Голод суккуба

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

— Фетида, — сказал он после долгого молчания, — поговори же со мной.

Я резко вскинула голову:

— Что ты хочешь от меня услышать? Ты уже знаешь ответ. Они бы не стали лгать. Ладно, на самом-то деле они лгут непрерывно, но не в этом случае.

Он кивнул и положил блюдце и ложку на кофейный столик. Сгорбившись на диване, он не смотрел на меня, а, погрузившись в раздумья, блуждал взглядом по комнате. Я могла только гадать, что творится в его голове. Ему было известно, кто я и чем занимаюсь. Но одно дело — поверхностное представление, и совсем другое — вдруг узнать о существовании ощутимого свидетельства каждой моей любовной связи. Теперь он мог распознать мое «свечение» и понять, что я только что из чьей-то постели, и совсем недавно была в чьих-то других руках, и совершала самые сокровенные из возможных между двумя людьми действий.

— Прости меня, — сказала я, не зная, что еще сказать.

— За что?

— За… это. За то, что я делаю.

— Почему? В этом твоя суть. Тебе приходится это делать, так? Зачем же извиняться за свою собственную… хм… природу?

— Так… что же теперь? Для тебя это нормально? Знать, что я вытворяю с другими парнями? Или, вернее, когда именно я этим занимаюсь?

— «Нормально» — не совсем подходящее слово, но, полагаю, да. А вот что для меня не нормально… — Он помедлил, как всегда обдумывая свои слова, прежде чем произнести их: — А вот ненормально то, что ты боишься рассказывать мне об этом. Ты не могла не видеть, насколько я был… ошеломлен. Но ты не завела разговор об этом и ничего мне не объяснила.

— Что я должна была сказать? «Спасибо, что заметил, как я привлекательна. Это все потому, что я только что прилегла с каким-то незнакомцем в низкопробном клубе»?

Сет вздрогнул, и я тут же пожалела о сказанном.

— Вероятно… вероятно, можно сформулировать немного более, хм… тактично, однако да. Думаю, что, по существу, ты могла бы сказать именно это.

Я помешала растаявшие остатки мороженого.

— Это не так просто, сам понимаешь. Для тебя достаточно трудно принять сам факт того, что я сплю с кем-то, и без реальных, так сказать, доказательств каждого раза, когда это происходит.

— Почему бы тебе не позволить мне решать, что я могу, а что не могу принять.

Не сказать, что он произнес это с гневом, но я никогда не слышала его таким резким и напористым. Моей высокомерной составляющей такой тон совсем не понравился, однако я понимала, что сейчас он оправдан. И нельзя не признать, что доверие — это тоже своего рода кайф.

— Мне известно, кто ты, — продолжил он, — и я знаю, что ты делаешь. Мне пришлось смириться с этим с самого начала наших отношений. Да, это меня беспокоит, но это не значит, что я не могу справиться с этим знанием.

Он положил ладонь мне на руку и рассеянно водил пальцами по коже.

— Ты не должна бояться говорить мне правду. Никогда. Даже если она неприятна. То, что у нас есть, не имеет отношения к сексу — это же совершенно очевидно. Но если мы вдобавок не будем честны, тогда вовсе ничего не останется.

Я заставила себя посмотреть на него и улыбнуться:

— Как можно быть таким молодым и таким мудрым?

— Не такой уж я мудрый, — сказал он, притягивая меня к себе, и я положила голову ему на плечо.

Против «молодого» он возражать не стал. Объективно взглянув на наш возраст, вполне можно было обвинить меня в совращении малолетних.

Я вздохнула и прижалась к нему.

— Ты же знаешь, это ровным счетом ничего не значит. Все, что я делаю. Я даже не помню их имен.

— Я знаю. Ты говорила. Хотя…

— Что?

— Иногда это не слишком утешает. Секс не должен быть «ничем». Мне вовсе не нравится мысль о том, что ты спишь с парнями, с которыми спать не хочешь. Пусть ты формально моя подружка… лучше бы тебе хоть нравилось то, что происходит.

— Ну… в самом пылу мне это, в определенном смысле, нравится. Энергия, которую я получаю от секса… ладно, тебе этого не понять. Но это… буквально то, ради чего я живу. Так что если даже я не хочу быть с ними до и после самого действа, все же существует один момент, когда я их хочу.

Я выдавила из себя утешающую улыбку.

— К тому же не стоит меня жалеть. Дела обстоят гораздо лучше, чем прежде. Сейчас у меня куда больший выбор тех, с кем я могу быть, а это изрядная разница. Так что я вовсе не хватаю первого встречного.

— Что значит сейчас выбор больше? Разве так было не всегда?

Я нервно рассмеялась:

— Ой, ладно, Сет. Ты же знаешь, что женщины начали получать реальные права лишь около века назад. Мужчины не всегда были столь деликатны по отношению к прекрасному полу — особенно среди простонародья.

Потрясенный, он, чуть отстранившись, уставился на меня. Как выразительны были его глаза; я любила их, пусть даже нынешнее переживание не было приятным.

— То, о чем ты говоришь… это… это… ужасно похоже на изнасилование.

Я пожала плечами, сразу сообразив, что пора выбираться из этого болота.

— Трудно изнасиловать суккуба. В кульминации суккуб — это завоеватель, особенно если, кончив, парень теряет сознание.

— Ты, в общем-то, не ответила на мой вопрос.

— А ты, в общем-то, его не задал.

Мы погрузились в молчание. Мгновение спустя Сет снова крепко меня обнял, на этот раз сам прижавшись лицом к моему плечу.

— Эй, ладно. Не стоит переживать. Не суди прошлое сегодняшними мерками. Это не работает. Они несовместимы.

— Мне не нравится, что ты делаешь то, чего делать не хочешь, — угрюмо сказал он. — Если бы я мог как-то помочь… если б я мог, не знаю, тебя защитить.

— Ты не можешь, — прошептала я, целуя его в макушку. — Ты не можешь и должен с этим смириться.

Потом мы вместе отправились в постель, впервые после злосчастного поцелуя. Сет всю ночь, даже во сне, обнимал меня так крепко, словно я в любую минуту могла ускользнуть от него.

Снова я восхищалась его пониманием. И снова задавала вопрос, люблю ли я. Откуда мне знать? И вообще, что такое любовь? Я принялась составлять список. Привязанность. Контакт. Понимание. Согласие. Все это он мне дает. Это слагаемые любви. Он щедро предлагает мне все это, независимо от того, насколько ужасно каждое новое открытие, касавшееся моей жизни. Я гадала, способна ли я возвращать той же мерой. Имею ли я право поддерживать эти отношения? Почему-то я в этом сомневалась, отчего желала его еще больше.

Когда на следующее утро мы подъехали к книжному магазину, он с трогательным чувством собственника взял меня за руку. И не отпускал, пока мы не застряли в дверях магазина.

— Даг приходил сегодня? — спросила я Бет, обойдя весь магазин.

— Да. Я видела его. Наверное, он в конторе.

Я отправилась в задние помещения. В конторе было темно. Включив свет, я обнаружила Дага съежившимся в углу. Я сразу присела рядом:

— Что случилось?

Через несколько секунд он поднял глаза. Темные и страдающие.

— Ничего.

Возражать ему казалось и очевидным, и бессмысленным.

— Я могу тебе как-то помочь?

Его горький смех прозвучал жутко.

— Разве ты не поняла, Кинкейд? Нечем помочь, в этом-то вся проблема. Во всем этом нет никакого смысла. Ты знаешь это не хуже меня.

— Я знаю?

Он одарил меня циничной усмешкой:

— Ты одна из самых унылых людей, которых я знаю. Даже когда улыбаешься, кокетничаешь и все в таком духе. Я знаю, что ты ненавидишь эту жизнь. Этот мир. Я знаю, что ты все это считаешь бессмысленным.

— Неправда. И в плохом есть хорошее. Всегда остается надежда. Что на тебя нашло?

— Просто реальность, больше ничего. Просто встал утром и понял, насколько все это бессмысленно. Не знаю даже, почему меня это беспокоит.

Я тронула его плечо:

— Эй, да ты меня просто с ума сводишь. Ты спал? Может, тебе чего-нибудь поесть?

Он прислонился к стене, с лицом по-прежнему мрачным и преисполненным унылого сарказма.

— Кинкейд, мне нужно такое долбаное количество всего, что это даже не смешно. Но знаешь что? Мы этого не получим. Вот оно как. Что говорить об этом? Жизнь тупа и коротка?

— Э-э… достаточно ограниченна.

Я долго сидела рядом, слушая его излияния. Слова были пропитаны злобной горечью и беспросветным отчаянием. Пугающая комбинация. Я никогда от него такого не слышала. Только не жизнерадостный Даг, всегда с шуткой наготове. Даг, парень, который ничего не принимал всерьез. Его унылая физиономия напомнила лицо Кейси, когда я встретила ее в кафе, но и она не была так подавлена.

Время шло, и я гадала, что же делать. Несомненно, работать он сегодня не сможет, но и домой его отправить я боялась. Кто знает, на что он способен в таком состоянии? Прежде мне и в голову бы не пришло беспокоиться, не повредит ли он себе как-нибудь, но теперь, похоже, ничего нельзя сказать наверняка.

— Я хочу, чтобы ты побыл здесь, — наконец сказала я, распрямляя затекшие ноги. — Сейчас я пойду, но потом проверю, как ты тут, договорились? Обещай, что найдешь меня, если понадоблюсь. Позже мы с тобой пообедаем. Я куплю фалафели там, где ты любишь.

Ответом мне была лишь кривая полуулыбка. Я ушла, прихватив с собой нож для разрезания бумаги.

Пока медленно тянулся день, его настроение не изменилось; даже фалафели не помогли. И снова я отчаянно пыталась понять, что могу предпринять в такой ситуации. В городе у него не было близких, кому можно позвонить. В больницах существует неотложная психиатрическая помощь: может, стоит связаться с ними?

Вскоре после обеда появился Алек. Он избегал умоляющих глаз Кейси, а мне улыбнулся слишком уж старательно:

— Привет, Джорджина, Даг здесь?

Я колебалась. Мне не нравился Алек, но они с Дагом вроде бы дружат. Может, он способен помочь. Я проводила ударника в контору. Увидев его, Даг вскочил с поразительной прытью. На лице его отчаяние смешалось с восторгом.

— Господи Иисусе, мать твою! Где ты был?

— Извини, — отозвался Алек, — задержался.

Они подошли друг к другу, потом беспокойно посмотрели на меня. Почувствовав, что мое присутствие здесь нежелательно, я вышла из конторы, но прежде увидела, как Алек лезет в карман куртки, а Даг весь трясется от нетерпения.

Так это Алек, соображала я. Алек снабжает Дага наркотиком, на который тот основательно подсел. Мне захотелось вернуться и задушить урода, стереть с его лица эту идиотскую ухмылку. Но когда они вышли через полчаса, Даг настолько изменился, что я не смогла себя заставить как-то действовать. Вернулась развязность походки, на лице вновь засияла обычная жизнерадостная улыбка. Он сказал что-то игривое проходящей мимо Дженис, и она засмеялась. Увидев меня, он вытянулся и отдал честь:

— Готов к прохождению службы, босс. Что там у тебя для меня?

— Я…

Я бестолково уставилась на него, отчего его улыбка стала еще шире.

— Тпру, осади, Кинкейд, — с деланной суровостью произнес он. — Я знаю, ты, как хорошая фанатка, готова отдаться мне всегда и везде. Но, будучи книжными профессионалами, мы должны сдерживать свои страсти до закрытия.

Все так же пялясь на него, я наконец произнесла:

— Хм… почему бы тебе… э-э… не сесть за кассу?

Он снова отсалютовал и по-военному щелкнул каблуками.

— Будет сделано.

Потом повернулся к Алеку:

— Увидимся вечером на репетиции?

— Ну.

Сверкнув улыбкой нам обоим, Даг удалился.

Я осталась наедине с Алеком. Он смотрел выжидающе, будто я должна была что-то сказать. Самым уместным казалось «пошел ты», но я передумала. Я ему улыбнулась. Это была медленная, широкая улыбка, начавшаяся с губ и засверкавшая в глазах, будто я только что заметила нечто такое, чего никогда прежде не видела. Будто я что-то вдруг полюбила — и возжелала.

Ухмылка же Алека угасла. Видимо, его заигрывания стали настолько автоматическими, что он совершенно не ожидал какого-либо отклика. Он сглотнул и только тогда вновь натянул свою ухмылку.

— Репетиция, а? — сказала я. — У вас, ребята, снова что-то назревает?

— На следующих выходных. Придешь?

— Постараюсь. А после концерта опять будете праздновать?

— Наверное. Уайет завтра устраивает вечеринку, так что, если хочешь, приходи.

— А ты там будешь? — вкрадчиво осведомилась я, многозначительно заглядывая ему в глаза.

— Еще бы!

— Тогда я тоже буду. — Все так же завораживающе ему улыбаясь, я повернулась, чтобы уйти. — Значит, увидимся.

Как только он скрылся с глаз, моя улыбка обернулась гримасой отвращения. Тьфу! Не думала я, что можно еще больше ненавидеть этого парня, но в очередной раз ошиблась. Однако, заигрывая с ним, я смогу выяснить, что происходит с Дагом. Я не сомневалась, что Алек будет действовать со мной так же, как с Кейси. И если я притворюсь, будто не устояла перед его чарами, он вполне может посвятить меня в свои делишки.

Даг, как я вскоре убедилась, вовсе не стремился помочь мне в этом вопросе.

— А у тебя кое-что есть, — дразняще протянула я, когда мы столкнулись в отделе фантастики.

— Магнетизм? — тут же отозвался он. — Сексапильность? Интеллект? Крошка, во мне всего этого навалом.

Я подошла к нему вплотную и, глядя ему прямо в глаза, игриво потянула за рубашку:

— Я вовсе не то имею в виду. У тебя есть кое-что полезное, кое-что, чем ты не делишься.

Он стоял совсем рядом и принялся теребить мой локон.

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— Черта с два ты не понимаешь. Ты хоть представляешь, какую уйму времени я отработала за тебя и за Пейдж? Видит бог! Это сводит меня с ума. Только «Грей Гуз» на такое способен. Если у тебя есть заначка, распространи любовь и на ближнего.

— Эй, да я готов распространить столько любви, сколько ты пожелаешь. Назови время и место.

— Я думала, мы друзья.

Слегка толкнув его в грудь, я отступила с надутым видом.

— Темнишь. Ты бы ни за что не смог так быстро прийти в себя. Вспомни, какой ты был с утра. Ты что-то принял.

— Чушь, просто перепады настроения. Ты ведь женщина — должна понимать. Просто встал не с той ноги, вот и все. Маленький фалафель и немного очарования Кинкейд, и я уже в форме. В отличной форме.

Он сделал шаг ко мне, надеясь на новые заигрывания. Глаза у него горели ярче и порочней, чем при наших обычных пикировках.

— На самом деле я сейчас просто неодолим. Я бог, крошка. Пойдем вернемся в контору, и я тебе покажу.

Я отошла, насмешливо глядя на него через плечо:

— Я не по этим делам, крошка.

Он смеялся мне вслед. Мы постоянно флиртовали не один год, и я знала, что он, скорей всего, не обижается на мои шуточки и подначки. Я, в свою очередь, была в ярости. Достаточно плохо то, что это дерьмо, которое поставляет Алек, способно настолько возбудить Дата и привести к такому поведению на работе. Однако затянуть его в бездны отчаяния — уже совершенно другое дело. Я собиралась выяснить, что происходит, и положить этому конец — даже если придется втираться в доверие к этому слизняку Алеку.

Вспомнив вечером еще одну животрепещущую трудность в моей жизни, я позвонила Бастьену выяснить, как обстоят дела.

— Даже не спрашивай, Цветочек. Облака провала сгущаются.

— Да что за чертовщина сегодня творится?! Кто, черт возьми, поручил мне всех вас утешать?

Я велела ему немедленно ехать ко мне в Куин-Энн. Он все еще скулил, когда явился.

— Дейна очень любезна со мной, — сообщил он, — но ни малейшей близости. Она даже не может прийти ко мне в одиночестве. Обязательно тащит с собой Джоди или другую уродину из КССЦ. Похоже, проще скопом затащить в постель всех ее подружек, чем пальцем до нее дотронуться. Они пытаются обратить меня в свою веру. Думаю, красивый жест не повредит, а я смогу ее чаще видеть, если притворюсь колеблющимся неофитом. Кстати, она и о тебе много расспрашивала.

— О чем, например?

— Всякую всячину. Последний раз ее интересовало, довольна ли ты купленными тряпками. О чем это она?

— Понятия не имею, — соврала я.

Как назло, в этот момент Бастьен заметил пакет из «Виктория Сикрет», так и лежавший на кухонной стойке. Поправ мое право на личную жизнь, он открыл пакет и с одобрением перебрал белье.

— Хочешь что-нибудь примерить? — насмешливо спросила я, заметив его жгучий интерес.

— У тебя всегда был хороший вкус.

Он взял черный сетчатый лифчик и посмотрел на меня сквозь полупрозрачную ткань, будто пытаясь представить, как он будет смотреться.

— Хотя я совершенно не понимаю, зачем ты покупаешь все это добро. Можно ведь просто наколдовать.

— Я уважаю интеллектуальную собственность. Тот, кто это сотворил, заслуживает вознаграждения.

— Даже если все это создано за счет эксплуатации третьего мира?

Я скорчила рожу:

— Давай-ка пойдем отсюда.

— Куда?

— В бар с фортепьяно.

Казалось, от удивления он позабыл на время свои переживания.

— Разве здесь есть такие?

— Да. Как ни странно, и в Сиэтле можно отыскать парочку.

Действительно, один был совсем рядом, меньше чем в четверти часа ходьбы. Впрочем, когда мы добрались, Бастьен так и не перестал терзаться по поводу Дейны. Меня это просто взбесило. Я, поверьте, тоже ее ненавидела, но при этом не могла понять, почему для него это превратилось в навязчивую идею.

К счастью, бар оказался достаточно эксцентричным, чтобы отвлечь моего спутника — как я и рассчитывала. Мы вкусно поели и пили навороченные коктейли типа «Мидори мартини» и «Секс на пляже». Тем временем пианисты, соревнуясь друг с другом, исполняли все на свете от Эминема до Барри Манилоу. Чем дольше длился вечер, тем дороже и дороже стоила игра на заказ. Впрочем, и клиенты становились все пьянее и пьянее, так что расставались с деньгами без сожаления.

Зная это заранее, я взяла с собой целую кучу купюр, так что мы с Бастьеном с превеликим удовольствием наблюдали, как славно справляются пианисты с нашими все более старыми и малоизвестными заявками. Мы с Бастьеном отлично пели дуэтом. Способность к перевоплощению, вдобавок к множеству других преимуществ, дает возможность модулировать голос и видоизменять голосовые связки. Пианисты поражали знанием наших предпочтений, и мы были настолько этим впечатлены — и пьяны — к концу вечера, что отвалили им изрядные чаевые.

Прежде чем уйти, Бастьен заставил меня дождаться еще одной своей заявки.

— Я за нее отслюнил полтинник, — сообщил он. — Скоро они ее сыграют. Специально для тебя заказывал.

— Если это «Суперфрик», я пошла, — предупредила я.

Он засмеялся:

— Вот услышишь и поймешь. Она напоминает мне о тебе и твоем писателе.

Действительно, я сразу поняла, какую он выбрал песню со своим дебильным чувством юмора.

И ухмылка на его лице тоже была чистой дешевкой. Посадив меня на колено, он подпевал стихам Фионы Эппл:

— Ты истинное исчадие ада, — воскликнула я, пытаясь вырваться из его объятий. — И сам это знаешь, правда?

— Просто говорю все как есть. — Он удержал меня и продолжил песню:

Когда наконец мы, хохоча и горланя, вывалились из бара, то прошли мимо группы девиц, еще более пьяных, чем мы сами. Некоторые из них бросали зовущие взгляды, и я вопросительно на него посмотрела. Он покачал головой.

— Слишком просто. Кроме того, я лучше пойду с тобой домой. Если можно так выразиться.

Он проводил меня до дома, держа под руку, как в те времена, когда общественные нравы обязывали к этому всякого воспитанного человека. Мостовая скользила от прошедшего недавно дождя, воздух был сырой и влажный. Недалеко от нас недреманно сияла, возвышаясь над соседними зданиями, «Космическая игла»; скоро на ней добавятся рождественские огни. Бастьен еще крепче подхватил меня под руку и, рассеянно посмотрев на затянутое тучами небо, снова перевел взгляд на меня:

— Цветочек, хочешь узнать, почему я так горячо переживаю из-за этого дела с Дейной?

Я заставила себя протрезветь, почувствовав, что сейчас случится нечто очень важное:

— Ты имеешь в виду что-то помимо праведного гнева?

Он кротко улыбнулся и уставился в мостовую:

— У меня неприятности. — Он вздохнул. — Большие неприятности. Ты слышала когда-нибудь о демоне по имени Бартон?

— Нет. А что, должна была?

— Возможно. Он работает в Чикаго. Большая шишка. Из тех, кто ожидает благосклонности от сотрудников.

Я понимающе кивнула. Это был один из профессиональных рисков, с которыми сталкивались инкубы и суккубы, и, наверное, еще один аспект, о котором лучше бы не знать Сету. Рассматривая нас как работников, так сказать, секс-индустрии, наши демонические начальники нередко полагали, что мы не станем возражать против еще одного «клиента». При всех своих недостатках Джером, по крайней мере, никогда от меня такого не требовал.

— Итак… у Бартона есть суккуб по имени Алессандра. Сравнительно новенькая. Знаешь, сто лет или около того. Красивая. Она такой же ценитель изысканных физических тонкостей, как и ты. И она веселая. Озорное чувство юмора. Общительна. Я изумленно уставилась на него:

— Ты что, влюбился, Бастьен?

— Нет, но я был… э-э… очень ею увлечен. Трудно было не увлечься. Мы познакомились, а потом, ну, одно за другим…

— Как это часто с тобой случается…

— Да, — уныло признал он. — Но дай досказать, это было потрясающе. Эта женщина… блеск!

— Так отчего у тебя неприятности?

— Ну, дело в том, что Бартон собственнически относится к своим людям. Он решил, что тело Алессандры предназначено исключительно для него — не считая работы со смертными, разумеется.

— И он вас уличил?

— Да. Он оказался невероятно ревнивым. — В голосе Бастьена проступило презрение. — Дурацкое чувство для нашего брата. Конечно, демон или нет, но у него была причина чувствовать себя неуверенно, когда с его подружкой такой секс-мастер, как я. Я хочу сказать, коли ты однажды попробовала Бастьена…

— Не отвлекайся, мастер себялюбия. Что же произошло?

— Ладно… сказать, что он разозлился, было бы сильным преуменьшением. Честно говоря, не думаю, что смог бы наслаждаться твоим очаровательным обществом, если бы очень серьезно не вмешалась Джанель.

Джанель была архидемоницей Бастьена в Детройте.

— Но она в основном защитила меня только от физических мук. Со всем остальным просто беда.

Моя карьера загублена. У Бартона могущественные друзья, и Джанель ясно дала понять, что больше не будет прикрывать мне задницу.

Мы уже дошли до моего дома и теперь стояли у входа. Он теребил свои темные локоны, на лицо вдруг набежала усталость.

— Я внезапно впал в немилость. Уже есть план перевести меня куда-нибудь еще, и я не сомневаюсь, что место это будет ужасающим. Типа Гуама. Или Омахи. Вот почему для меня так важно это дело с Дейной. Публичное унижение — это большой успех. Это вновь вознесет меня на вершину. Они не смогут меня наказать, если я занесу в свой послужной список такую победу.

Теперь я начала понимать его одержимость радиоведущей.

— Но у тебя совсем не обязательно получится ее ославить.

— Я не знаю, что еще предпринять. Я перепробовал все старые уловки, все ходы из учебников плюс несколько эксклюзивных способов Бастьена. Ничто не срабатывает.

— Может, стоит признать, что у нее железная воля, Бас. Такое случается.

— Я знаю, — произнес он таким несчастным голосом, что у меня дрогнуло сердце.

— Эй, ну-ка давай. Не отказывайся пока от борьбы. Я научила тебя всему, что ты знаешь, не забыл? И мы все же сломаем эту девку.

Он засмеялся и провел пальцем по моей щеке:

— Знаешь, ты всегда умеешь меня ободрить. Это поразительная способность. Это, а еще — если слухи правдивы — твое нахальство.

— Слухи правдивы, и я собираюсь помочь тебе с этим делом, вот увидишь. Кроме того, если уж ничего на нее не действует, всегда остаются крепкие напитки, верно?

— Ах да, старый помощник. — Он крепко меня обнял и расцеловал в обе щеки. — Спокойной ночи, моя дорогая. Спасибо за прекрасный вечер.

Я тоже поцеловала его:

— В любое время.

Я уже потянула ручку двери, как вдруг кое-что вспомнила:

— Эй, Бастьен.

Он обернулся:

— Да?

— Зачем ты это делал?

— Что?

— С Алессандрой. Ты ведь должен был знать, какие чувства питает к ней Бартон, так?

— Я знал.

— Так зачем рисковал?

Он смотрел на меня, будто с трудом веря, что я спрашиваю.

— Потому что я мог. Потому что она была удивительна и прекрасна, и я хотел ее.

Что ж, с этим не поспоришь. Прописная логика инкуба.

Улыбнувшись, я вошла в парадное.