Герцогиня Облачного Города

ГЛАВА 6

Кортеж, состоявший из двух десятков гвардейцев, пяти приставленных к Калли пажей, Эжена, Клода, самой Калли и примерно такого же количества слуг, обхаживавших всех троих, выдвинулся из столицы на третий день. Керве, с разрешения Эжена, ехал за спиной у госпожи, то и дело бросая яростные взгляды на новоявленного супруга. Эжен предпочитал этих взглядов не замечать. Фабрис поначалу тоже вызвался проводить друга хотя бы до границы центральных земель, но потом передумал и, сославшись на жену, сказал, что приедет навестить Эжена потом.

Течение Дунава у Виены запрудили барки, и потому первую часть пути преодолеть по суше оказалось проще, чем по воде. Дорога состояла из нескольких этапов: сначала нужно было достичь берега Рийна, где выехавший вперёд гонец к тому времени нанял бы корабль.

На корабле вниз по течению они планировали выйти к берегу моря, чтобы затем проделать остаток пути вдоль побережья и высадиться у подножия Туманных Гор. Там, по Крайнему тракту, до Облачного города оставалось несколько дней пути. Итого при попутном ветре и в случае отсутствия дождей и бурь вся дорога заняла бы около месяца.

С тех пор, как они покинули город, Эжен, лишился всего, что так любил – дворцов, женщин и интриг. Единственным его развлечением стало наблюдать за Калли, ехавшей немного впереди.

Герцогиня отлично держалась верхом и в седле смотрелась как влитая. Она отказалась от предложения Эжена нанять портных, которые соорудили бы для неё полный комплект одежд на все случаи жизни, и согласилась принять лишь один единственный дорожный костюм. Как оказалось, он состоял из простых кожаных брюк и такого же дублета, подбитого медвежьим мехом.

В платье она нравилась Эжену больше, но на Калли приятно было смотреть и так. Особенно когда сошли остатки синяков.

Эжен рассчитывал, что вместе со следами плена Калли покинет и стеснительность, но этого не произошло.

Он ждал, старался держаться на расстоянии и если прикасался к супруге, то лишь для того, чтобы подать руку или убрать прядь волос, но даже эти простые знаки внимания пробуждали в теле Калли непонятную дрожь.

Показываться перед Эженом обнажённой она по-прежнему отказывалась, хотя это Калли легко удавалось оправдать: походный шатёр был не самым удобным местом для того, чтобы крутить любовь.

На следующий день после первого откровенного разговора Калли сразу же попыталась взять слова о повиновении назад, но номер не прошёл.

Случилось это, когда Эжен застал её в парке, сидевшую на скамейке у маленького фонтана и наблюдавшую, как течёт вода.

– Доброе утро, – вежливо поздоровался Эжен, и Калли тут же взвилась с места как змея.

– Мой… – Калли запнулась, – граф, – подумав, закончила она.

– Как у вас идут дела? Прислуга слушается?

– Всё хорошо, – торопливо произнесла Калли и, тут же, сменив тему разговора, продолжила: – На самом деле я рада, что встретила здесь вас.

Обрадоваться её словам Эжен толком не успел, потому что Калли тут же добавила:

– Я хотела попросить вас забыть вчерашний разговор. Рудольф мёртв. Не думайте, что я вспоминаю его или тем более собираюсь за него мстить. Я никогда его не любила, – Калли отвернулась, силясь справиться с собой, но Эжен понял её молчание по-своему.

– Вам всё равно с кем быть?

Калли стиснула зубы и метнула на него разъярённый взгляд.

– Вы бы хотели всю жизнь прожить в браке с тем, кого вам не пришлось выбирать?

Эжен поднял бровь.

– Я стараюсь не задавать себе этот вопрос, – насмешливо произнёс он.

Калли молчала, непонимающе глядя на него.

– Если вы думаете, что я так уж мечтал на вас жениться, то вы оцениваете себя очень высоко.

– Вот значит, как, – мрачно произнесла Калли, по-прежнему не глядя на него.

Эжен молчал. Ему вдруг стало неудобно за свои слова – потому что, несмотря на то, что выбор сделал не он, мысль о том, что где-то в его доме находится Калли, уже радовала его.

– Собственно, тогда вас тем более должно устроить то, о чём я собираюсь сказать. Вчера я была немного не в себе после всего, что произошло. Вам не следует принимать это в расчёт. Мои страхи принадлежат только мне, и я позабочусь о них сама.

– А поскольку вам моя защита не нужна, то вы и своё обещание не считаете нужным выполнять, – Эжен приблизился к супруге и теперь насмешливо смотрел на неё. – Как же после этого доверять хоть каким-то вашим словам?

– Я… – Калли запнулась, чувствуя, как краска приливает к щекам. Сейчас Эжен отлично видел всё, что происходит у неё в голове. Рассчитывая скрыть собственный конфуз, Калли запуталась в поступках и словах и проморгала то, как можно их развернуть. – Я не собиралась вас обманывать! – процедила она.

– Вы дали клятву, что станете мне подчиняться.

Калли то краснела, то белела. На мгновение в голову Эжена закралась мысль, что она сейчас грохнется в обморок, но Эжен тут же её отмёл.

– Вы можете меня не любить, – сказал он сухо, – но я отлично знаю законы вашей земли.

Это был откровенный блеф, и, кроме сказанного Фабрисом, ничего он о законах севера не знал, но на Эжена сошло вдохновение, и рот открывался сам.

– Я знаю, что вы, как моя супруга, должны мне подчиняться. В каком-то смысле вы даже мне принадлежите, разве не так?

Калли стала белой как мел, и на всякий случай Эжен всё-таки подхватил её за талию, чтобы та не упала.

Руки Калли тут же сжались в кулаки. Она стиснула зубы, чтобы не закричать, но больше супруг ничего не предпринимал, и сердце, бешено колотившееся в груди Калли, постепенно успокаивалось.

– Это так? – повторил Эжен склонившись к Калли. Очень близко – слишком близко.

– Так, – выдавила Калли, снова чувствуя, что силы её оставляют. Всё было бесполезно, и эта война оказалась проиграна ещё до того, как началась.

– Тогда прекратите со мной играть. Вы поклялись быть моей супругой и подчиняться. Сначала перед алтарём, насильно, а затем вон там – по своей воле, – Эжен свободной рукой указал на террасу. – И, если вы не сдержите клятв – отвечать за это только вам.

Калли обмякла и закусила губу, чтобы сдержать слёзы, готовые хлынуть из глаз.

– Вы хотите, чтобы я просто так отдала вам себя целиком, – глухо произнесла она, немного справившись с чувствами. – Чтобы я всю жизнь вам служила … принадлежала вам…

– Как и я сам служу августу – и буду служить всю жизнь. Как ваши люди служат вам. Каждый из нас кому-то принадлежит, и каждый кому-то служит – будь то герцог или король.

Калли затихла. Она хотела сказать, что это совсем другое, но не знала, как объяснить.

– Я рассчитываю, что вы сдержите клятву, – произнёс Эжен, давая понять, что на этом разговор окончен. – Я, в свою очередь, обязуюсь сдержать свою. Я буду защищать вас как супруг – от вашего прошлого или от вашего будущего, всё равно. Кстати, ваш Жольт ожидает вас в колодках на хозяйственном дворе. И я отлично знаю, что синяк поставил не он.

– Откуда?.. – выдохнула ему в спину Калли, когда Эжен уже развернулся, чтобы уйти.

– Вы сказали только что, – бросил Эжен через плечо.

С тех пор Калли вела себя смирно – правда, и Эжен особо ничего от неё не требовал.

Калли с опаской поглядывала на супруга, который обычно два или около того часа в день ехал подле неё, но по большей части проводил время с Клодом. Общение с другом Эжену давалось Эжену куда легче. Поглядывала и пыталась представить, чем обернётся этот странный брак, когда они доберутся домой.

Эжен ни разу не пытался взять её силой и приказов почти не отдавал – но Калли отчётливо понимала, что здесь, в дороге, Эжену попросту не до неё. Легко объяснить нежелание раздеваться в походном шатре – но стоило девушке заикнуться о том, чтобы она заняла собственный шатёр вместе с Керве, как тут же получила решительный отказ.

Причин Калли спрашивать не стала – она и так назвала бы десяток.

Но Калли почти не сомневалась, что супруг ещё откроет настоящее лицо. Вопрос стоял лишь о том, когда это произойдёт. И вот, когда они добрались до берега реки, роковой день настал.

Все последние дни Эжена разрывали на части две противоречивших друг другу идеи. Он пытался от них отвлечься, подолгу отъезжал на другой конец кортежа и заводил разговоры со старым другом, но болтовня Клода о лошадях никак не избавляла от тягостных размышлений о супруге, стройная фигура которой продолжала мелькать впереди.

С одной стороны, у Эжена имелся вполне последовательный план: не консуммировать брак, не создавать себе лишних проблем. По приезде в Облачный город поселить супругу в дальнее крыло, наладить поступление Звёздной пыли на склады августа – и отправиться домой.

План может и был прост, но прореху в нём проделали слова Фабриса о том, что никто из них не знает обычаев севера, а также о том, что Калли не рождена для такого брака.

Казалось бы, тем лучше для обоих. Значит, разрыв со случайным и недолгим супругом не должен её ранить. Но не тут-то было. Вместо того, чтобы планировать, как распределить доход от новых земель и урвать немного себе, Эжен невольно пытался вообразить, что же всё-таки представляет из себя супруга.

Он уже успел заметить, что герцогиня бывает холодной и бывает грустной, но никогда не бывает веселой. Что она жестока к тем, кто причинил ей боль, и довольно умна. А ещё – что она хрупка, и задеть её за живое очень легко – хотя Калли и старается скрыть эмоции изо всех сил.

Эжену чудился в ней какой-то надлом, неестественный изгиб. И хотя он не любил заниматься лечением чужих душ, загадка Калли всё же притягивала его.

Теперь, когда Эжен нащупал невидимые границы и более не переходил их, Калли стала с ним спокойна и вежлива. Она легко соглашалась рассказывать о своей стране, но никогда о себе. Она умела слушать, но умела и говорить. И чем больше времени Эжен проводил с ней рядом, тем сильнее хотел увидеть улыбку на её узких бледно-розовых губах.

За день до того, как они въехали в портовый город, всё-таки начался дождь. Дороги размыло, и оставалось лишь благодарить небо за то, что они отправились в путь верхом, почти что не взяв с собой телег.

Копыта лошадей час за часом месили грязь, расплёскивая кругом коричневую жижу. Размокшая глина оседала на ботфортах, а всё, что находилось выше, насквозь промокло.

Кожаный дублет Калли немного защищал от дождя, но струйки воды всё равно затекали за шиворот, и к середине дня она насквозь промокла. От взгляда Эжена, уже привыкшего улавливать в поведении супруги каждую деталь, не укрылось то, что Калли дрожит, будто её бьёт озноб.

– Возьмите плащ, – сказал он и накинул на плечи супруге пропитанную маслом ткань, но это почти не помогло – вскоре промокла и та.

К тому времени, когда они добрались до пристани и обнаружили, что отправляться в путь на корабле сейчас нельзя, Калли больше походила не на герцогиню, а на мокрую мышь.

Эжен распорядился найти постоялый дом, где поместится весь его «двор», а сам вместе с Калли и частью людей остался ждать на берегу.

Калли продолжала дрожать, и, в конце концов, Эжен молча притянул её к себе. Девушка не сопротивлялась, но замерла, словно схваченный хищником зверёк.

Мысли её невольно вертелись вокруг того, что сегодня наверняка произойдёт. Она чувствовала бёдрами, чем закончится ночь. Но Эжен на неё даже не смотрел: он вглядывался вдаль, в пелену дождя, и казалось, думал о своём, пока не вернулся паж и не сообщил, что нашёл место для ночлега.

Они снова уселись на коней и довольно быстро добрались до места. Эжен узнал, где находится лучшие комнаты, и сразу же отправил Калли туда, а сам остался внизу – расквартировывать солдат. Всем места не хватило, и доброй половине слуг пришлось спать у камина в общем зале. К тому же, заказав еду на всех, Эжен полностью опустошил погреба. И всё же напоследок он стребовал с трактирщика бутылочку «особенного» вина и, зажав её подмышкой и напевая про себя, стал подниматься наверх. Эжену очень нравилась мысль, что сегодня он уснёт не на походной подстилке, а на чистых простынях – да ещё и прижав к себе Калли.

План не трогать супругу терпел крах. Эжен её хотел. Нужно было признаться в этом, потому что врать себе он не любил.

Продолжая мурлыкать похабную песенку, Эжен открыл дверь в номер «для дворян» и обнаружил, что Калли, всё ещё не раздевшись, стоит у окна и кутается в мокрый плащ.

– И как это понимать? – весело поинтересовался Эжен, опуская на стол бутылку. – Ты решила простудиться и таким образом покончить с собой? Учти, что тогда твоя земля достанется мне.

Калли повернулась к нему в пол-оборота, но ничего не сказала.

Затворив дверь, Эжен подошёл к девушке и обнял со спины.

Калли опустила взгляд.

– Раздевайся, – велел граф. – Я разолью вино.

Он убрал руки и потому пропустил момент, когда Калли крупно задрожала. Однако, не обращая внимания на дрожь, принялась выполнять приказ.

Скинула плащ. Помедлила, прежде чем стянуть дублет, теребя завязки на груди.

Эжен, уже закончивший с вином, сделал один глоток из металлического стакана, который обнаружился в номере. Потом подошёл к Калли, накрыл её руки своими. Потянул завязки в стороны и так, продолжая управлять руками супруги, стянул дублет.

Калли под одеждой оказалась пьяняще красивой. Один из шрамов проходил прямо рядом с соском, и Эжен, наклонившись, проследил его языком, а затем, поймав губами розовую бусинку, втянул в себя.

Калли испустила хриплый вздох, и по телу её опять пробежала дрожь.

– Пожалуйста… – прошептала она.

Эжен оторвался от неё и попытался заглянуть в глаза.

– Мои прикосновения тебе неприятны? – спросил он.

Калли покраснела, не зная, что ответить – и что будет правдой. Она боялась. Боялась того, что произойдёт дальше. Боялась всего, что могут принести руки супруга, пока ещё ласковые, но наверняка умевшие и причинять боль. Она не контролировала этот страх. Даже если бы Калли сказала себе, что ничего не произойдёт, страх не покинул бы её.

И в то же время там, где её касались руки Эжена, разгорался огонь. Это не походило на то, как действовали на неё прикосновения Рудольфа, от которых постыдно зудело в паху – но не более.

Огонь от прикосновений Эжена заполнял её целиком, он бушевал не только в промежности, но и в груди, и в голове, и Калли почти что хотела в нём сгореть.

– Нет, – сказала она и отвернулась.

– Ты обещала мне подчиняться, – напомнил Эжен.

Калли сглотнула и кивнула.

– Я хочу увидеть тебя целиком.

Ещё один кивок, и Калли принялась неуклюже стаскивать штаны и сапоги, а Эжен тем временем освободился от рубашки.

Он выпрямился, когда полностью обнажённая девушка замерла перед ним. То и дело по плечам Калли пробегала дрожь. Эжен разглядывал её.

Ещё несколько шрамов наискосок пересекало спину. А под правой лопаткой чернело клеймо, которое Эжен узнал без особого труда.

Пальцы сами собой очертили чёрную бляху.

– Рудольф, – тихо сказал он.

Калли задрожала. Рыдания сотрясли её целиком, и она снова стала оседать на пол, как это бывало с ней иногда.

Эжен поймал её и, обняв, прижал к груди.

– Ты это скрывала? – в самое ухо Калли прошептал он.

Калли зажмурилась и кивнула.

– Я принадлежу ему, – прошептала она, – как рабыня. Он сам так сказал.

– Ты принадлежишь мне, – Эжен запечатлел на её виске невесомый поцелуй, затем ещё один, ниже, и ещё один. – Теперь – и навсегда. Ты моя жена. Ты прекраснее всех, кого я знал. И я хочу, чтобы ты никогда не думала ни о ком, кроме меня.

Калли зажмурилась ещё плотней и кивнула. Её пугалась мысль, что она сама строит для себя тюрьму – но даже если бы она хотела, не смогла бы сейчас отказать.

Губы Эжена спустились ниже и продолжали ласкать её шею, медленно двигаясь к плечу.

А затем Калли вдруг извернулась в его руках, поймала в ладони лицо и поцеловала.

Губы жадно впитывали чужой вкус, и Эжен так же жадно целовал её в ответ.

Рука Калли скользнула вниз и, опустившись на пах Эжена, стиснула.

Эжен чуть отстранился, вглядываясь ей в глаза, и, хотя Калли, казалось, сама вела его, в глазах герцогини продолжал стоять страх.

– Давай спать, – попросил Эжен, и первым опустился на кровать.

Калли закусила губу, отвела взгляд и кивнула.