Жасминовые сестры

9

Этой ночью Мелани не могла уснуть. У нее из головы не выходило предложение Дорнберга, и к тому же история прабабушки, рассказанная накануне, так потрясла ее, что девушка долго не могла уснуть.

Неужели все действительно так и было? Мелани не могла поверить в то, что ее прабабушка была продана в бордель. Однако Ханна не стала бы ей лгать.

Вечером Мария была по-настоящему удивлена тем, какая печальная тишина воцарилась за столом.

Прабабушка попросила Мелани никому не рассказывать о ее истории — ни Елене, ни Марии, ни Роберту. Время, проведенное Ханной в Гамбурге, должно было оставаться их тайной. И так оно и будет.

Но тем не менее Мелани задавала себе вопрос: что же ей делать, зная все это? И что будет дальше?

Когда матрац вдруг показался ей слишком жестким, а одеяло — слишком теплым, она встала и накинула на себя купальный халат. Бросив взгляд на часы, она увидела, что был уже четвертый час ночи. На горизонте показалась серебряная полоска. Птицы завели свои песни, которые в ночной тишине казались какими-то нереальными.

Походив некоторое время по комнате взад и вперед, Мелани вытащила из ящика стола бумагу для писем. Пора.

Она уселась за маленький письменный стол и стала писать Роберту, рассказывая ему о прошедших днях. В конце письма она попросила у него совета. При этом мысли Мелани вдруг обратились к той ночи, когда они с ним впервые ночевали у Ханны и Марии. Бабушка и прабабушка настояли на том, чтобы она представила им своего друга, вместе с которым живет уже полгода.

— Как ты думаешь, я понравился твоей прабабушке? — спросил Роберт, снимая с себя футболку.

— Думаю, что да. По крайней мере она тебя не выгнала, — ответила Мелани.

Роберт рассмеялся и бросил в нее футболку.

— Ты уверена, что твоя прабабушка может так поступить? Она показалась мне очень приятной пожилой дамой.

— Ну, приятные пожилые дамы когда-то тоже были темпераментными молодыми женщинами. Кто знает, что вытворяла моя прабабушка в юности.

— Наверняка мужчины толпами бегали за ней. К счастью, вы все, кажется, похожи на нее. Думаю, что еще никогда не видел такой красивой женщины в возрасте за девяносто. Большинство пожилых дам просто приятные, милые, но твоя прабабушка настоящая красавица.

— Если ты хочешь убедиться в том, что понравился ей, повтори ей эти слова, — ответила Мелани, встала и обхватила его руками. — Но не дай бог ты бросишь меня и сбежишь с Ханной! Этого я тебе не прощу.

Роберт нежно поцеловал ее. Его губы казались тонкой шелковой вуалью, которая медленно скользила по ее коже. Мелани охватило желание, постоянно оживавшее внутри нее, стоило лишь ему появиться вблизи, и теперь это желание выросло у нее в груди, заставив броситься к Роберту и с силой прижаться губами. Она вдохнула его запах, почувствовала его тепло. Все было так прекрасно, что она даже громко вздохнула. Мелани очень часто обнимала его тело, и все же в такой момент, как этот, ей показалось, что она держит Роберта в объятиях первый раз. Она стала целовать его грудь так нежно, словно пробовала его кожу на вкус.

— Эй, секунду, — прошептал он. Его лицо тоже горело от желания, но разум все же одержал верх. — Мы же не можем заниматься этим в доме твоей прабабушки.

Эти слова, произнесенные шепотом, еще сильнее возбудили Мелани. Конечно, этого нельзя было делать. По крайней мере обычным способом. Но в этот миг она так мечтала о его прикосновениях, о тяжести его тела на своем теле, о его движениях. Ей нравилось то, как прилипала их мокрая от пота кожа, словно они хотели слиться воедино навеки.

— Бабушка спит очень крепко, и судя по виду прабабушки, она тоже не собирается бодрствовать, — ответила Мелани и прикусила его кожу, да так, что Роберт застонал.

Она точно знала, что ему это нравится и он не сможет устоять, когда она ласкает его таким образом.

— Кроме того, мы ведь можем вести себя тихо, не так ли?

— Ты — и вдруг тихо? — спросил он с широкой улыбкой и осторожно повел ее к кровати.

— Показать тебе, как я это делаю?

— Да, пожалуйста. Да!

Роберт притянул ее к себе и крепко поцеловал, а затем его руки забрались под ее футболку. То, как он гладил ее по спине снизу вверх, заставило Мелани тихо вздохнуть. Но она старалась не издавать громких звуков: ей хотелось доказать ему, что она сможет это.

Несколько мгновений спустя, когда они обнаженные лежали друг возле друга и целовались, Мелани чуть не забыла о своих благих намерениях. Роберт провел языком по чувствительному месту на ее шее, и девушка тихо застонала, чем вызвала у него широкую улыбку.

— Ты все-таки не можешь вести себя тихо, — прошептал он и продолжил свое занятие.

Мелани прикусила губу, положила руки на его затылок и стала гладить его плечи. Поласкав несколько минут, Роберт взял ее, и ей вдруг стало совершенно все равно, что скажут ее бабушки, если все-таки услышат их. Мелани и Роберт погрузились в свои ощущения, забыв о том, где они находятся, пока сон в конце концов не одолел их.

Мелани отложила шариковую ручку в сторону. Несколько слезинок упали на лист бумаги и немного размыли текст. Сердце девушки горело от боли, но воспоминания заставили ее улыбнуться.

Нет, конечно, так не бывает, если перестаешь любить человека.

Вложив письмо в конверт и заклеив его, Мелани встала.

Еще будучи ребенком, она любила прогуливаться по комнатам, где выставлена одежда, конечно, тайком, когда все уже спали. И сейчас она ощущала легкое щекотание в животе, когда кралась по коридору, а потом по лестнице вниз. Перед дверью, ведущей в бывший банкетный зал, девушка остановилась. Красный глаз охранной сигнализации сердито сверкнул ей навстречу. Мелани набрала код на табло, а затем открыла дверь.

Ее встретило тихое шипение кондиционера. В витринах отражался лунный свет, падавший через окна. Рука Мелани потянулась к выключателю, однако затем девушка передумала. Лунного света было достаточно, чтобы рассмотреть одежду.

Мелани стала переходить от витрины к витрине.

Ее бабушка и прабабушка классифицировали экспонаты музея по столетиям. Те, что относились к теме «Средневековье», были довольно немногочисленными. Оригиналов здесь не было, но, поскольку Ханна и Мария посчитали, что нельзя лишать людей понятия об этой эпохе, они заказали два платья — наряд благородной дамы и жены купца. Экспонаты шестнадцатого и семнадцатого веков тоже были реконструированы, а вот что касается восемнадцатого века, то Ханне много лет назад удалось купить французское платье в стиле барокко — настоящую редкость в частной коллекции. Платье пережило бурю Французской революции. Мелани испытывала глубокое уважение к швеям, которые вручную делали каждый шов, каждую строчку, каждую маленькую розочку.

Для раздела «Девятнадцатый век» Ханна собрала очень много находок: пышные платья в стиле бидермейер и жесткие мужские костюмы, элегантные сюртуки, дополненные высокими цилиндрами, и платья с украшенными рюшами турнюрами. Тонкие перчатки висели на спинках стульев, словно ожидая, что в следующий миг их наденут. Гвоздем программы были различные корсеты, которые собирала Мария. Подобно тому как Ханна любила шляпы, страстью Марии были корсеты, пусть даже у нее никогда не было необходимости носить их. У нее были модели из бархата, парчи и шелка, с различными рисунками, ярких расцветок или же размытых, пастельных тонов, украшенные кружевами или вышивкой. Для корсетов была отдельная витрина, где они красовались на изящных манекенах в комбинации с длинными панталонами или кринолинами.

Во время одного из посещений музея Роберт в шутку потребовал от Мелани, чтобы та иногда надевала нечто подобное, чтобы возбуждать его.

Бо́льшая часть экспозиции относилась к двадцатому веку. Здесь у Ханны и Марии были только подлинные вещи. Мелани сразу же увидела, что тут больше экспонатов, чем могли охватить взглядом посетители за время одного посещения. Собственно говоря, платья с чердака на самом деле были не нужны. «Тем лучше, — сказала она себе. — В таком случае у меня будет достаточно экспонатов для собственного показа мод». От этой мысли ей снова стало легче. Мелани сразу же вспомнила нескольких манекенщиц, которые за небольшую плату смогли бы продемонстрировать эти платья и которые не были бы слишком высокого роста для этих размеров. «Но все надо делать постепенно, шаг за шагом», — напомнила она себе и пошла дальше.

Пустое место, где раньше находилось свадебное платье, выглядело как-то странно, и это настроило Мелани на печальный лад. «Вот так и в моей жизни», — сказала она себе, и внезапно у нее пропало желание осматривать экспозицию. Она повернулась и поспешно ушла из помещения, даже не бросив прощального взгляда на одежду.

В коридоре Мелани прислонилась к стене и закрыла глаза. Слезы катились по ее щекам. Да, это была глупая затея — прийти сюда. Она уже не была маленьким ребенком, который мечтал о пышных балах в королевских замках.

В свою комнату, однако, Мелани не вернулась, а села на лестнице. Отсюда она не только могла видеть холл. Даже просто посидев здесь некоторое время, она испытывала облегчение. Когда ее родители разводились, они, чтобы не втягивать дочь в домашнюю войну, отправили ее на лето к бабушкам. Хотя все старались окружить Мелани вниманием, она чувствовала себя хорошо только тогда, когда могла сидеть на лестнице в одиночестве и предаваться мыслям.

И она снова вспомнила о звонке Шарлотты. На Бали Мелани еще не бывала. И три недели работы с Дорнбергом сделали бы ее топ-фотографом. Роберт отметил бы такое известие шампанским и роскошным ужином.

«Может быть, действительно при следующем посещении рассказать ему об этом?» — промелькнула у нее мысль. Только когда состоится это посещение?

Пусть даже Мелани была уверена в том, что любит Роберта, она не испытывала желания ходить в больницу. Собственно говоря, она хотела провести на вилле всего пару дней, но за это время почувствовала, что эта местность действует на нее благотворно — хоть и не оберегает от непрошеных мыслей или боли. Находиться здесь — это совершенно иное, нежели сидеть в пустой квартире. Да и история Ханны, продолжение которой очень интересовало Мелани, еще не окончена…

Но когда же сказать Шарлотте о своем решении? Не будет ли поздно сделать это через неделю? Не получится ли так, что она потом всю свою жизнь будет жалеть о том, что не воспользовалась этим шансом? Или же она будет злиться, если ее не будет рядом, когда Роберт придет в себя…

Мелани прислонилась к перилам, прислушиваясь к шорохам в доме. Сквозняк скользил по каменным стенам, потрескивала деревянная лестница. Время от времени что-то щелкало и раздавались какие-то шорохи. Может быть, здесь водились мыши? При этой мысли Мелани улыбнулась, и песня виллы потихоньку убаюкала ее.

Проснувшись, девушка обнаружила, что все еще сидит на лестнице, прислонившись к перилам. Утреннее солнце ярко освещало холл. Пение птиц заглушало звуки дома.

Мелани выпрямила заболевшие конечности. «Наверное, лучше было лечь в постель, — подумала она. — Как бы там ни было, мне уже не двенадцать лет».

Она вернулась в свою комнату, но у нее уже не было желания ложиться на кровать. Мелани приняла душ и оделась. На этот раз не для утренней пробежки. Она просто хотела посидеть у озера и снова предаться размышлениям, пока не проснется Ханна и не расскажет ей продолжение своей истории.

Мелани медленно прошла по дорожке, потом свернула на траву и поймала себя на мысли, что оглядывается по сторонам, ища садовника. Утренняя роса промочила насквозь ее спортивную обувь и увлажнила щиколотки.

Роберт как-то сказал, что любить для него — это то же самое, что бежать босиком по мокрому лугу, держась за руки. Они проделывали это много раз, и на какой-то момент Мелани представила себе, что именно это она сейчас и делает.

Пока она дошла до озера, штанины ее джинсов тоже промокли, однако это не смущало ее, потому что теперь она как бы чувствовала себя немного ближе к Роберту.

Она опустилась на широкий камень, где сидела накануне, слушая рассказ Ханны. Девушка бросила беглый взгляд на свой мобильный телефон, который молчал с тех пор, как позвонила Катя, а затем теснее запахнула куртку. Туман над озером медленно исчезал под лучами восходящего солнца. Некоторое время Мелани смотрела на водную гладь, которая покрывалась легкой рябью от утреннего бриза, а затем услышала позади себя какой-то лязг.

На ее лице промелькнула улыбка. Наконец-то! Садовник вышел на утреннюю рыбалку. Сегодня Мелани даже обрадовалась встрече с ним. Наверное, сейчас он исчезнет в камышах и будет там ждать, когда снова клюнет банка из-под пива или какой-нибудь ботинок.

— Доброе утро! — крикнул ей Томас. — Пожалуй, мне надо постепенно привыкать к тому, что теперь я больше не буду находиться у озера в одиночестве.

— Обещаю, что не буду выхватывать у вас из-под носа пивные бутылки, банки или рыбу. Но все же хорошая пара обуви была бы сейчас для меня весьма кстати.

— Если вам нравятся дырявые резиновые сапоги, я с удовольствием уступлю вам свой улов.

Мелани некоторое время смотрела на садовника, а затем спросила:

— Собственно говоря, зачем вы ходите сюда рыбачить, если в озере нет ничего сто́ящего?

— Потому что я вознамерился очистить его от мусора! — Томас ухмыльнулся, но затем покачал головой. — Нет, скорее потому, что мне, когда я смотрю на воду, лучше думается.

Мелани кивнула:

— Я вас понимаю. Честно говоря, я тоже прихожу сюда именно поэтому.

— А о чем вы думаете? — вырвалось у Томаса, но он тут же поднял руки. — Извините, меня это не касается.

— Никаких проблем, — ответила Мелани. — Есть много чего, о чем я должна подумать.

«Ну, давай, скажи ему, — подстегивала она себя. — Он очень приятный человек и должен знать, что ты не свободна».

— Мой жених несколько месяцев назад попал в аварию и с тех пор лежит в коме.

Томас сначала ничего не ответил. Он долго смотрел на кончики своих ботинок, а потом отставил ведро в сторону.

— Может быть, это прозвучит немного банально, но я искренне сожалею.

— Спасибо. — Мелани немного подвинулась. — Садитесь рядом со мной. Может быть, это не самое подходящее место для рыбалки, но…

Томас кивнул и опустился рядом с ней на камень. Он уперся локтями в колени и некоторое время молча смотрел на свои руки, после чего сказал:

— Я никогда не думал, что буду работать садовником.

Мелани удивленно посмотрела на него:

— И как вы дошли до этого?

— Жизнь иногда очень любит испортить игру, вам это известно? У меня было все: прекрасный дом и жена, которая как раз ожидала нашего первого ребенка. Все было прекрасно. Наверное, слишком прекрасно…

От внезапно возникшего подозрения у Мелани пробежал мороз по коже.

— Ваша жена умерла?

Томас кивнул и опустил голову:

— У нее отказало сердце, когда она была на шестом месяце. Это произошло внезапно. Никто не знал, что у нее врожденный порок сердца, она никогда не чувствовала себя плохо. Врачи попытались спасти хотя бы ребенка, но им это не удалось, и ребенок умер вместе с ней.

Повисло молчание. Камыш шумел на ветру. В небе пролетела стая птиц. В остальном мир как будто замер.

Тишину прервал глубокий вздох Томаса.

— Вы знаете, когда мою жену вместе с ребенком похоронили, я чувствовал себя так, будто все вокруг меня стало черно-белым. Все побледнело, даже я сам. Я замкнулся, перестал работать и просто существовал, как растение. Через некоторое время я почти не узнавал себя в зеркале, но мне было все равно. Я совершенно не беспокоился, когда через пару месяцев потерял работу, не мог выплачивать кредит за дом, и в конце концов его у меня отобрали. Прихватив с собой пару книг, я покинул свое пристанище с рюкзаком, набитым одеждой, и превратился в бездомного. В то время друзей у меня уже не осталось. Я подыскал себе новое место жительства, вернее, поселился под мостом и, наверное, надеялся, что там и умру. Я просто не мог больше выносить эту боль.

— Вы спали под мостом?

— Да, и это место казалось мне идеальным. Я поставил на себе крест. Когда жизнь в городе стала для меня невыносимой, я пошел бродяжничать. И все время искал место, чтобы умереть.

— Вы пытались покончить с собой?

Томас отрицательно покачал головой:

— Нет, как ни странно, это мне в голову не приходило. Я думал, что если буду подвергать свое тело воздействию холода, голода и прочих невзгод, то просто однажды усну навеки. Наверное, в этом виновато мое католическое воспитание.

— А как вы попали сюда? — Мелани внимательно посмотрела на него. — Сейчас вы не похожи на человека, который хочет умереть. Что изменилось?

Томас пожал плечами:

— Не имею ни малейшего понятия. Возможно, все изменил сон, который мне приснился. Когда ночью я спал под деревом, мне приснились жена и ребенок. Ему было уже три или четыре года. Моя жена смеялась. Я хотел протянуть к ней руку, но она повернулась и побежала к воротам в сад. Там она и исчезла, а я проснулся.

— Значит, вы хотели найти тот сад?

В душе Мелани поднялось сочувствие, и она вдруг ощутила, что ее влечет к этому мужчине. Пусть даже садовник внешне был совсем не похож на Роберта, он, казалось, был таким же впечатлительным и ранимым. Наверное, любовь для него тоже была как-то связана с мокрой травой.

— Может быть, именно этого я и хотел. После того как я несколько дней шел пешком все дальше и дальше, у дороги я увидел табличку — указатель с названием музея мод «Блюмензее». К табличке кто-то прицепил листок бумаги. Там было написано: «Требуется садовник». Я вспомнил о своем сне и, несмотря на то что вообще-то я не увлекаюсь эзотерикой, все же решил обратиться туда. Конечно, у меня было мало надежды на то, чтобы получить эту работу. Я сказал себе, что даже если получу отказ, то, может, найду парк, в котором смогу спать и где никто не будет ко мне приставать. — Томас рассмеялся и покачал головой. — Как оказалось, мне недолго суждено было вести спокойную жизнь. Знаете ли, ваши бабушки — очень наблюдательные женщины.

Мелани попыталась представить себе, как Мария стоит перед бездомным и спрашивает его, что он делает на территории ее усадьбы.

— Я как был в рваной одежде, так и позвонил в дверь. На пороге появилась фрау Баренбоом. Я был потрясен, потому что ее фамилия совсем не соответствовала ее виду — я не ожидал увидеть вьетнамку. Она пригласила меня в дом, где я познакомился также с мадам де Вальер. Мы вместе выпили кофе, и я объяснил им, что делаю в их усадьбе. То, что я бродяга, они поняли, наверное, сразу. Я был уверен, что они сочтут меня слабым и неприспособленным к работе, но все же рассказал им свою историю. Когда я закончил, то думал, что они сейчас же прогонят меня прочь. Кому нужен слабак, который не смог удержаться наплаву? Однако мадам де Вальер лишь взглянула на свою дочь, они кивнули друг другу, и я получил работу. Вот теперь я здесь, но должен сказать, что моя жизнь постепенно налаживается и приобретает былой размах. Пусть даже шрамы от прошлого все еще остаются на моей душе, я замечаю, что снова становлюсь самим собой.

Томас взглянул на Мелани. У него были голубые глаза, и в них было нечто такое, что понравилось ей. Однако была и другая пара глаз, и Мелани больше всего на свете желала, чтобы те глаза снова взглянули на нее. Так что она не стала выдерживать взгляд Томаса, а посмотрела на свои мокрые кроссовки.

— Могу себе представить, что у вас сейчас на душе, — сказал он через некоторое время. — Но не теряйте мужества. У вас есть кое-что такое, чего не было у меня. Надежда. Жизнь еще не рассталась с вашим женихом, она просто отодвинула его в сторону, поставив на полосу ожидания.

— И если мне не повезет, то это продлится долгие годы… — печально ответила Мелани.

Теперь, когда Томас сидел рядом с ней, она снова почувствовала, как ей нужна близость мужчины.

— Я так не думаю. Послушайте меня: с тех пор как я начал здесь работать, я снова поверил в то, что в жизни есть что-то хорошее. Конечно, я не могу дать вам никаких гарантий в том, что касается вашего жениха, да этого и никто не сможет сделать, но вы должны надеяться. Пусть даже это звучит глупо, но позитивные мысли иногда влекут за собой позитивные события. Лично я в этом твердо убежден.

Мелани некоторое время раздумывала над его словами. При этом она вспомнила, что всегда говорила Елена, когда ее дочь испытывала страх перед экзаменом: «Когда стоишь перед горой, то думаешь, будто не преодолеешь ее; когда стоишь на горе, боишься упасть. А когда гора остается позади тебя, ты только смеешься над этим».

Наверное, Мелани никогда не будет смеяться над тем, что произошло, но ей было бы легче, если бы Роберт снова был рядом с ней.

— Я… Я тоже видела сон, когда была в больнице. Сразу же после того, как произошла авария, — произнесла Мелани.

Томас кивнул:

— Вы хотите рассказать его мне?

— Мы с Робертом были в отпуске, и нам нужно было идти на паром. Я потеряла его в толпе, и он уплыл без меня. После этого я стала бояться, что он умрет, потому что мне пришло в голову, будто паром — это переход между жизнью и смертью.

— Но может быть и так, что ваш жених все еще находится на пароме и ищет подходящий причал.

Это сравнение показалось Мелани прекрасным, однако в то же время насторожило ее. А что, если паром причалит не там, где нужно, и Роберт сойдет с него?

— А теперь я пойду посмотрю, что поделывают мои рыбы, — сказал Томас и встал. — Если я когда-нибудь поймаю хоть одну рыбку, разрешите пригласить вас на обед? Просто дружеская встреча, без всяких задних мыслей.

Мелани улыбнулась:

— Да, я приму ваше приглашение. Но только в том случае, если это не будет тот самый пожилой карп.

— Обещаю!

Томас взял свое ведро, удочку и удалился.

— Спасибо вам за ваш рассказ! — крикнула Мелани ему вслед, однако он, скорее всего, ее не услышал.

— Доброе утро, дитя мое! — Ханна радостно улыбнулась Мелани, когда та вошла в дом. — Надеюсь, ты хорошо спала?

— Ну, это как сказать, — ответила Мелани, удивленная тем, что видит Ханну не в аозай, а в брюках, плиссированной блузке и надетой поверх нее вязаной кофте.

У прабабушки был такой вид, будто она собиралась отправиться на пикник. А может быть, к врачу?

— Этой ночью я много думала, — добавила Мелани.

— Я тебе верю, — ответила Ханна. — Но все же я, рассказав свою историю, дала тебе пищу для размышлений. Впрочем, иногда много мыслей — это хорошо. И ты знаешь, честно говоря, сегодня я спала очень крепко, чего со мной уже давно не случалось. Тяжело носить в себе тайну, особенно такую… — Она покачала головой, а затем сказала: — Как ты относишься к тому, чтобы совершить сейчас небольшую прогулку?

— Значит, поэтому ты так нарядилась?

— Пожалуй, да. Ну, так что ты скажешь?

Очевидно, Ханна не ожидала отказа.

— А куда ты хочешь отправиться?

— В Берлин!

Мелани удивленно наморщила лоб. С чего это Ханне пришла в голову такая мысль? Девушка ожидала, что прабабушка пригласит ее совершить небольшую поездку по сельской местности.

— А почему именно в Берлин?

— Следующую часть своей истории я хочу тебе не только рассказать, но и показать. А поскольку Берлин находится буквально за углом…

О проведенном в Берлине времени Ханна раньше уже рассказывала, хотя и мало. Она с восторгом говорила о платьях и музыке двадцатых годов и даже иногда с горящими глазами вспоминала о ночной жизни города той поры. Но это были лишь короткие замечания, которые она мимоходом вставляла в разговор.

— Есть много прекрасных воспоминаний, связывающих меня с Берлином, ведь именно этот город сыграл определяющую роль в моей дальнейшей жизни. Я знаю, что мало рассказывала о нем, но сейчас время пришло. Все же именно там я познакомилась с отцом Марии.

Мелани кивнула:

— Ты когда-то упоминала об этом, но затем мы больше не говорили на эту тему.

Ханна лукаво улыбнулась:

— Да ты все время была чем-то занята. Когда ты была подростком, ты ходила в школу, у тебя были друзья и мечты. Затем ты начала работать, у тебя появился Роберт и многочисленные поездки. Мне казалось, что у тебя нет времени, чтобы выслушать мою историю.

И Ханна была права: только теперь у Мелани появилось время на то, чтобы заняться историей семьи и разузнать о своих предках. И она пожалела, что раньше не расспрашивала о них.

— Ну что, поедем? — продолжала допытываться прабабушка. — Я так долго там не была! И еще мне очень хочется нанести визит твоей матери, побывать у нее в ателье. Я давно не слышала стрекота швейной машинки и не ощущала запаха мокрого горячего фетра и аппретуры[13]. Мне кажется, что именно это мне сейчас и нужно.