— Спокойно. Воскресим абсолютно всех. Потерпи немного. И да, я воскресил тебя не просто из альтруизма. У меня есть важное задание.
— З-задание? — он смотрел на меня как на спустившееся божество.
— Если кого-то не хватает среди тел — нужно срочно знать. Мы продолжим воскрешать всех подряд, но не хотелось бы пропустить кого-то из-за отсутствия останков. Понимаешь?
— Да… понимаю… — теперь он попытался сесть медленнее, опираясь на мою руку.
Осмотревшись вокруг, он опустил взгляд с нескрываемой горечью:
— Они сожгли всё дотла… Наши дома, имущество, всю жизнь…
— Искренне сочувствую.
— Не стоит сочувствия. За воскрешение мы обязаны вам жизнью в самом буквальном смысле. Мы и раньше сталкивались с набегами бандитов, но никогда не видели такой бессмысленной жестокости. Обычно они тоже боятся смерти как все нормальные люди. В них есть хоть капля человечности, pragmatism. Эти же… убивали всех подряд без разбора, даже грудных детей.
— Убийство детей — абсолютное табу в любом обществе, — объяснила Кани. — Даже после успешного воскрешения психологическая травма остаётся на годы, иногда навсегда.
— И это в лучшем случае, если у ребёнка изначально не было отклонений, — мрачно добавил я.
Кто знает, будет ли магически воссозданное детское тело развиваться нормально? Копировать взрослое, полностью сформированное тело — одно дело, а растущий организм — совершенно другое. Слишком много переменных. Данных катастрофически мало — детоубийство в этом мире к счастью редкость, статистики для анализа не набрать.
— Ладно бы только убийства, но изнасилования? Зачем? — голос мужчины дрогнул.
— Увы, бывает и такое, — Кани пожала плечами с циничностью бывалого воина. — Многие женщины предпочитают убить себя, чтобы избежать насилия. Если не дают такой возможности — что поделать.
Мужчина снова опустил голову, и я увидел, как по его щеке скатилась слеза:
— Я дал жене нож перед тем, как выйти сражаться. Сказал — если в дом войдёт кто-то кроме меня, пусть немедленно перережет себе горло. Лучше быстрая смерть, чем…
— Разве нет специального яда для таких случаев? — спросила Рубин, потом пояснила, заметив мой вопросительный взгляд: — Очень популярная вещь среди женщин-воительниц. Быстродействующий и абсолютно безболезненный. Никто из нас не хочет пережить изнасилование.
— Слишком дорогое удовольствие для простых крестьян, — мужчина явно сдерживал рыдания. — Местные бандиты обычно не трогают деревни, только собирают дань. Я убедил жену, что можем обойтись без лишних трат — мы же никуда не ездим, никогда не покидаем деревню…
По его тону было кристально ясно — он корил себя за скупость до конца дней. Меня бесило, как воскрешение кардинально меняет приоритеты общества. Теперь важна не защита и безопасность близких, а быстрая безболезненная смерть и надёжный воскреситель поблизости. Самоубийство стало обыденностью.
Но больше всего тревожило другое. Эти бандиты были качественно иными — смелее, агрессивнее, безжалостнее обычных. Они тоже воскресали, причём практически мгновенно. Это очень сильно беспокоило, заставляя задуматься о будущем всей кампании. Если у противника бесконечные жизни и мгновенный респаун прямо на поле боя — как вообще можно победить? Нужно было срочно найти источник их силы и перекрыть его. Иначе мы будем воскрешать жертв до скончания времён, а бандиты будут убивать их снова и снова.
Но сначала — закончить с этой деревней. Триста трупов сами себя не воскресят, а время поджимает.