Жених для няни

Глава 44

Пятница промелькнула для меня почти незаметно. Я окунулась по уши в работу, по-детски желая, чтобы поскорее наступило воскресенье. Не терпелось узнать, что придумает Дима. Вчера вечером мы с ним всё разрулили, а Зарецкий не из тех, кто дважды наступает на одни и те же грабли.

— То, что было сегодня, не должно повториться, — сказала ему, когда плавали в бассейне. — Личное должно оставаться личным!

— Не повторится, — заверил он. — Так что ты решила? Простишь меня?

— Уже простила.

— Мир, дружба, жвачка? — сверкнул улыбкой шеф.

— Мир, дружба, жвачка, — подтвердила с ответной улыбкой.

Когда я вышла из бассейна, вернувшийся официант, который поинтересовался, не надо ли нам чего, не преминул задержаться заинтересованным взглядом на моей фигуре. И в этот момент Димка быстрым движением укутал меня в большое махровое полотенце и притиснул к себе, а официанта смерил таким взглядом, что тот поспешил отвести глаза. О, вот это я понимаю, собственник.

Потом бывший воспитанник сам меня вытер, завернул в парео и отправил переодеваться в сухое. А я, закрывшись в раздевалке, выкручивала купальник и совершенно глупо улыбалась, вспоминая сильные Димкины руки, которые тем не менее прижимали меня к его боку совсем не грубо, а очень даже бережно.

Так что в пятницу мне было что вспомнить и о чём помечтать. Вечером перед уходом заглянула к Зарецкому, который целый день был в разъездах, намереваясь отчитаться о проделанной работе. Он как раз общался с кем-то по телефону, причём на английском. Ясно, важный разговор. Хотела незаметно уйти, но начальник остановил меня жестом и, на мгновение прикрыв смартфон там, где располагался микрофон, шепнул «До воскресенья!», подкрепив слова красноречивым взглядом, после чего продолжил беседу.

Я улыбнулась в ответ и тихонько вышла. На душе был праздник. Василий доставил меня до самой квартиры и приветливо кивнул маме, открывшей нам дверь. Глеб снова караулил на детской площадке, но, как и в прошлый раз, не подошёл, только наблюдал.

Утром в субботу я уже считала часы до вечера и заняла себя стиркой и уборкой, чтобы полностью освободить воскресенье. Буквально летала по квартире, почти ничего не замечая, пока не обратила внимание, что мама ведёт себя как-то странно. За обедом она была особенно молчалива, но я не лезла ей в душу, думала, что если что-то важное, сама расскажет. А когда после ужина заглянула к ней в комнату, чтобы отдать выглаженное постельное бельё, застала плачущей. Мама быстро отвернулась к окну, однако её плечи заметно подрагивали.

— Ма-ам, что случилось? — тут же подошла я, быстро сгрузив бельё на кровать. — Тебе плохо? Что-то болит?

Она покачала головой и некоторое время молчала, только сдержанно всхлипывала и отворачивалась. Недовольна, что застала её такой. Но сейчас я просто не могла уйти. Всего несколько раз в жизни я видела её слёзы, и почему-то это всегда происходило в мае. Я запомнила, потому что ещё в первый раз (мне тогда было лет пять-шесть) подумала: почему мама плачет, ведь на улице май, вокруг так красиво, всё цветёт и пахнет…

— Мамуль, что тебя беспокоит? Может, расскажешь? — мягко спросила я. — Или мне уйти, как и обычно?

Последний раз я застала маму плачущей, когда заканчивала универ, и вот снова. Тогда по её просьбе не стала расспрашивать и ушла, но сейчас у меня сердце защемило, настолько горестным был её вздох.

— Не уходи, Ангелина, присядь, — позволила она, немного успокаиваясь. — Наверное, даже хорошо, что ты сейчас пришла.

Когда мама обернулась, я увидела у неё фотографию, которая потом перекочевала в мои руки. Достаточно старая, цветная, но чуток выгоревшая, она хранила в себе воспоминания о любви. О любви моей мамы, совсем юной и улыбчивой, и. привлекательного темноволосого молодого человека, у которого были пронзительные голубые глаза. Совсем как у меня.

— Это Паша Старовойтов, мы с ним учились на одном курсе. Целый год учились, присматривались друг к другу, потом почти семестр встречались. пока я не забеременела. Это произошло в декабре, как раз перед зимней сессией на втором курсе.

Мне уже восемнадцать исполнилось, ему тоже, никакого криминала, всё по обоюдному согласию. Вот только предложение сделать аборт оказалось самым худшим в моей жизни новогодним подарком…

Я слушала прерывистый мамин голос и смотрела на чужого-родного парня (он на снимке ещё не выглядел мужчиной), приходившегося мне отцом. Сама не заметила, как у меня по щекам покатились слёзы. Да, что-то такое я и подозревала.

— А что было дальше? — спросила, сглотнув ком в горле.

Я видела, как горько маме вспоминать былое, но раз уж она решилась рассказать, хотела узнать как можно больше. Острый шип, который с самого детства вонзался в сердце каждый раз, как кто-то спрашивал, где мой отец, пора вытащить, даже если при этом придётся разворошить поджившую рану.

— А дальше Паша делал вид, что мы вообще никогда не встречались и к моей беременности он отношения не имеет. Г оворил, если избавлюсь от плода, мы сможем снова быть вместе, только в этот раз нужно будет не забывать предохраняться. Это было так больно. — голос мамы дрогнул, дыхание сбилось. — Но, как понимаешь, я оставила ребёнка, ни на минуту не усомнилась. Хочу, чтобы ты это знала, — её ласковый взгляд скользнул по моему лицу, на губах появилась бледная улыбка. — Еле нашла в себе силы сдать зимнюю сессию и ушла в академический отпуск, не могла больше видеть его каждый день. Только потом узнала, что Паша перевёлся на другой факультет, у которого занятия вообще в противоположном конце города. Ты родилась следующей осенью, а уже с января я восстановилась на второй курс, потеряв год и старые связи. Но для меня так оказалось даже лучше: в новой группе никто не знал нашу с Пашей историю. Было очень тяжело, и если бы не мама (покойная бабушка Лиза), не знаю, как бы справилась.

Да, я прекрасно помню, как мы еле-еле сводили концы с концами. И понимаю, почему мама не стала искать этого гада, который всё равно вряд ли бы смог чем-то помочь, такой же босоногий студент. Требовать с него алименты — только себя унижать. Да и характер у мамы не тот, она совсем не бой-баба, которая то, что считает своим, у любого из глотки выдерет. Ей нужен защитник, сильный мужчина, который будет поддерживать и опекать. Например, такой, как Василий, если бы он был свободен.

— Мам, а почему ты плачешь? Я уже давно заметила, это всегда происходит в мае. Только на число я как-то внимания не обращала. Сегодня для вас двоих какой-то особый день?

— Сегодня у Паши день рождения.

Итак, двадцать пятое мая. Близнецы, значит. Двуличные и ветреные. Сколько близнецов встречала, все такие. Егор, кстати, тоже, только у него днюшка в июне. Возможно, мне просто не везло на хороших близнецов, но факт остаётся фактом. И я поняла, что должна сделать. Во мне возникла невероятнейшая внутренняя потребность посмотреть этому ублюдку в глаза, сказать, кто я такая, напомнить, что грехи юности имеют свойство возвращаться, и. да просто встретиться с папой, о чём я мечтала с самых ранних лет жизни. Если он, конечно, всё ещё отравляет своим существованием эту планету.

— Мам, ты знаешь, где его можно найти? Работа, дом, квартира, адрес двоюродной бабушки, что угодно?

— Мы один раз заезжали к нему в гости, я даже мельком маму видела. Вернее, она раньше обычного вернулась домой… Ну, ты понимаешь. Мне до сих пор стыдно.

— Мам, если кому и должно быть стыдно, то уж точно не тебе! — возразила я и прижалась щекой к её влажной щеке. — Ты была влюблена, причём абсолютно искренне. И благодаря этой любви появилась я. Спасибо тебе, что решила меня оставить, — я гладила мамины волосы, успокаивая и даря ощущение, что она не одна, что я всегда рядом, будто это я её родительница, а не наоборот.

Мама столько лет никого к себе не подпускала, сколько себя помню была одна. То ли снова боялась обжечься, то ли. Мне не хотелось думать, что все эти годы она страдала по моему папаше, но, похоже, так оно и было. Однолюбка, этим я в неё пошла. Но в данном конкретном случае я была за расширение горизонтов. Если один раз не повезло, может, ей стоит попробовать снова? Только бы нашёлся хороший человек, который не разобьёт то, что с трудом было склеено. А вот если она не решалась из-за меня.

— Мама, ты же не будешь век по нему убиваться, правда? — спросила, продолжая поглаживания. — Если у тебя кто-то есть (на работе или ещё где), ты мне скажи, я не буду против. Сейчас мне отчим уже ничем не повредит, я совсем взрослая и самостоятельная.

— Страшно, Ангелин, очень страшно снова довериться. Да и разве мне кто-то нужен, когда у меня есть ты?! — она уже не плакала, смотрела на меня ласково, но в глазах отражалась тоска. — А Паша. он, кажется, сердце у меня забрал. Оно больше ни на кого не отзывается, только по нему иногда ноет.

— Совсем-совсем ни на кого? А если вдруг кто — то достойный появится? Если снова сердце затронет? — во мне жила надежда, что у мамы ещё всё сложится, должно сложиться. Рано опускать руки, она как раз в самом соку.

— Вот когда появится, тогда и поговорим. — свернула разговор родительница. — Но знаешь. мне на душе полегче стало. Всё не решалась с тобой разговор завести, не знала, как отреагируешь, как воспримешь. Да и сама старалась о Паше не вспоминать, только в его день рождения сил нет удержаться, руки сами к фотографии тянутся. Глупо, да?

— Совсем не глупо, — покачала головой я. — Это лишь доказывает, что ты очень хороший и преданный человек. И уж если любишь, то всерьёз и надолго.

— Прости, Ангелина, Паша совсем не тот отец, о каком ты мечтала.

— Уж какой есть, — вздохнула я. — Вот встречусь с ним (если мне, конечно, это удастся) и посмотрю, что он за человек. Но встретиться хочу обязательно. А ты?

— Нет! — поспешно отказалась она. — Былого уже не вернуть. Но ты, если точно решила, поезжай. Имеешь право его увидеть. Только бы тебе после этой встречи хуже не стало.

— Даже если станет, у меня есть хорошая группа поддержки, — я поцеловала маму в щёку, ушла к себе и набрала номер Димы.