Жених для няни

Глава 52

Бабушка ждала меня в парке недалеко от её дома. Пока ехала к ней, размышляла, кто мог заказать нас с Димой. Варианты роились в голове один хуже другого. Среди подозреваемых были и Рижская, и Глеб, и даже Егор, с которым мы, кажется, всё уже выяснили. Но мало ли, никого нельзя сбрасывать со счетов. Хотя, возможно, заказчиком окажется кто — то, кого я знала лишь мельком или даже вообще не знала.

Подобрав бабулю, с которой мы тепло обнялись, Василий отвёз нас в приятное местечко, где негромкая музыка шла лишь фоном и не заглушала голоса посетителей. Самое то для серьёзной беседы. Я решила угостить дражайшую родственницу свежей выпечкой и сделала заказ.

— Ну, бабушка, рассказывай.

— Ох, Ангелина. — вздохнула она. — Я сомневалась, говорить тебе или нет… Не хотела вторгаться в твою жизнь и нарушать покой, но я просто не знаю, к кому ещё можно обратиться. Ты оказалась такой хорошей девочкой, и Дима твой тоже очень хороший. Может, вы сможете помочь? Хотя бы советом.

Эх, а ведь она ещё не знает, что произошло с Димкой. И я не уверена, стоит ли её просвещать. Как бы от волнения сердце не прихватило. А потом бабушка рассказала такое, что кардинально изменило мою последующую жизнь.

Я уже знала, что моя мама далеко не единственная, с кем папаша шашни крутил. Теперь же оказалось, что материальным воплощением его похождений оказалась не только я. Другими словами, у меня есть младшая сестрёнка, я в этом мире не одна. Это так. здорово! Вот только девочке повезло куда меньше, чем мне: та, другая женщина, не стала растить ребёнка одна и сразу после рождения отдала в приют.

— Зоя приехала к нам сначала на третьем месяце, — говорила бабуля, — они с Пашей долго ругались, он сказал ей делать аборт. Она пробовала его уговорить, но Пашка ни в какую, вообще признавать отцовство отказался. Когда Зоя ушла, мы с ним крепко поругались, я с давлением слегла.

Я так и сидела, держа в руке откушенный пирог, и слушала, почти открыв рот. Перебивать бабушку или задавать какие-то вопросы казалось кощунством. Пусть сначала скажет всё, что собиралась.

— Потом Зоя появилась уже с большим животом, на девятом месяце, пыталась его образумить. Говорила, что простит и замуж пойдёт, если позовёт. Он её выгнал, — у бабули глаза были на мокром месте. — Я и тогда не смолчала, увещевала его, чтобы за ум взялся, жену в дом привёл, семью создал. Мы вновь повздорили, и опять я с давлением слегла. А через три недели Зоя снова приехала, но уже без живота. Сообщила, что написала отказ от ребёнка и он теперь в доме малютки. Сказала: «Если тебе нужен этот ребёнок, можешь забрать, а одна я байстрючку воспитывать не буду!». Адрес дала. Но Паша, конечно же, никуда не поехал. А я — да. Дарина Иванишина, такое имя дали в приюте нашей малышке. Сейчас девочке двенадцать, и ей очень нужна семья, родная семья.

Вот это папаша! Отец года просто! И как только земля таких носит?! Да и мамаша туда же. Как можно отдать чужим людям свою кровинушку?! Я ещё не видела Дарину, но, кажется, заочно полюбила. Сестричка… Как много в этом слове тепла.

— С тех пор я с Пашей ещё несколько раз разговор заводила, но ничего не вышло. А без его согласия мне даже опеку оформить не разрешают, не говоря уже об удочерении. Квартира-то одна на двоих, а если другой сожитель против, комитет опеки даже на временное проживание ребёнка не отдаст, — пожилая женщина ненадолго прервала рассказ и сделала пару глотков травяного чая. То ли чтобы промочить горло, то ли чтобы немного успокоиться. Её рука, держащая чашку, подрагивала. — Пенсия у меня невесть какая, не хватит, чтобы жильё отдельное снимать. Да и в этой квартире я с самой юности живу. А ещё Дарину в любой момент могут удочерить и забрать в чужую семью, и мы с ней тогда вообще не сможем видеться. Уже два раза пытались (ей тогда было шесть и десять), но она брыкалась и кусалась, чтобы от неё отказались, всё надеялась, что я смогу её забрать.

У меня в горле застрял кусочек пирога, который я таки рискнула снова откусить. Запив его изрядным количеством чая, прокашлялась и отложила угощение. Каждое слово бабушки причиняло боль. Я безумно сочувствовала этим двоим и понимала, что должна для них что — то сделать. Хоть что-нибудь. Но меня волновало ещё кое-что.

— Бабуль, ты такая молодец, что не оставила Дарину и по мере возможности была рядом! Но я тут подумала. А может, таких вот Дарин у меня по всему городу ещё не одна и не две? Да и братьев порядком?

— Всё может быть. — пожала плечами она. — Но вряд ли. Паша «голову пеплом посыпал», сказал, что после какой-то «ошибки» юности (теперь я понимаю, что речь шла об Оле и о тебе), всегда предохранялся и очень внимательно за этим следил, зарёкся доверять это дело женщинам и таблеткам, а в тот раз с Зоей выпил лишнего (они у кого — то на дне рождения и познакомились), ну и не проконтролировал. Ну а после ситуации с Зоей, как ты понимаешь, стал ещё более осторожен. Так что, судя по всему, только вы, девочки, и будете моим продолжением в этой жизни. Только ваше существование и скрашивает мне старость… — бабуля снова готова была расплакаться.

— Не говори так, бабушка, ты вовсе не старая! — я обхватила её ладошку двумя руками, показывая, что она может на меня рассчитывать.

— Ох, не успокаивай меня, Ангелина, я уже не та, что была. — она снова вздохнула и промокнула платком повлажневшие глаза. — Так хочу помочь Дарине, кровинушке родной, но что я одна могу?! Хожу только проведываю, гостинцы какие приношу. Если вы с Димой хоть как-то подсобите. Юриста хорошего посоветуете или ещё что — то. И, может, вдруг тебе её увидеть захочется, сестра всё-таки. Поэтому я не могла молчать, подумала, ты должна знать.

— Должна, бабушка, конечно должна! — закивала я. — Спасибо, что рассказала. Я обязательно к ней поеду! Когда это можно устроить?

— Да хоть и завтра! Я навестить её схожу, о тебе расскажу, а там и ты подойдёшь, познакомитесь. Уверена, она обрадуется, — сказала бабуля убеждённо.

Хотела бы и я иметь столько же уверенности, что сестра будет мне рада. В любом случае, завтра выберу для неё какой-нибудь подарок и постараюсь верить в лучшее.

Перед тем, как расстаться, я рассказала бабушке о происшествии с Димой. Максимально смягчила ситуацию, но оставлять в неведении посчитала неправильным. Она очень расстроилась и долго меня обнимала, гладя по голове и успокаивая. Говорила, что Димочка обязательно поправится.

Пока ехала в больницу, находилась в смятении. Кто бы мог подумать, что у меня есть сестра, так же брошенная отцом, как и я?! Хотя нет, всё намного хуже, у неё ведь фактически и мамы-то нет. И если для меня новость оказалась радостной (я с самого детства по-белому завидовала детям, у которых есть братья и сёстры и временами грустила, что одна), то для моей мамочки она будет как бы подтверждением измены любимого мужчины. Господи, как ей об этом рассказать? И стоит ли рассказывать?

В больнице мне сделали перевязку и вновь облагодетельствовали обезболивающим. Я приняла вахту у Андрея Петровича, который сидел в палате сына и напряжённо просматривал какие-то файлы на планшете. А Мария Ивановна уже уехала домой, к младшим детям.

Как и думала, изменений в состоянии Димы пока не было, но ещё не вечер! Теперь я вела себя с драгоценным пациентом куда смелее, не молчала и активно разговаривала. А потом устроила ему настоящий музыкальный марафон! Негромкая любимая музыка лилась из динамика смартфона, пока я продолжала болтать о всякой всячине и даже рассказала Димасику о новоявленной сестричке. Параллельно с разговорами следила за его возможной реакцией.

И вдруг один из приборов пикнул, а Зарецкий ненадолго приоткрыл глаза (вернее, незабинтованный глаз), моргнул и снова закрыл, так что мне даже показалось, что он вовсе его не открывал. Я тут же посигналила доктору, который только недавно делал вечерний обход. Он вернулся, осмотрел Димку, посветил ему в зрачок и сказал, что картина остаётся прежней (то ли это была рефлекторная реакция организма, то ли ещё что), но посоветовал продолжать говорить с пациентом и был совсем не против музыки.

Значит, работает «терапия», работает!

Ночь я провела на кушетке в палате Димы. Спала очень чутко, то и дело просыпаясь, вслушиваясь в пиканье приборов и вглядываясь в лицо ненаглядного. Нет, никаких изменений, но ничего. Я буду пытаться и завтра, и послезавтра, и сколько надо, но верну его к жизни!