Жасминовые сестры

15

Я была не уверена, стоит ли это делать, но тем не менее отправилась по адресу, который дал мне Лорен. При этом у меня и в мыслях не было, что я стану знаменитой фотомоделью, просто мне нужны были деньги. Я не знала, сколько платят за фотографию, но по тому, каким тоном Лорен сделал мне это предложение, я поняла: дело сто́ящее. А я считала каждый пфенниг.

Конечно, я очень нервничала, потому что не имела ни малейшего понятия о том, что меня ожидает. С холодными как лед руками, на дрожащих ногах я брела по Торштрассе. Элле я сказала, что мне нужно на минутку сбегать в магазин, чтобы купить нитки. Правда, они у меня еще не закончились, но моя соседка по комнате не особо интересовалась содержимым моей шкатулки с принадлежностями для шитья.

Гораздо больше меня беспокоило то, что я ее обманывала. Если Элла узнает, что я пошла в фотостудию одна, то потом будет упрекать меня за то, что я не подумала о ней. И, наверное, обидится на меня на веки вечные.

Очутившись наконец перед этим домом, я убедилась, что Лорен — честный человек. Это была не ловушка, а настоящая фотостудия. На витрине висела табличка, обрамленная цветочками, и на ней было написано: «Хэннинг Вильниус, фотограф».

Рядом висели и стояли многочисленные снимки, на которых были запечатлены супружеские пары, дети или респектабельные господа в старомодных костюмах.

И вдруг я снова вспомнила Тхань: однажды мы побывали с ней в одном из фотоателье Сайгона. Собственно говоря, мы прижались тогда носами к витрине фотостудии, и нас заметил и пригласил внутрь фотограф-француз. Он спросил нас: может быть, мы хотим, чтобы он нас сфотографировал? Он сказал, что мы «прекрасно выглядим», и, преодолев страх, мы согласились. Фотографию, которую подарил нам фотограф несколько дней спустя, я спрятала дома и не взяла с собой, когда сбежала. Потом я очень об этом пожалела, потому что благодаря этому снимку Тхань всегда была бы со мной.

Еще какое-то время я постояла в нерешительности, но затем набралась мужества. Мне было все равно, что скажет фотограф; даже если он меня прогонит, я ничего не потеряю. Тогда я просто вернусь к своей работе, ничего никому не скажу и в конце концов забуду об этом.

Итак, я преодолела две ступеньки и вошла в помещение под звон колокольчика.

Не успел этот звук стихнуть, как в ателье появился человек, которому на вид было лет двадцать. Его светлые волосы были разделены пробором и напомажены. Рубашка, жилет и галстук были чистыми, опрятными, а брюки гольф плотно прилегали к гетрам.

— Что вы хотели, уважаемая дама? — спросил он.

Мне показалось довольно странным то, что он назвал меня дамой. До сих пор так ко мне не обращался даже Лорен.

— Э… меня прислал Лорен. Я… Я Ханна.

Молодой человек взмахнул руками:

— Так это вы! Лорен рассказывал мне о вас, но умолчал о том, как вы выглядите. Ох уж этот старый лис!

Я оробела. Неужели моя внешность его разочаровала?

— Если я вам не подхожу, то я уйду, — сказала я, однако Вильниус удержал меня.

— Нет-нет, вы меня вполне устраиваете. Просто мне бы хотелось, чтобы Лорен выражался точнее. Ну ладно. Меня зовут Хэннинг Вильниус. А вы родом из Индокитая, не так ли?

Я кивнула:

— Из Сайгона.

— Из Сайгона! — повторил молодой человек, вновь театрально вскинув руки. — Там, наверное, чудесно! Что же занесло вас из рая в столь неприветливую и печальную серую местность?

— Иногда рай перестает быть раем, — ответила я, надеясь, что такое объяснение его удовлетворит.

— Мне нравится, когда в женщинах есть загадка, — лукаво сказал Хэннинг.

Друг Лорена провел меня за занавеску, где стояли лампы и штатив. У стены было несколько ящиков. Я предположила, что там хранится реквизит, которым любили пользоваться фотографы. В стороне стояла вешалка для одежды. Висящие там платья сияли яркими красками или блестели, как звездное небо. Там же лежали боа из перьев, всевозможные платки и повязки на голову.

— Давайте посмотрим, — сказал Хэннинг Вильниус и подошел к одному из ящиков. — Ваша внешность больше подходит для показа вечерних мод. Минуточку…

Он отодвигал одно платье за другим, затем выбрал одно из них и вытащил его вместе с вешалкой. Я пришла в ужас, увидев, что оно красного цвета — из шелка или сатина, узкое, с широким вырезом.

Я окаменела. У меня перед глазами вдруг снова возникла Ариана, подающая мне красное платье, в котором меня продали с аукциона.

Мой желудок сжался, когда Хэннинг повернулся и протянул платье мне:

— Наденьте-ка его. Там сзади есть ширма.

Я медлила.

— А у вас нет… ничего другого? — испуганно спросила я.

Мое сердце билось так часто, словно готово было выскочить из груди.

— А зачем? — спросил фотограф. — Я считаю, что вам очень идет красный цвет. И, кроме того, это — одна из новейших моделей, которые я получил. Долго это платье здесь не провисит, завтра посыльный снова заберет его.

Я чуть не расплакалась, когда Хэннинг Вильниус нетерпеливо фыркнул.

— Ну ладно, нет, так нет.

Он отнес платье к ящику. Я была уверена, что сейчас он меня прогонит. Так мне и надо. Зачем я вообще пришла сюда? Мне не нужна фотография для модного журнала! У меня есть рабочее место в балхаусе, Элла и тайна — о том, что я танцевала с Лореном в саду. Это было гораздо больше, чем то, на что я надеялась всего пару месяцев назад!

— Тогда… Тогда я, наверное, лучше пойду, — сказала я и повернулась к двери.

— Стойте! — сердито крикнул мне Вильниус. — Вы что, думаете, что уйдете отсюда без единой фотографии? У меня есть еще много платьев, и следующее, которое я вам подберу, вы обязательно наденете! Обещаю, что ни вы, ни я об этом не пожалеем! Такая красавица, как вы, конечно, должна быть привередливой, не так ли?

Я робко остановилась, но все же смотрела на дверь, борясь с собой. Этот человек, собственно, не имел права мне приказывать, однако мне не хотелось, чтобы Лорен разозлился на меня, потому что я рассердила его друга.

Фотограф снова побежал к вешалке и стал передвигать одно платье за другим, проверяя маленькие таблички, прикрепленные к ним. В конце концов он выбрал еще одно платье.

— Вот, как вам это? Все это — вечерние платья, самые лучшие из них я уже сфотографировал.

Он держал передо мной платье кремового цвета с длинной блестящей бахромой.

— Оно вам тоже подойдет. Или у вас есть возражения и против этого наряда?

— Нет, конечно, — быстро ответила я и взяла платье у него из рук.

— Отлично. Тогда идите за ширму и переоденьтесь, а я пока займусь освещением.

Несмотря на то что занавеска была такой плотной, что снаружи действительно ничего не было видно, я все же, раздеваясь, испытывала чувство страха. Вечернее платье приятно холодило мою кожу и было гладким на ощупь. Оно было еще красивее, чем то, которое подарил мне Лорен.

Выйдя из-за ширмы, я бросила взгляд на свои ноги. Туфли, которые были на мне, абсолютно не подходили к этому платью. Хэннинг тоже заметил это, и всего через несколько минут я уже стояла перед ним в босоножках кремового цвета на небольших каблуках. Вильниус попросил меня причесаться и дал мне повязку из своего сундука с реквизитом. Затем он посадил меня перед занавеской, на которую направил несколько прожекторов.

В тот день после обеда я узнала, сколько времени нужно, чтобы такой человек, как Хэннинг Вильниус, остался доволен. Снова и снова он что-то поправлял на мне, осторожно двигал мое плечо назад, а подбородок вперед. Я казалась себе одной из кукол-манекенов, и через некоторое время у меня появилось ощущение, будто я растянула себе все мышцы.

Наконец Хэннинг остался доволен.

— Хорошо. Все схвачено! — провозгласил он и отключил несколько прожекторов. — Подождите минутку, я принесу вам гонорар. Поскольку вы вели себя послушно, я заплачу вам пятьдесят марок.

Я все еще не решалась глубоко вздохнуть. Пятьдесят марок! Чтобы заработать эти деньги, мне в балхаусе пришлось бы больше чем две недели вешать и снимать пальто с вешалки!

— Вы ведете себя почти как профессиональная модель! — прозвучал еще чей-то голос, и я чуть не упала от испуга.

Я посмотрела в ту сторону. Как давно Лорен стоял здесь и наблюдал за нами? Меня бросило в жар, и вдруг мне стало казаться, что мое платье стало прозрачным.

— Разве она не прекрасна? — обратился Лорен к Вильниусу, который как раз прятал купюры в конверт. — Признайся, что я сделал хороший выбор.

— Да, она действительно мила. Однако у нее, очевидно, аллергия на красный цвет. Она наотрез отказалась надевать шелковое платье, которое необычайно ей шло.

Фотограф поднял брови и посмотрел на меня строгим взглядом:

— Если вы хотите сделать карьеру в мире моды, вам придется привыкнуть носить то, что вам дают. Даже если это пивная бочка!

Против пивной бочки я бы не возражала, меня смущало только красное платье.

Как же мне хотелось в тот момент объяснить, откуда у меня появилось такое отвращение! Однако никто не должен был узнать о моем прошлом.

— Это правда? Вы не любите красный цвет?

— Дело не в цвете, а в платье…

Вильниус фыркнул:

— Тсс, я знаю женщин, которые отдали бы все на свете, лишь бы надеть это платье. А теперь скажите, как я смогу надеть это платье на другую женщину, если уже представил в нем вас?

— Я очень сожалею, но… Я не могу его надеть.

Лорен рассмеялся:

— Вот они, женщины! А у этой мадемуазель явно есть все шансы стать настоящей дивой! Только обязательно оставайтесь такой, какая вы есть, не надевайте на себя лохмотья. Вот увидите, как только вы станете разборчивой, фотографам придется с этим считаться.

— Или указать вам на дверь, — вставил Вильниус.

— Да ладно. Никто, у кого есть мозги, не выставит за дверь такую красавицу!

Постепенно меня стала раздражать лесть Лорена. Я хотела быстрее снять это платье и беспомощно повернулась к Вильниусу, который в это время возился с камерой.

— Я могу… снова переодеться? — спросила я со страхом.

Мое сердце билось часто-часто, и я не знала, происходит это от смущения или от того, что Лорен не спускает с меня глаз.

— Конечно, можете! Но ничего не порвите!

Я пообещала ему, что буду осторожной, и исчезла за ширмой. Там я закрыла глаза и глубоко вздохнула. Я уже начинала думать, что это было ошибкой — прийти сюда. Но вместе с тем все здесь казалось настоящим. Если не обращать внимания на странную позу и мундштук для сигареты, происходящее доставило мне удовольствие. И если быть честной, мне даже понравилось, как работает этот фотограф. Он, казалось, был несколько грубоватым, но тем не менее дружелюбным человеком.

Снимая платье, я слышала, что мужчины говорят между собой, но даже не пыталась понять, о чем идет речь.

Когда я снова появилась из-за ширмы, я сама себе показалась очень плохо одетой. По сравнению с платьем, которое я осторожно отдала Вильниусу, то одеяние, которое было на мне сейчас, казалось грубым и жалким.

— Большое спасибо за то, что вы меня не выгнали, — сказала я, пытаясь не обращать внимания на Лорена, хотя его присутствие невозможно было игнорировать.

— Да ладно. Может быть, одна из сегодняшних спутниц Лорена захочет надеть это красное платье. Ты ведь пойдешь сегодня в балхаус, не так ли?

Взглянув на Лорена, я заметила, что у него несколько смущенный вид. А я… Я вдруг почувствовала ревность. По крайней мере мне показалось, что это была ревность — чувство, которое охватило меня при мысли о том, что Лорен мог присылать сюда и других девочек. Это чувство было похоже на то, что я испытала, когда он в прошлый раз появился в балхаусе с двумя новыми спутницами и отдал мне свое пальто.

— Посмотрим, повезет ли мне сегодня, — уклончиво ответил Лорен.

Однако я была уверена, что сегодня вечером он снова явится под руку с двумя женщинами. И это очень сильно разочаровало меня. Но почему? Я была всего лишь маленькой гардеробщицей и к тому же дурочкой, если думала, что он интересуется мной. Наш танец и то, что он мне рассказал, для него, конечно, было просто игрой.

— Тогда я, наверное, пойду. Была рада познакомиться с вами, господин Вильниус!

— Зовите меня просто Хэннинг. Вот ваш гонорар. — Он протянул мне конверт. — Я очень надеюсь, что это не последняя наша встреча.

Фотограф подмигнул мне и подал руку, а затем отнес платье на вешалку. Лорен проводил меня до двери.

— Я действительно очень рад, что вы приняли мое предложение.

Я кивнула, но чувствовала себя при этом не очень хорошо. Неужели Лорен не мог остаться у своего друга? Конечно, я не могла сказать ему это, но тем не менее для меня так было бы лучше.

— Мне было любопытно, — ответила я, потому что в голову мне, к сожалению, не пришло ничего иного.

— Вы что, думали, будто здесь опиумный притон?

Лорен от всей души расхохотался, причем при фразе «опиумный притон» я не подумала о Тхань и о наших с ней прогулках по Сайгону.

— Женщинам приходится соблюдать осторожность, не так ли?

— В этом я с вами согласен. Меня удивляет то, насколько вы мудры для своего возраста. Но это, наверное, всегда так бывает, если человек попадает в другую страну и вынужден бороться за место под солнцем на чужбине.

Я увидела в его глазах желание узнать обо мне больше, услышать мою историю. Но даже если бы мы встретились снова и у нас появилась возможность поговорить, я все равно не смогла бы исполнить это его желание.

— Рад был снова вас увидеть, — в конце концов сказал Лорен, поскольку я от смущения не смогла произнести ни слова. — Сегодня вечером вы, как всегда, будете в гардеробе. Я прав?

— Да, — ответила я. Мне казалось, что я вот-вот лопну от напряжения. — Большое спасибо и… до свидания.

Лорен кивнул и галантно придержал дверь. Я пошла вниз по Торштрассе, не оглядываясь, но явно чувствуя, что он смотрит мне вслед.

Лишь оставив фотоателье далеко позади, я заметила, что мой пульс снова успокоился. Я чувствовала какое-то странное смятение, словно бежала по облакам. Что же со мной происходило?

К сожалению, из-за своего душевного смятения я чуть не забыла купить нитки! Что скажет Элла, если я приду с пустыми руками?

Я тут же развернулась и побежала в универмаг. Там я схватила первые попавшиеся дешевые мотки ниток, но очередь к кассе была такой длинной, что я долго стояла, как на раскаленных углях, ожидая, пока подойдет мой черед.

Когда я в конце концов добралась до балхауса, там новые музыканты уже расставляли свои инструменты. Договор со старыми джазменами закончился, и сегодня должен был играть новый оркестр.

— Эй, потише! — жалобно сказал мужчина, с которым я нечаянно столкнулась.

У него чуть не вылетел из рук барабан, который он нес перед собой.

Я пробормотала извинения и исчезла на лестнице. И тут передо мной появилась Элла:

— О великие небеса! Где же ты так долго пропадала? Я уже начала беспокоиться!

— В универмаге было много людей, — ответила я, протискиваясь мимо нее.

При этом мне удалось не посмотреть ей в глаза. Поскольку у меня в руках были бумажные пакеты с мотками ниток, я надеялась, что моя подруга не станет меня расспрашивать. Однако Элла оставалась Эллой.

— Так-так, значит, в универмаге было полно народу… А может, ты встречалась со своим кавалером? — спросила она, идя следом за мной.

Я на ходу сняла с себя плащ и побыстрее направилась в раздевалку. Элла была настолько любезна, что уже достала из коробки мое платье. Наверное, она ожидала, что я все ей расскажу. Но я не хотела говорить о Лорене — тем более она не знала, кто подарил мне платье. А от ее вопросов мне до сих пор удавалось уклоняться.

— Ну, говори же, кто твой таинственный поклонник? — снова начала Элла.

— Ты меня об этом уже спрашивала, — ответила я, сбрасывая с себя одежду и пальцами ноги отодвигая ее в сторону, чтобы надеть зеленое платье.

Этот вечер назывался «Зеленая фея». За это время я узнала, что на балах с таким названием посетителям подавали абсент. Элла утверждала, что этот напиток довел знаменитого художника до безумия и тот отрезал себе ухо.

— Ты не дала мне четкого ответа. Значит, я буду допытываться дальше.

— Я не могу тебе этого сказать. Пока.

Я сделала вид, будто занята застежкой. Но это не остановило Эллу.

— А когда ты мне скажешь?

— Когда буду уверена, что он действительно мой поклонник. Мы встретились всего один раз, и, может быть, на этом все и закончится.

— Ой, только не это! Ты должна продолжать с ним отношения! — с мольбой воскликнула Элла.

— А что, собственно говоря, происходит? Разве у тебя нет своего кавалера? — попыталась я сменить тему разговора.

Я вообще-то не интересовалась тем, ухаживает ли за Эллой какой-нибудь мужчина, но спросить ее об этом было надежным способом избежать дальнейших расспросов.

Элла отмахнулась:

— Ты же знаешь, все они строят мне глазки, пока я стою за стойкой гардероба, но как только я выхожу из балхауса, они прячутся.

— Я этому не верю, — возразила я, поскольку Элла была симпатичной и к тому же была немного старше меня.

Я была уверена, что некоторым мужчинам она нравилась.

— У тебя ведь определенно уже были поклонники, не так ли?

— Конечно, были! Но они были не то, что надо.

— А кто же то, что надо? Может быть, Лорен?

Высказав это предположение, я, по всей видимости, попала в точку. В любом случае мое замечание заставило Эллу сердито сжать губы.

— Знаешь, давай лучше спустимся вниз. Скоро придут посетители.

— Пожалуйста, извини меня. Я не хотела…

Элла покачала головой:

— Можешь не извиняться. Что есть, то есть. Но я бы обязательно рассказала тебе о своем поклоннике, если бы он у меня был.

— Я тебе тоже, — ответила я ей, потому что была уверена: Лорен просто флиртовал со мной, не имея серьезных намерений.

Сперва мне надо было убедиться в том, что он отдает предпочтение мне, а не кому-либо другому.

Элла испытующе посмотрела на меня, а потом кивнула.

Следующие несколько недель все шло своим чередом. Лорен появлялся со спутницами, и, как правило, каждый раз с новыми. Он болтал с нами и улыбался, но не подавал виду, что особенно мной интересуется. И я начала задавать себе вопрос: неужели мы с ним действительно танцевали и встречались в ателье Вильниуса?

Но, может быть, так даже лучше. Мне не надо будет ничего объяснять Элле и страдать от угрызений совести.

На смену весне пришло лето, и ночи стали теплее. Танцы с чаепитием затягивались до позднего вечера, и многие гости предпочитали оставаться на улице и смотреть, как небо над крышами Берлина окрашивается в розовый цвет и затем надевает темно-синее пальто.

Я накопила немного денег, и мой план вернуться во Вьетнам и разыскать Тхань вполне мог осуществиться. Если я буду зарабатывать так и дальше, то определенно смогу купить билет на корабль до Вьетнама.

Затем наступил август, и не только ночи, но и дни стали очень душными. Поскольку от жары не было спасения, я все свободное время пряталась в нашей комнате и занималась шитьем.

Это было странно. Раньше во Вьетнаме я не испытывала никаких проблем с жарой и повышенной влажностью, но теперь мне казалось, что я задыхаюсь. Неужели я заболела? Или же я уже привыкла к Германии?

— А вот это тебе придется мне объяснить, моя дорогая фрейлейн! — С этими словами Элла однажды вечером ворвалась в нашу комнату.

От испуга я уколола палец, причем так глубоко, что сразу же появилась большая капля крови. Я быстро отложила шитье в сторону, боясь испачкать ткань, и вопросительно посмотрела на подругу.

— Что случилось?

Меня бросало то в жар, то в холод. Голос Эллы был слишком уж сердитым. Неужели я сделала что-то не так?

Она сняла с плеча свою сумку, открыла ее и что-то вытащила оттуда.

Это был журнал мод, и Элла протянула его мне. У меня появилось нехорошее предчувствие.

— Ты могла бы сказать мне об этом! — сердито заявила Элла и, поскольку я все еще смотрела на нее ничего не понимающим взглядом, открыла журнал, развернув его так, чтобы я могла видеть.

От того, что я увидела, у меня перехватило дыхание. Это была одна из фотографий, которую сделал Хэннинг Вильниус. На ней я смотрела немного в сторону, и с этого ракурса моя прическа выглядела лучше. Платье действительно было великолепным! Только теперь я вспомнила слова Лорена о том, что Хэннинг делает фотографии для журналов мод. Очевидно, редактору была нужна именно моя фотография.

— С каких это пор тебя фотографирует Хэннинг Вильниус? — спросила Элла, оставив раскрытый журнал рядом со мной на кровати.

У меня стало тяжело на душе при мысли о том, что я обманула Эллу.

— Я была у него всего один раз, пару недель назад. Я не думала, что он опубликует эту фотографию.

Элла серьезно посмотрела на меня:

— И ты не рассказала мне об этом? А я была уверена, что мы подруги!

— Извини, пожалуйста. Я… Я не думала, что…

— Что фотография получится? Ну ты даешь! Хэннинг Вильниус — известный берлинский фотограф. Он делает фотографии для «Моденшау» чуть ли не со дня его основания. И теперь в этом журнале есть твоя фотография!

Ее мрачное лицо посветлело от улыбки, а затем она бросилась мне на шею и крепко обняла меня, да так, что я чуть не задохнулась. Элла схватила меня за плечи и отодвинула немного назад, чтобы заглянуть мне в лицо.

— Да ты знаешь, как я горжусь тобой? Ханна из балхауса в журнале «Моденшау»! Теперь, конечно, тебя замучают вопросами.

Я была в смятении.

— Значит… Значит, ты не сердишься на меня?

— Как же, конечно, сержусь, — ответила Элла, смеясь. — Из-за того, что ты скрыла это от меня! Ты должна была сказать мне, что с тобой заговорил сам Хэннинг Вильниус! Когда это было? В тот день, когда ты отправилась за нитками?

Я кивнула, хотя моя совесть требовала открыть ей всю правду. Но тогда, наверное, Элла разозлилась бы еще сильнее. Сейчас она ставила мне в вину только то, что я ничего не рассказала ей о фотографии, и, может быть, злилась не сильно, иначе вряд ли сказала бы мне, что гордится мной. И я не хотела ничего усложнять.

— Черт возьми, я бы могла в тот день пойти вместе с тобой! Может быть, тогда и я попала бы в «Моденшау». Но, как бы там ни было, я рада за тебя. И когда в следующий раз с тобой произойдет еще что-нибудь такое же великолепное, ты расскажешь мне об этом, правда?

— Конечно, — пообещала я, потому что была уверена: все ограничится одной фотографией.