Изабелла старательно отмывала раковину в ванной, как вдруг услыхала грохот в коридоре.
Господи, что там еще такое! Неужели Гари Роузбой с подружкой опять свалились с лестницы, сгорая от нетерпения добраться до постели? Теперь она понимала, чего ей не хотел объяснить Бранд.
Изабелла бросилась в коридор.
Возле ее двери стояли два молодых здоровяка в фирменных фуражках с чем-то очень похожим на столбы от изгороди в руках.
— Райдер? — спросил тот, что был пониже.
— Д-да. Я миссис Райдер.
— Ладно. Вот две кровати с матрасами. Куда их нести, мэм?
Ну, вот. Только этого не хватало, кроватей. Изабелле слезы навернулись на глаза.
— Мне они не нужны.
Если Бранд всю неделю проспал на полу, то это его проблема. У нее нет желания потворствовать его причудам. Когда-то же ему должно надоесть, и он ляжет с ней рядом.
Парень почесал в затылке.
— За них заплачено. В квитанции ничего не говорится о возврате.
— А мне все равно.
— Мы не можем их взять, мэм, потому что…
— Знаю. За них заплачено. Но сюда вы их тоже не внесете, если я не хочу.
Она нетерпеливо топнула ножкой.
— Изабелла? Что происходит? — услыхала она знакомый голос.
Подняв голову, она увидела пару черных ботинок, потом крепкие ноги в джинсах, потом появился весь Бранд.
— Ну же? Я, кажется, спросил.
Она показала на «столбы».
— Пытаюсь им объяснить, что нам не нужны кровати.
— Ты неправильно объясняешь. Я же тебе говорил, что заказал две кровати.
— Говорил. Но я не думала… Бранд, мы ведь женаты. Это смешно.
— Нет. Извини, это из-за самосохранения. И потом, на полу мне неудобно.
— Но…
— Хватит, Изабелла. Отойди. Дай им работать.
Мужчины обменялись понимающими взглядами, и Изабелла почувствовала, как заливается жарким румянцем.
— Бранд, пожалуйста…
Она искательно заглянула ему в глаза, но он стоял, расставив ноги и уперев руки в бока, словно неприступная скала в океане. Это сражение она проиграла.
Мужчины уже откровенно посмеивались, и Изабелла, не выдержав, развернулась и убежала в ванную.
— Черт! — шептала она, изо всех сил оттирая раковину. — Черт, черт, черт!
Когда последнее желтое пятно исчезло под ее руками, она отправилась в кухню.
Бранд закрывал за рабочими дверь. Изабелла заглянула в спальню и увидела две аккуратные деревянные кровати с полосатыми матрасами вместо безобразных столбов.
— У нас нет для них простыней.
— Я куплю.
— Но зачем было…
Изабелла умолкла, понимая, что это бесполезно. Бранд все равно ее не слушал, что бы она ни говорила.
Он стоял, привалившись к двери и скрестив на груди руки, и в его глазах она заметила нечто, похожее одновременно на раздражение и любопытство.
— Не расстраивайся, — сказал он. — Когда-нибудь ты поймешь и будешь мне благодарна.
— Мой отец тоже так говорил.
— Да? Что ж, очевидно, в этом есть смысл, — сухо заметил он.
— Как ты можешь? Ты же не забыл, что тебе самому было приятно, когда мы… когда мы…
— Делили одну постель? — договорил он. — Что ж, ты права. — Он подошел к ней. — Не ворчи. Ничего хорошего из этого не получится.
Она открыла было рот, чтобы сказать, что она думает о мужьях, которые не хотят спать со своими женами, но Бранд приложил палец к ее губам.
— Не надо. Потом будешь жалеть.
Изабелле очень хотелось укусить его, но она сдержалась. От его руки густо пахло мылом.
— Ладно, — сказала она, когда он убрал ладонь. — Замечательно. Мне все равно. Еще не хватало, чтобы ты храпел в моей постели.
Изабелла пришла в ярость, когда Бранд, вместо того чтобы рассердиться, потому что он никогда не храпел, громко расхохотался.
— Вот так-то лучше. Знаешь, сейчас мне надо кое с кем встретиться, а потом не хочешь сходить в кино?
— Это чтобы я вела себя смирно, как воспитанная девочка?
Бранд разозлился не на шутку.
— Как хочешь. Хочешь пойти — пойдем, не хочешь — не надо. Мне все равно.
С этими словами он развернулся на каблуках и был таков. Изабелла еще долго не могла заставить себя пошевелиться, а потом, не глядя на новые кровати, прошла в кухню и села на стул. Все-таки ей не хватает терпения. С его любимой Мэри оказалось нелегко справиться. Если он счел себя обязанным нести ответственность за ее потерянную девственность, то во всем остальном… Она вытерла глаза, потом схватила подушку и запустила ею в сторону спальни.
Вечером Бранд пришел, неся в руках красную коробочку.
— Вот, — сказал он, подавая ее Изабелле. — В знак мира. Как ты думаешь, можем мы хотя бы ненадолго заключить перемирие?
— Ненадолго? — переспросила Изабелла.
— Открой коробку.
В голосе Бранда звучало нетерпение.
Изабелла открыла коробку, в которой лежал тоненький серебряный браслет с рисунком в виде переплетенных листьев. Очень похожий, но гораздо более дорогой ей подарил отец, только это было задолго до ее бегства.
Когда Бранд надел его ей на руку, она чуть не разрыдалась и, положив голову ему на плечо, тихо проговорила:
— Спасибо.
Он вдыхал легкий аромат ее волос… Дьявол. Этой юной красотке, на которой он женился, в характере не откажешь. А в привлекательности тем более.
— Пошли, — проглотив комок в горле, сказал он. — Надо нам что-нибудь поесть сегодня. А потом ты выберешь, какой фильм мы будем смотреть.
Как он и ожидал, Изабелла предпочла посмотреть сентиментальную любовную историю. Милую сказку со счастливым концом. Когда они опять вышли под дождь, она взяла его под руку и улыбнулась, сияя глазами.
— Сегодня был хороший вечер, правда?
Глядя на ее улыбку, Бранд на несколько мгновений забыл о своем горе и чуть было не согласился с ней.
Полетов у него сегодня нет, хотя он, как всегда, поехал в аэропорт рано утром. Изабелла скрестила руки на груди. На сей раз у нее должно получиться. Вот она удивит Бранда. Ну что трудного в суфле? Надо только хорошенько взбить яйца и добавить немножко сыра. Мариетта часто его готовила, а Изабелла почти всегда наблюдала за француженкой-поварихой. Она взглянула на свои серебряные часы, которые в этой кухне выглядели непозволительно дорогими, и подумала, что хорошо бы Бранд вернулся пораньше.
Странно, что за три недели он не летал ни разу. Но когда она его спрашивала, он каждый раз отвечал, что пересматривается расписание и его должны поставить в рейс со дня на день?
Изабелла не хотела, чтобы он летал. Она хотела, чтобы он оставался на земле, и желательно в ее постели. Поначалу она как-то не задумывалась о том, насколько серьезно принятое им решение, но после унизительной истории с кроватями поняла, что ей предстоит долгий и трудный путь к его сердцу. Предстоит так предстоит. Через несколько дней она вновь завела разговор о кроватях, но на сей раз Бранд ей не только не ответил, а просто-напросто повернулся к ней спиной.
Во всем остальном он был довольно мил. И, слава Богу, перестал беспрерывно ворочаться на своей кровати. Уже недели две, как он ни разу не произнес имени Мэри.
Изабелла еще раз взглянула на часы и вздохнула. В последнее время он выглядит ужасно усталым. И все-таки у него уже не такой отрешенный взгляд, как прежде. Ну и слава Богу.
Надо набраться терпения и ждать. В конце концов он полюбит ее, разве не он вчера взял ее за руки и сказал:
— Вот и хорошо.
А она всего-то рассказала, что Джуди, молодая мама, которая жила наверху и с которой она успела подружиться, взялась помогать ей с английским. Ей и помощи-то особой не требуется, ведь у нее с сестрами была в гувернантках англичанка.
Едва Изабелла закончила взбивать яйца и поставила их в духовку, как в дверь тихонько постучали. Она побежала открывать с такой совершенной гостеприимной улыбкой, что мама осталась бы ею довольна.
На пороге стоял немного смущенный молодой человек с вьющимися каштановыми волосами.
— Привет, Гари. Что тебе надо на сей раз?
— Молока. У тебя нет немного? Я бы сходил в магазин, но мне всего-то одну чашку, а…
— А на улице дождь, — договорила Изабелла. — Там всегда дождь. А молока я тебе могу дать. Входи.
Она достала из холодильника пакет и налила молоко в большую кружку, которую Гари принес с собой.
— Спасибо. Ты просто прелесть, Изабелла. Если тебе когда-нибудь надоест старичок Бранд, только мигни мне…
— Тоже нашел старичка. Ему всего двадцать шесть. И мне он не надоел…
Изабелла умолкла, увидав в дверях Бранда.
Подняв брови, он не сводил тяжелого взгляда с нее и Гари.
— Мы тут шутим, — с кривой усмешкой проговорил Гари и исчез в своей комнате.
— Что ему надо было? Если не считать тебя?
— Молока. И он вправду шутил. Ведь он знает, что мы женаты.
— Такая мелочь его никогда не беспокоила, — проговорил Бранд, поворачиваясь к ней спиной и снимая пальто.
Изабелла, поджав губы, смотрела ему в спину, пока он не исчез в спальне. Скоро она заставит его смотреть ей в глаза, когда он с ней разговаривает. Сколько можно изображать из себя невидимку! Бранд не грубил ей, упаси Бог, но он был так поглощен своими мыслями, что ей иногда казалось, будто она не более чем котенок, которому довольно, если время от времени его погладят по головке или почешут за ушком.
— Как прошел день? — спросила Изабелла, когда, переодевшись в джинсы и закатав рукава рубашки, Бранд возвратился в кухню.
— Ммм? — Он посмотрел на нее так, словно не ожидал увидеть. — Неважно.
— А… Извини.
Она уже знала, что лучше не расспрашивать его, потому что тогда он пробурчит что-нибудь невразумительное и отправится покупать газету.
— При чем тут ты?
Он уселся на стул и стал смотреть как будто сквозь нее, что с ним случалось довольно часто.
Изабелла предполагала, что в это время он вспоминает Мэри, но лицо у него было напряженное и немножко злое, тогда как должно было бы быть нежным и печальным… Поддавшись порыву, Изабелла села рядом на второй стул и наклонилась к нему.
— Бранд, — окликнула она его, коснувшись его руки, — ты не хочешь поговорить со мной? Я все-таки твоя жена.
Он покачал головой и убрал руку.
— Изабелла, я дал тебе все что мог. Извини, если тебе этого мало.
Изабелла прикусила губу.
— Не мало, — проговорила она, стараясь, чтобы это прозвучало правдиво.
Слишком рано. Ну, конечно. Слишком многого она хочет. После смерти Мэри прошло всего несколько недель, а Бранд говорил, что ждал свадьбы четыре года… хотя зачем такому мужчине ждать четыре года какую-то Мэри…
Она тяжело вздохнула и посмотрела на его руки. Он был точно в такой же рубашке, в какой она в первый раз увидела его вместе с его первой женой. Они зашли на гасиенду ее отца, чтобы спросить, как им лучше идти в горы. Бранд был совершенно поглощен своей молодой женой и не заметил девочку, которая с обожанием смотрела на него из-за шпалер. Она подумала, что еще ни разу в жизни не встречала такого романтичного красавца с такой глупой женой.
У Мэри было круглое доброе лицо, обрамленное светлыми кудряшками. Изабелле при виде ее сразу вспомнился сладкий пудинг.
— Бранд, уже поздно, — сказала она после того, как Диего Санчес все им объяснил и предложил выпить чаю. — А если стемнеет и я упаду?
Бранд улыбнулся ей, и в его улыбке было столько любви, что у Изабеллы голова пошла кругом.
— Ничего страшного. Ты же легкая, как котенок. Но ты не упадешь. Я тебе не дам.
И он по-хозяйски обнял ее за талию.
Мэри с видом мученицы улыбнулась ему в ответ.
— Ладно, ладно. Но мы все ходим и ходим.
Бранд коснулся пальцем ее щеки.
— Не так уж долго. Всего час. И ты сама сказала, что хочешь погулять.
— Сказала, но…
— Устала, любимая?
— Сил больше нет, — вздохнула Мэри.
— Тогда давай вернемся в отель, — предложил Бранд, но Изабелла-то видела, как он разочарован.
— Ах-ах, — пробурчала она, когда они проходили мимо.
Мэри услыхала и огляделась, но никого не увидела и с обожанием посмотрела на своего мужа.
Меньше чем через неделю с другой стороны горы случился оползень, и на гасиенде стало известно, что погибла канадская туристка.
На другой день Изабелла сбежала из дому.
Утро началось, как обычно. Горничная Хуанита принесла чай и раздвинула шторы. Потом вся семья завтракала на застекленной веранде с видом на горы. А после завтрака отец попросил ее пойти с ним в кабинет. Она очень удивилась, не ведая за собой никакой особой вины.
С тринадцати лет, когда она решила отметить свой день рождения, подарив свободу бесценным лошадям отца, она не совершала ничего предосудительного. Наказание было слишком болезненным, чтобы она рискнула вновь затеять что-нибудь подобное.
Правда, с другой стороны, она редко делала то, чего ей не хотелось. Отец говорил, будто его седые волосы на ее совести. Он привык, чтобы ему беспрекословно подчинялись, но Изабелла не сомневалась, что в глубине души ему нравится своенравие его младшей дочери, пока оно не заходит за границы дозволенного. Во всяком случае, он не обращал внимания на ее выходки, пока она слушалась его в главном. Изабелле столько пришлось просидеть в полном одиночестве в своей комнате, что в конце концов ей это до смерти надоело и она сдалась. Правда, тогда ей всего-навсего надо было выучить урок, заданный гувернанткой, или извиниться перед гостем, чьи манеры вызвали у нее неуместные замечания, или перед сестрой, у которой она без разрешения могла позаимствовать какое-нибудь колечко.
Однако в тот день гостей не было, да и уроки остались в прошлом. Сестры тоже жили в домах своих мужей. Почему же отец смотрит на нее с такой важностью?
— Сядь, Изабелла.
Диего Санчес тоже сел в массивное кресло и принялся теребить усики.
— Я слушаю, папа.
Диего откашлялся.
— Пора поговорить о твоем замужестве…
— О каком замужестве? — Она вцепилась в ручки кресла, от неожиданности забыв закрыть рот. — Я не собираюсь замуж. И не знаю никаких мужчин, кроме мужей моих сестер.
— А Хосе Веласкез?
— Хосе Веласкез? Этот старик? Да ему уже пятьдесят, не меньше, и у него дурно пахнет изо рта, когда он лапает меня в уголке.
— Он просит твоей руки, Изабелла. К тому же он наш сосед. Когда ты выйдешь за него замуж, мы объединим наши владения. Твои дети унаследуют много земли.
— Не хочу никаких детей. И нам не нужна еще земля, — испуганно крикнула Изабелла.
Она знала, что отец спит и видит, как бы удвоить, утроить свои владения. Его родители принадлежали к среднему классу, зато он стал собственником и главой одной из самых могущественных в стране семей. Ему не нужна была еще земля, но он думал, что нужна. Себе и всем он говорил, что она нужна ему, чтобы обеспечить благосостояние жены и шести дочерей, однако Изабелла знала, что это ему самому нужны благосостояние и уверенность в себе.
— У тебя и Хосе будут дети, — вновь заговорил Диего, словно его дочь еще была ребенком и верила, будто детей делают на специальной фабрике.
— Ну нет! Он мне противен! Папа, пожалуйста. Я не люблю его. Он мне даже не нравится.
— Хватит! — Диего поднял руку. — В любовь, дитя мое, верят романисты и мечтатели. А ты поступишь, как я тебе велю и как в свое время поступили твои сестры. Это для твоего же блага. Хосе хорошо позаботится о тебе. Он неплохой человек.
— Плохой. Ужасный. Я не выйду за него замуж. Не выйду.
Диего закрыл глаза, словно приготовился произнести молитву.
— Изабелла, ты — моя самая младшая дочь. Все твои сестры вышли замуж за мужчин, которых я для них выбрал, и все они довольны моим выбором.
— Но я не они. Папа, пойми, пожалуйста.
Она не могла поверить. Отец, который всю жизнь любил и заботился о ней, теперь собирался отдать ее противному старику. Это невозможно.
Однако Диего принадлежал к тем людям, которые видят только то, что хотят видеть. Он наклонился к дочери, и луч солнца заиграл на его массивном золотом кольце.
— Я понимаю, что ты еще очень молода. Но ты должна поступить так, как будет лучше для тебя же самой. А теперь пойди и отыщи свою мать. Она поможет тебе с платьями, цветами и едой, короче, со всем, что вы, женщины, так любите. — Изабелла не двинулась с места, и он рассердился. — Иди, иди. Мне надо работать.
Изабелла стояла на своем.
— Папа, если ты не изменишь решение, я убегу.
Однако Диего был не менее упрям, чем его дочь. К тому же он не привык, чтобы с ним спорили или не подчинялись. Но даже он должен был понять, что уроки — это одно, а замужество — совсем другое. На сей раз он не мог ждать от нее повиновения. А если ждал, то совсем не знал своей дочери.
Диего надул щеки.
— Что ты сказала?
— Я сказала, что убегу.
— Понятно. В таком случае придется подумать и об этом. — Он постучал по столу. — Да. Свадьбу назначим на следующей неделе. Так что ты всего несколько дней посидишь в своей комнате. А потом пусть мой друг Хосе сам с тобой разбирается.
— Нет.
— Да. Изабелла, я не привык, чтобы со мной спорили. Извини, но рано или поздно ты скажешь мне спасибо.
Изабелла поставила под сомнение уверенность своего отца в том, что он всегда поступает наилучшим образом, и тем самым совершила большую ошибку, но поняла она это слишком поздно. Ей надо было плакать и умолять его. Взывать к его отцовским чувствам. А теперь он ни за что не повернет назад.
Изабелла встала, и в ту же секунду отец позвонил в маленький серебряный колокольчик. Тотчас вошел мужчина с худым лицом и большими руками.
— Проводи сеньориту Изабеллу в ее комнату и запри дверь, — приказал Диего.
Мужчина мигнул.
— Запереть дверь? — переспросил он.
— Ты не слышал?
— Слушаю, сеньор.
Он взял Изабеллу за локоть и повел вверх по лестнице.
— Мигель, пожалуйста… Ты не сделаешь. У него нет права…
— У него есть право, — ответил Мигель. — А мне, сеньорита, нужна работа. Я не могу идти против воли вашего отца.
Это правда. Изабелла знала, как отец обращался со своим секретарем в течение многих лет, поэтому ждать от него помощи не приходилось.
Они поднялись наверх, и Мигель, втолкнув ее в комнату, пробормотал извинения и изо всех сил хлопнул дверью, чтобы отец тоже слышал. Потом он повернул ключ в замке, и через несколько мгновений его шагов уже не было слышно. Вся дрожа от злости и страха, Изабелла бросилась к окну.
Должен быть? какой-то выход. Она не могла думать ни о чем другом.
— Изабелла! — услышала она одновременно со звуком отпираемой двери и в следующую минуту оказалась в объятиях матери.
— Тихо, тихо, — повторяла Констанца Санчес, беспомощно гладя свою дочь по плечу. — Ничего. Все не так уж плохо. Хосе — хороший человек, и он любит тебя.
— Не любит. Он всего лишь хочет затащить меня в свою постель. Мама, пожалуйста, уговори папу.
— Нет, малышка, я не могу. Тебе придется смириться. Но ты же знаешь, как он тебя любит.
Изабелла знала, что мать ей не помощница. Кроткая Констанца так долго и беспрекословно подчинялась воле мужа, что его воля стала и ее волей тоже. Как бы Изабелла ни была дорога отцу, если речь зашла о земле, говорить о чем бы то ни было бессмысленно.
Констанца готова была разрыдаться, но Изабелла поцеловала ее и принялась успокаивать.
Когда мать ушла, не забыв запереть дверь на ключ, она вновь вернулась к окну.
Прыгать опасно. Можно сломать ногу. А что, если попробовать связать простыни, как пишут в книжках? Наверное, они разорвутся. Впрочем, их все равно не хватит.
В отчаянии Изабелла бросилась на кровать и уткнулась лицом в подушку. Она ни разу не пошевелилась, пока не пришла Хуанита с ланчем.
— Ты должна мне помочь, — плакала Изабелла. — Хуанита, а если бы тебя выдавали за Хосе?
Хуанита покачала головой.
— Нет, сеньорита. Он старый и не очень добрый.
Хуанита теребила передник.
— Я могла бы забыть запереть дверь, но…
— Но тебя могут прогнать. Я знаю. — Изабелла наморщила лоб. — Послушай, если ты дашь мне свой ключ и забудешь запереть дверь перед сиестой, я сама запру ее, а ключ подсуну тебе под дверь. Меня никто не увидит, а я все сделаю так, как будто вылезла из окна.
— Они ни за что не поверят…
— Поверят. — Изабелла соскочила с кровати. — Им даже в голову не придет, что ты могла ослушаться папу. Никто не может, кроме меня. А я вывешу простыни наружу. Правда, до земли они не достанут, но папа и мама решат, что последняя оборвалась.
Хуанита кивнула.
— Ладно. Наверное, на вашем месте я бы поступила так же. Придется вам помочь.
Изабелла обняла ее.
— Хуанита, ты — настоящая подруга. Обещаю, я никогда-никогда тебя не забуду. А если у меня будут деньги, я пришлю тебе. Обещаю.
— Это не обязательно.
Но Изабелла знала, что это-то как раз надо сделать обязательно. Семья Хуаниты была совсем бедной, а девушка ради нее рисковала работой. Она заслуживала вознаграждения, и когда-нибудь… Когда-нибудь она его получит.
Когда все отдыхали, Изабелла собрала свои вещи. Взяла несколько семейных фотографий, красивое белье и немножко денег — все, что у нее оставалось. Потом она очень тихо выскользнула из комнаты, заперла дверь и подсунула ключ под дверь Хуаниты.
Никто, кроме Хуаниты, не видел, как она убегала из дома, а Хуанита стояла на балконе и махала ей рукой.
Оглядываясь сейчас на тот день, Изабелла сама удивлялась своей храбрости. В семнадцать лет, воспитанная в холе и неге, она совсем не представляла, как сумеет позаботиться о себе на улицах большого грязного города, куда она приехала на грузовике, отдав пожилому шоферу большую часть своих денег, чтобы он не задавал ненужных вопросов.
Потом, как ни странно, она встретила в городе разъяренного и немножко пьяного Хосе и в ужасе искала, куда бы ей спрятаться, как вдруг увидела Бранда и узнала в нем романтического принца своих грез. Она сразу поняла, что уж он-то ей поможет.
Это было счастливое решение.
Бранд улыбнулся и, не глядя на нее, взял ее за руку. Она провела с ним вечер в баре, благодарная ему за участие. Кроме того, ей было ужасно его жалко. Потом он сказал, что идет спать, и не возразил ни слова, когда она отправилась наверх следом за ним. Наверное, он далее не заметил. Она легла в его постель, потому что хотела утешить его и потому что ей больше некуда было лечь. Он же мгновенно заснул пьяным сном.
Рано утром он проснулся и любил ее. Он был нежен и называл ее Мэри.
Тогда же с детской безоглядностью своих семнадцати лет она решила, что нашла своего суженого.
Хосе потерял ее из виду. Однако на другой день Бранд настоял, чтобы она послала домой письмо и сообщила, что здорова и в надежных руках. Потом они отправились на поиски священника.
Бранд ерзал на своем стуле, а Изабелла глядела на широкий кожаный ремешок его часов и видела, как он то сжимает пальцы в кулак, то опять разжимает их. Что с ним такое? Неужели он так переживает из-за своей женитьбы? Наверное, поэтому он часто вовсе не замечает ее, словно даже не знает, кто она такая. Или он считает, что любовь ко второй жене будет предательством по отношению к первой?
Она посмотрела ему в лицо. Он сидел с опущенной головой, положив руку на стол, который никакими силами нельзя было привести в порядок. Едва он почувствовал на себе ее взгляд, как весь напрягся.
— Чем это пахнет? — спросил он, поворачиваясь к духовке. — Ты опять готовила?
После сгоревшего жаркого были еще сгоревший цыпленок и сгоревшая рыба, и Бранд заявил, что сам будет готовить, тем более что отлично умел это делать с холостяцких времен.
Изабелла потянула носом.
— Суфле. Наша кухарка Мариетта всегда его готовила. Не думаю, что с ним что-то не так.
Бранд застонал:
— Я же просил тебя не подходить к плите. Неужели ты не можешь послушаться…
— Это нечестно. Я… — Она замолчала, потому что Бранд встал и пошел проверять духовку. — Ну как?
— Если ты любишь жевать подошву, то все в порядке, — ответил он, ставя противень на стол.
— Они должны были подняться. Я не понимаю.
— Тебе надо понять и запомнить только одно — готовлю я. Мы не можем сорить деньгами.
От ярости у Изабеллы слезы навернулись на глаза.
Когда Бранд оглянулся, его жена с дрожащими, как у ребенка, губами стояла посреди кухни, прижав руки к груди. Он вздохнул и обнял ее.
— Все в порядке. Ничего страшного не случилось. Я знаю, ты хотела как лучше.
Она была хрупкой, как ребенок, но его реакция на ее беспомощность совсем не напоминала отцовскую. Он не ожидал, что его мгновенно охватит страстное желание, и ему это совсем не понравилось.
— Не плачь, — проговорил он в ответ на ее всхлипывания. — Не надо. Пойдем лучше в пиццерию.
Она обхватила руками его шею.
— Нет, — сказал он, отстраняясь. И они опять пошли в пиццерию, только на этот раз Бранд молчал всю дорогу туда и обратно.
Когда они вернулись домой, Изабелла вопросительно посмотрела на него.
— Что я такого натворила? Почему ты сердишься?
— Я не сержусь. И ты ничего не натворила.
— Тогда почему ты молчишь?
Бранд вздохнул и сел на стул на кухне.
— О чем будем говорить?
Изабелла нахмурилась.
— Не знаю. Просто поговорим.
— Хорошо, — сказал Бранд, вставая. — Тогда давай говорить о погоде. Мне кажется, что идет дождь.
Изабелла убежала в спальню, ожидая, что он явится следом с извинениями, но он не явился, и тогда она быстро разделась и нырнула под одеяло.
На другой день Бранд пришел домой мрачнее тучи. Изабелла, испугавшись, подбежала к нему и обняла его.
— Что? — крикнула она. — Что случилось, Бранд?
— Ничего.
Он ласково отстранил ее, поставил на стол сумку и достал бутылку виски.
— Что-то все-таки случилось. Пожалуйста, Бранд, позволь мне помочь тебе.
— Помочь? Ты?
Он даже не понимал, как был жесток с ней, когда изобразил некое подобие смеха.
— Мне бы хотелось… — прошептала она. — Если бы ты был так добр и рассказал мне, что случилось…
— Ты хочешь знать? Хорошо. У меня отобрали лицензию. Вот и все. — Он открыл бутылку и встал. — Таким образом, моя маленькая балованная женушка, я потерял единственную работу, какую знаю, и скоро нам придется отвыкать от этой роскоши.
Он махнул рукой на стены в трещинах и пошел к буфету за стаканом.