— Димочка!
У меня внутри всё перевернулось. Ринулась к бывшему воспитаннику и рухнула рядом с ним на колени. Страх за себя отошёл на сотый план, и мужик, маячивший в паре шагов с ножом наперевес, меня почти не пугал. Сейчас я думала только о том, насколько серьёзна рана и доживёт ли Дима до больницы.
А рядом слышалась брань бандитов, которые, судя по всему, и сами не ожидали подобного исхода драки.
— Твою же машу! Какого.
— Млять, что за.
— Взять на понт, рёбра-кости переломать — это одно, но на мокруху я не подписывался! — заявил качок.
— Хватит скулить как бабы! Валим отсюда, мужики, быстро! — скомандовал сиплый, отёр нож о Димкину штанину и потопал к машине. — А ты лучше не дёргайся, не то так личико подрихтую — мама родная не узнает, — обернулся он ко мне и поиграл лезвием.
Я прижимала к себе Диму, будто этим могла защитить его от произошедшего, и напряжённо следила, как похитители садятся в машину и отъезжают, а мотоциклист газует с места. Свой разбитый телефон он в суете, кажется, так и не поднял. Номер на машине был замазан, на мотоцикле тоже, только это я в потёмках и разглядела. Лишь когда смолк шум мотора, смогла перевести дыхание.
Дима щурился: из рассечённой брови к глазу стекала кровь. Я быстро достала подаренный мной платок из нагрудного кармана его рубашки (он всегда носит его у сердца, я уже знаю) и приложила к рассечению, чтобы не отвисала кожа и рана не увеличивалась под напором крови.
— Димочка, Димасик, как ты, родной? — я лихорадочно его оглядывала. — Дима… — это всё, что могла сказать, всё, на что хватало сил. Он снова пострадал. Возможно, даже из-за меня.
— Сама как? Цела? — спросил хрипло. — Что с плечом?
— Да цела я, цела. Плечо заживёт, у тебя всё гораздо серьёзнее.
— Ангелина… — он провёл окровавленной ладонью по моему лицу, рукам, телу, словно хотел удостовериться, что я в порядке. — Люблю тебя очень! — и стиснул в объятиях, хотя сам же из-за этого и застонал.
Теперь я, я должна проверить, как он! Первым делом нужно позаботиться о ране на боку. Шеф зажимал её ладонью, но кровь всё равно просачивалась сквозь пальцы. Под рукой не было ничего, что можно было бы использовать в качестве повязки, поэтому я со всеми возможными предосторожностями стянула с Димы рубашку и её же приложила к ране. Прижимая ткань как можно сильнее, осмотрела и другие повреждения.
Тело Димки покрывали обильные кровоподтёки, но, что самое неприятное, у Зарецкого было изранено лицо: губы разбиты, из носа кровь, ссадины на лбу, щеках и скулах и, как уже говорила, рассечена бровь. Всё это уже начало подпухать, а скоро распухнет ещё больше и под глазами нальются синяки. Продолжая прижимать к рассечённой брови платок, дабы по возможности приостановить кровотечение, устроила драгоценного пациента поудобнее. Я сидела на земле, он полулежал в моих объятиях, а меня натурально трусило. Последствия испуга, не иначе.
— Дима, у тебя телефон живой? Нужно вызвать скорую, а мой смартфон куда-то в кусты выбросили.
— Не надо «скорую», они как раз к моим похоронам приедут, — выдохнул он, тяжело дыша.
— Телефон в брюках, передний правый карман. Рустаму звони, он должен быть уже рядом,
— слова давались ему с трудом, поэтому Димка говорил рывками. — Я его набрал, пока сюда бежал… В частную клинику поедем, там у нас есть надёжные врачи.
Я без лишних разговоров нащупала смартфон, благо тот был исправен, только экран треснул во время драки, разблокировала (рисунок-код я знала) и дрожащими пальцами набрала Ибрагимова, номер которого значился последним в исходящих вызовах.
— Рустамчик, ты где? — заговорила в трубку, как только на том конце послышался голос бывшего ученика. — Дима ранен ножом, лети к нам со скоростью ветра!
— Димон, держись, братан! Сейчас машину подгоню, — раздалось из динамика (я включила громкую связь). — Я уже подъезжаю.
— Давай, Рустам, жду…
— Ждём! — подтвердила я и, сбросив вызов, повернулась к Диме. — Димочка, держись!
— Дышать больно. Пару рёбер точно сломано.
— Димасик, всё будет хорошо, я с тобой, я здесь, рядом.
— Моя Ангелинка. — Димка прижался ко мне, вцепился как в самое дорогое, что есть на свете.
Откуда только силы в таком состоянии?! Его не столько крепкие, сколько судорожные объятия были сейчас именно тем, чего мне отчаянно не хватало. Дима. близкий, родной, самый лучший. Никого я в тот момент не хотела видеть и чувствовать так же, как его. Но я чувствовала не только Димку, но и противную тёплую влагу, пропитывающую приложенную к ране рубашку и моё платье.
— Перестань, глупый, ты делаешь себе только хуже! — я попыталась отстраниться, вынудить его не напрягаться лишний раз.
— Не могу, я слишком тебя люблю, — он не отпускал. — Хочу прикоснуться, пока могу. Ты такая тёплая, а мне отчего-то холодно. Но я справлюсь, всегда справлялся.
И тут у меня сорвало все стоп-краны. Преграды, запреты, социальный статус, разница в возрасте. Сейчас между мной и Димой не было ничего и никого. Только он и я, только те чувства, которые разрывали мне сердце.
Дима говорил, что с ним всё хорошо, что дождётся Рустама, но мне было мало слов. Я понимала его желание прикоснуться и полностью разделяла. Чувствовать, трогать, смотреть в его удивительные глаза и знать, знать, что он дышит, что не уйдёт от меня навсегда, — только об этом сейчас думала, только этого хотела.
— Димасик.
Я целовала его лицо, вытирала с него кровь оборкой, которую с мясом отодрала от юбки (платок давно был насквозь мокрый и оказался сейчас бесполезен), и снова целовала, обходя раны. Наверное, ему от этого становилось только хуже и было гораздо больнее, но он меня не останавливал. Хоть губы Димы были и разбиты, но в этот момент они казались мне желаннее чем когда бы то ни было. Промокнув с них кровь, которая всё равно продолжала сочиться из ранок, я прижалась к Димкиному рту в безудержном порыве.
Садистка, мучаю его сейчас и не могу остановиться. Вот он, мой долгожданный первый поцелуй, кровавый поцелуй. Думала, он будет нежным и ласковым в какой-нибудь романтической атмосфере, быть может, в кабинке чёртового колеса с видом на ночной город, а оказалось… Но мне плевать сейчас на антураж, главное, что есть я, Дима и наш поцелуй со вкусом его крови и моих слёз, который мы оба уж точно запомним на всю жизнь. И что Зарецкий жив и почти здоров, что лезвие ножа угодило не в сердце и у нас есть шансы.
Димка не просто отвечал на поцелуй, он приник ко мне жадно, будто стремясь испить меня до дна и цепляясь этим за жизнь. Можно сказать, дорвался. Его сдавленный стон потонул в нашем громком и неровном дыхании. Я понимала, что ему больно, губы стали кровоточить сильнее, но Зарецкий не отрывался от меня, не давал отдышаться. А ещё он словно боялся, что это наш с ним последний раз и больше ничего не будет, потому продолжал за меня цепляться как за единственно возможное спасение.
— Что ты со мной делаешь, Ангелина?! — пробормотал мне в губы. — Даже голова закружилась…
— Голова у тебя закружилась из-за возможного сотрясения и потери крови, — я вынудила его отстраниться. Всё, ему нельзя больше напрягаться.
— Не-а, из-за тебя, — упорствовал он. — Рядом с тобой у меня всегда голова кругом.
— Димка. — я снова вытерла его губы. — А ведь действительно колючий, — подтвердила, проведя рукой по щетине. — Колючий и самый родной.
— Ага, я твой персональный ёжик. — хмыкнул Зарецкий, искривив уголок рта. — Зато ты сейчас на вампиршу похожа, — сказал с мнимым весельем. — Что, напилась моей кровушки?
Я тыльной стороной ладони отёрла рот, не столько вытирая, сколько размазывая багровую влагу. Металлический привкус никуда не делся, но я к нему уже почти привыкла.
— Век бы пила, лишь бы было у кого, — ответила ему. — Всё, молчи, не говори ничего, береги силы, иначе.
— Ты давай не хорони меня раньше времени. — храбрился он, а сам втянул воздух через сжатые зубы. — Думаешь, так просто от тебя уйду?! Никуда не уйду, всегда с тобой буду.
— Господи, Димочка, как же я тебя люблю! — я вцепилась в него так судорожно, что мой мужчина снова застонал.
Слёзы, которые и так текли из глаз, теперь хлынули целым потоком. Знаю, что должна быть сильной, что мне нужно поддерживать Димку, но мои чувства были в таком раздрае. Так что это он меня успокаивал, потому что. да, я находилась на грани истерики. А потом Дима стал заваливаться набок, кровотечение никак не останавливалось. Ему бы лечь, но не могу же я положить его на холодную землю, тем более он без рубашки. Ну где там Рустам?
Будто в ответ на мой мысленный призыв раздался звук мотора. Он приближался, пока меня не ослепил свет фар. Наконец-то! Мне казалось, что после звонка Ибрагимову прошла целая вечность, но самом деле минуло всего несколько минут.
— Служба спасения уже здесь! — почти вывалился с водительского места Рустам и ринулся к нам. — Ох ты ж. Димон, ты как?
Живой пока.
— Хорошо, что мы с братьями неподалёку были! Сейчас они подъедут, перенесём тебя в машину, а потом надо будет тут прибраться…
Он ещё говорил, когда снова послышался звук мотора и из подъехавшего авто вышло двое мужчин кавказской внешности. Возрастом они были постарше Рустама, рослые и привлекательные.
— Эх, жаль, опоздали. — сказал один из них, который постарше, с лёгким акцентом и похрустел кулаками. — Я бы с этими смертниками побеседовал.
— Ангелина Павловна, мы возьмём Диму, а вы садитесь в мою машину, — попросил Рустам.
А потом все трое Ибрагимовых действовали быстро и слаженно. Я передала им шефа из рук в руки и поспешила к автомобилю бывшего ученика. Рустамчик и один из мужчин подняли Зарецкого и понесли к машине, второй открыл им дверцу. Устроившись на заднем сидении, я приняла у них Димасика и уложила его голову себе на колени.
Ибрагимов полез в багажник и принёс мне аптечку:
— Тут есть самое необходимое.
Я тут же облила руки перекисью, достала вату и бинты и соорудила толстую повязку, которую тоже пропитала перекисью, прижала к Диминому боку и примотала куском бинта. Потом сделала ещё одну повязку, только поменьше, и приклеила пластырем к его брови, откуда продолжала сочиться кровь.
— И о себе позаботься, — Зарецкий указал глазами на моё плечо.
Господи, сам в таком состоянии, а думает обо мне. Но он прав, меня тоже слегка мутит, да и рана ноет почти невыносимо. Так что я соорудила повязку и кое-как примотала бинтом к плечу. Мне бы до больницы доехать, а там разберёмся.
— Димон, есть какие-то зацепки? — наклонился к нам Рустам, который до этого о чём-то переговаривался с братьями. Они, кстати, тоже подошли и были готовы внимательно слушать. — Надо действовать по горячим следам.
— У одного на руке татуха скорпиона, который держит череп… Другой средних лет, сиплый и с гонором. — Дима дышал всё тяжелее, говорил с большими перерывами. — Узнай по своим каналам, может, подскажет кто… Третьего в лицо видел, потом фоторобот сделаем. Соберите запчасти его телефона, может, так быстрее удастся пробить хозяина… И, конечно, отца попрошу помочь.
— У меня тоже телефон куда-то выбросили и сумочку, а в ней документы… — вовремя сориентировалась я.
— Не волнуйтесь, госпожа учительница, найдём и в больничку вам привезём, — обнадёжил тот брат, что помоложе. — Езжайте спокойно, — и захлопнул дверцу нашего авто.
Рустам сел на место водителя и взял резкий старт, а я считала минуты и жалела, что нельзя для нас с ним ускорить время, а для Димы замедлить, чтобы точно дожил до больницы.
— Спать хочется. — пробормотал он.
— Нельзя спать, Димочка, пока нельзя! Только глаза не закрывай, хорошо? Разговаривай со мной, слушай меня, но не закрывай глаза!
Я болтала обо всём на свете, тормошила его и задавала всевозможные вопросы… Ибрагимов, который забрал Димин телефон и позвонил в клинику, чтобы нас там уже ждали и всё подготовили, тоже временами присоединялся к беседе.
— Дим, а почему ты Рустама набрал, а не полицию?
— Чтобы они своими мигалками и сиренами. всё испортили? Не знаешь разве. сколько заложников гибнет. в потасовках во время захвата?! — Зарецкий отвечал всё более короткими фразами, всё чаще останавливался и брал передышки. — Ибрагимовы неподалёку в ресторане. днюшку справляли. То ли какой-то троюродной Рустамовой сестры. то ли двоюродной племянницы, не запомнил.
— Двоюродной сестры! — подал голос Ибрагимов с водительского места. — Ребят, вы извините, что так долго. Мы спешили как могли, но нас за превышение скорости остановили, пришлось разруливать.
— Рустам, я вообще не знаю, что бы мы без вас делали. Миленький, пожалуйста, гони! — попросила его. — И. надо родителям сообщить. — сказала я, хотя не представляла, как у меня хватит сил сказать им такое.
— Я сам позвоню Зарецким, когда приедем, недолго уже.
Он лавировал между машинами, а я возносила молитвы, чтобы нас по пути не остановили за превышение, поглаживала Диму и заглядывала ему в глаза, проверяя самочувствие и не давая потерять сознание.
Когда мы подкатили к зданию клиники и резко дали по тормозам, нам навстречу поспешило двое мужчин в белых халатах и с каталкой наперевес. Ибрагимов оббежал авто, открыл противоположную от меня заднюю дверцу и приподнял Димку, который всё время поездки лежал почти безжизненной тряпочкой, намереваясь осторожно его вытащить. Но Зарецкий вдруг проявил неожиданную активность, стиснул рубашку Рустама и притянул друга к себе:
— Найди их, слышишь? Найди, брат!.. Они мою Ангелину под ножом держали. Я должен узнать, кто это был. и от кого нам привет передали. Обязан просто!
— Найду, брат, найду! — пообещал Ибрагимов. — Из-под земли для тебя достану! А ты должен выкарабкаться, понял меня? Или Ангелину твою себе заберу.
— Так я тебе и позволю…
— Вот и не позволь! Всё, не задерживай врачей. Ангелина будет или со мной, или с Василием, с ней больше ничего не случится. Так что сейчас подумай о себе!
Диму погрузили на каталку и, спешно транспортировав в клинику, увезли в операционную, а мы остались снаружи грызть ногти от волнения и вытаптывать траншеи в ковровых дорожках, расстеленных в коридорах.