Голод суккуба

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Мин, саксофонист Дага, шарил в строю бутылок на кухонной стойке Уайета.

— Вряд ли у него есть, — наконец сказал он. — Может, сделать «гимлет» без сока лайма?

— Хм, нет, — ответила я. — Результат будет плачевным.

— О. Хорошо. Ладно, тогда, может, просто выпьешь чего-нибудь? — Он поднял бутылку — господи помилуй — водка «Скай».

— Думаю, мне лучше воздержаться.

Я оглядела гудящую вокруг вечеринку. Сюда, как обычно, сбежалась масса народу; вряд ли музыканты знали хотя бы половину присутствующих. Я сочла это платой за популярность. И, как обычно, море разливанное алкоголя и наркотиков для всех желающих — разве только кому-нибудь не потребуется сок лайма. Я снова обратилась к Мину:

— Ты Алека не видел?

— Нет. Сказал, что будет. Надеюсь, скоро появится.

Мин непрерывно двигался, не в состоянии удержаться на месте, и я задумалась, сколько же народу подсадил Алек. По крайней мере, все участники группы отличались одинаковой безумной неугомонностью.

Большую половину дня я провела, составляя планы на вечер и обдумывая, как выудить у Алека информацию, а возможно, и наркотики. Наконец, когда до вечеринки оставалось всего ничего, я посчитала, что продуманы все варианты. Вряд ли Алек обладает выдающимся преступным интеллектом. Если я хочу от него чего-нибудь добиться, вполне достаточно разумно распределить закрытые одеждой и обнаженные участки тела.

Памятуя об этом, я надела очередное маленькое платье. Такие же глубокий вырез, тесемочки и короткая юбочка, как у того, в котором я была на концерте. В отличие от того — хлопкового, типа сарафана, — это было шелковым и больше походило на ночную рубашку. Сочная изумрудная зелень гармонировала с моими зелеными глазами. В этом я убедилась, усилив цвет и того и другого.

«Наконец-то», — пробормотала я, заметив в толпе голубые пряди в шевелюре Алека. Он тоже увидел меня, и я помахала ему, отчего на лице его вспыхнула самодовольная ухмылка.

— Привет, — сказал он, оглядев меня с головы до пят. — Круто.

— Наконец ты явился, — проворчал Мин, потягивая пиво.

Они поздоровались, пихая друг друга плечами в причудливом подростковом ритуале. Затем Мин продемонстрировал бутылку шнапса «Тропическое суаре с лаймом»:

— Эй, смотри, что я нашел. Сгодится?

— Конечно. Все, что угодно, — согласилась я.

Прежде чем обрабатывать Алека, нужно, чтобы он расслабился. Если это включает в себя употребление этого богомерзкого пойла, что ж, я готова пойти на риск. Мин протянул мне пластиковый стаканчик, наполненный ядовито-зеленой жидкостью, и мы с Алеком затерялись в толпе.

— Ты разрешила Мину поэкспериментировать на себе? — спросил он, показывая на стаканчик.

Вдохновенный выпад.

— Он весь вечер на мне экспериментирует, — рассмеялась я немного громче, чем положено, и ухватилась за его плечо.

Незачем Алеку знать, что это моя первая доза.

— И еще ни одна приготовленная им смесь не выглядела так мерзко.

Он ухмыльнулся и как бы невзначай обнял меня за талию.

— Я тебе говорил, что ты отлично выглядишь?

— Да, что-то такое я слышала.

Лизнув содержимое стаканчика, я ничего, кроме сахара, не обнаружила. Нерешительно поднеся стаканчик к губам, я сделала глоток. Ну и пойло. Смесь растворимого напитка с зубным эликсиром. К счастью, у меня не слишком развит рвотный рефлекс, так что я ухитрилась проглотить эту отраву.

Алек отвесил мне еще несколько комплиментов, а затем я перевела разговор в гарантированно увлекательное русло: на него самого. Это сработало. Через несколько минут я обнаружила, что тема еще более ограничена, чем я подозревала. Он желал говорить только о своей группе:

— Да, так вот, мы решили, что пора выбираться за пределы Сиэтла и покорять другие большие города в округе. Знаешь, типа Портленда и Ванкувера. Если у нас появятся фанаты на Северо-Западе, мы сможем окучить все Западное побережье, представляешь? А папаша Кори знаком с одним парнем, который знаком с кем-то в звукозаписывающей фирме, и он собирается послать ему обзор, тот, из «Сиэтл тайме»…

Я внимала ему, то и дело кивая и угукая. Надо сказать, я действительно была заинтересована в успехе «Ночного доступа». Я верила в них и в их способности. Но только не сегодня. Сегодня я занята другим.

— Знаешь, — вдруг ни с того ни с сего заявил он, — я не думаю, что нравлюсь тебе.

Да-а. Ценное наблюдение. Я улыбнулась:

— Прости. Вокруг так много подонков, что пока я не узнаю парня поближе, всегда подпускаю немного стервозности. Но вся группа просто молится на тебя, а им-то я доверяю. Кроме того, — наклонившись поближе, я понизила голос до страстного мурлыканья, — теперь я тебя узнала, и ты мне определенно нравишься.

К моему изумлению, Алек резко отпрянул. Насколько это было неожиданно? Еще более странно, что в его глазах я видела явную заинтересованность, но только в глазах. Все остальное о чем-то тревожилось. Видимо, удивление отразилось на моем лице — мгновение спустя он рассмеялся, как будто ничего не случилось, и вновь подхватил меня за талию.

— На самом деле я бы не слишком доверял этим парням, но что ж, раз они тебя убедили, то ладно.

Я заставила себя улыбнуться, делая вид, что не заметила его странной реакции. Мы снова принялись болтать, и я позволила ему самому выбирать темы для разговора. Когда он перешел к скейтбордингу и преимуществам одной марки досок перед другими, я подумала, что Даг сильно недооценивает пределы моей любви к нему. Слегка заскучав, я навалилась на Алека и, не подумав, хватанула из стаканчика.

— Сукин сын! — выругалась я, ощутив во рту вкус этого пойла.

— Что?

— Это. — Я поставила стаканчик на расшатанный журнальный столик, расплескав зеленую жидкость. — Просто ужас.

Я решила, что теперь мой выход:

— Господи, что за мерзкая выдалась неделя. — Прижавшись к Алеку, я стала поглаживать его по спине. — Хорошо хоть выбралась на эту вечеринку. Вы, ребята, тоже должны быть слегка повернутыми, чтобы все это затеять.

Он вроде был рад моей близости, однако так и не шевельнул рукой, лежащей у меня на талии.

— Мы знаем, когда работать, а когда развлекаться. — Он произнес это со смехотворной напыщенностью, снова пытаясь казаться мудрым не по годам.

— Развлекаться и мне по душе, — осклабилась я, — люблю поиграть…

Как и раньше, выражение его глаз говорило, что поиграть он хочет — особенно в доктора. Однако язык его тела этому противоречил. Почему-то он себя сдерживал, что никак не соответствовало образу распутного распространителя наркотиков. Однако он продолжал улыбаться, хотя и весь напрягся.

— И как же ты хочешь поиграть?

— Ну уж не с этим, — показала я на отвергнутый стаканчик и устремила на него взгляд самки, одновременно невинный и соблазняющий. — Может, у тебя есть что-нибудь… покруче?

На лице его расцвела довольная улыбка, в которой — если я не ошибалась — явственно читалось облегчение.

— Может, и есть.

Я слегка пихнула его и обняла за шею:

— Знаю, что есть. Я же видела, как ты давал Дагу. Вы, парни, сидите на чем-то кайфовом, а делиться не собираетесь. Вот я, к примеру… я всегда рада… поделиться…

На него по-прежнему никак не действовали ни мои чары, ни сверхсовершенные линии моего тела, зато остальное возбудило интерес.

— Кое-что у меня есть, — сказал он, настороженно озираясь. — Пойдем поговорим в спальне.

А! Это уже что-то. Вслед за ним я прошла в маленькую захламленную спальню, каким-то чудом еще не занятую. Я села на неубранную кровать, положив ногу на ногу, что на языке моего тела означало максимальную открытость и расслабленность:

— Прямо сейчас позабавимся?

Он ответил вопросом на вопрос:

— Уверена, что осилишь? Это тяжелая дрянь.

Я подняла брови:

— Малыш, я осилю любую тяжесть, которую ты сможешь мне предложить.

Он полез в карман куртки, сел рядом со мной на кровать и вытащил маленький пластиковый пакетик, гораздо меньше того, в котором Риз держал марихуану. В полумраке я разглядела крохотные блестящие кристаллы. Почти как красный сахар.

Понизив голос, он сказал:

— Это то, чего ты ждала всю свою жизнь. Эта вещь изменит твой мир. Сделает тебя тем, кем ты родилась на свет.

Я потеряла дар речи, но не от его мелодраматического пролога. Дело было в кристаллах. В такой близости от них я их… ну, ощутила. У них была аура почти такая же, как излучения бессмертных. Только эта аура была не слишком приятной. Как-то странно я их ощущала. Они будто испускали маленькие ударные волны. У меня от них мурашки побежали по коже. Но самое странное заключалось в том, что я чувствовала их прежде. Один раз с Дагом, другой — со всей группой.

Я надеялась, что Алек сочтет мой хмурый вид за неуверенность.

— Что это?

Он расплылся в озорной улыбке:

— Магическое зелье, Джорджина.

Я улыбнулась в ответ, не видя нужды изображать замешательство:

— Я в магию не верю.

— О, после этого поверишь.

Он вдавил мне в ладонь пакетик, и я едва сдержала пронзительный крик. Мне совсем не понравилось прикосновение этих кристаллов.

— Пойди возьми себе что-нибудь выпить и кинь их туда. Размешай и выпей — постарайся залпом. И вскоре почувствуешь приход.

— А как они действуют?

— Хорошо. Тебе понравится. — Он погладил меня по голове. — Ну же, не могу дождаться посмотреть, как они на тебя подействуют.

Как подействуют? Это мне не совсем понравилось. В конце концов, это может оказаться совсем не та дрянь, что у Дага. Может, он подсунул мне наркотик, лишающий воли, ради изнасилования. Конечно, глядя, как я прикидываюсь готовой на все, он должен бы сообразить, что такие крайности вовсе необязательны. Я выбросила из головы тревожные мысли.

— И что я тебе за это должна?

Страстная хрипотца в моем голосе ясно говорила, чем именно я готова заплатить.

— Ничего. Это подарок.

— Ничего?

Я провела рукой по его ляжке. Поверьте, я вовсе не хотела спать с этим парнем, но нужно было добиться его благосклонности, чтобы выяснить, какую дрянь он распространяет. И ладно, да, я хотела посмотреть, как он будет страдать от недостатка энергии.

— Ты уверен?

Я скользнула поближе к нему и мягко пихнула в постель. Он выпучил глаза, когда я легла рядом и принялась тереться губами о его шею. Потом приблизила губы к его губам и осыпала легкими поцелуями кожу вокруг его рта.

— Ты действительно уверен? — понизив голос, переспросила я.

Дыхание его участилось, он провел рукой по моему бедру и двинулся дальше, к обнаженной части ноги. Он выглядел немного испуганным и облизывал губы в предвкушении. Мой язык заплясал на них, прежде чем сделать робкую попытку проникнуть внутрь. Он подавил стон, а затем оттолкнул меня.

— Нет… я… нет. Нет. — Он сел, весь дрожа. — Не сейчас.

Я тоже села одним плавным грациозным движением. Отбросив волосы за плечо, я одарила его томной улыбкой:

— Ну же, я хочу.

— Я не могу… но, может быть… может быть, попозже у нас что-нибудь получится.

В выражении его лица, где мешались отвращение и страсть, мне почудилось облегчение. Приятно убедиться, что мои чары еще срабатывают и он не остался равнодушен. Может, он просто из тех типов, что сначала налетают как петухи, а как доходит до дела, начинают кочевряжиться. Учтем. Мир не перевернется из-за того, что я с ним не переспала, и, будем надеяться, вторая серия нам и вовсе не понадобится.

— Сюда.

Придя в себя, Алек протянул мне свое пиво.

— А?

— Давай, попробуй. Можешь размешать их здесь.

Я опустила взгляд на сверкающие красные гранулы. Они светились чуть ли не сами по себе. Мои бессмертные чувства терзало странное ощущение. Ни при каких обстоятельствах я не собиралась глотать содержимое этого пакетика. Я покачала головой.

— Я не могу прямо сейчас. Мне надо еще на одну вечеринку. Обещала приятелю. Потом попробую, ладно?

Его, казалось, это совсем не обрадовало.

— Я думал, ты попробуешь прямо сейчас.

— Какая разница, сейчас или потом.

— Ничего, наверное… только, слушай, никому об этом не говори, ладно? У меня не так много этого добра. Если пойдет слушок, всем сразу захочется. Пока я даю пробовать только избранным.

— И я избранная?

Алек окинул меня долгим пытливым взглядом, оценивая, идет ли мне шелк, иду ли я шелку. И снова в глазах его блеснули восхищение и желание, но на мою манящую улыбку он не ответил.

— Очень избранная.

Вскоре я ухитрилась смыться, но не раньше, чем Алек опять предупредил меня никому не показывать кристаллы. А еще настоятельно просил сообщить, какое они на меня произвели впечатление.

— Вторая доза даже лучше, — пообещал он.

Выйдя наконец в вечернюю прохладу, я вздохнула с облегчением. По дороге к машине я сунула кристаллы в сумочку, все так же ощущая, как они отзываются во мне мурашками по всему телу. Кристаллы были сверхъестественны — это совершенно очевидно. Ясно, что мне следует отдать их кому-то, способному определить их природу. Но это немного подождет, поскольку уже прошло время, когда я обещала позвонить Сету. К счастью, я обнаружила, что, заключенный в сумочку, пакетик на меня не действует. Уже лучше.

— Ты где? — спросила я Сета, позвонив ему на мобильный.

— У Терри с Андреа. Хочешь зайти?

Приглашение провести вечер с его семьей прозвучало освежающе после низкопробного похабства Алека и всей этой вечеринки. Действительно, в сравнении со всеми остальными непонятными обстоятельствами моей жизни, это было просто замечательно.

Когда я добралась до места, в дверях меня приветствовала пара одинаковых блондинок, и обе, увидев меня, восторженно сложили губы трубочкой.

Мгновение спустя за спинами своих маленьких сестер показалась Бренди:

— Ой, Джорджина, какое у тебя красивое платье!

Она отпихнула с дороги благоговейно застывших близнецов. Войдя в дом Мортенсенов, я застала там совершеннейший хаос. Повсюду валялись куски прозрачного полиэтилена. Стены облеплены клейкой лентой. Почти всю мебель вытащили из гостиной и грудой свалили в коридоре. Та, что осталась, была туго завернута в полиэтилен. Освободившееся пространство завалено ведрами с краской, малярными лотками и кистями, причем все вокруг, включая людей, было забрызгано желтой краской.

— Джорджина! — ринувшись ко мне, завопила восьмилетняя Кендалл.

Ее мать, войдя в комнату, тут же подскочила, чтобы удержать дочь.

— Не трогай ее! — воскликнула Андрея, валясь на пол. — Только не это платье.

Я засмеялась, желая заключить в объятия каждую девочку, и черт с ним, с этим платьем.

— Сет, — возвысил голос Терри, стоящий на стремянке, — почему ты не сказал ей, что здесь зона боевых действий?

Братья Мортенсен постоянно меня забавляли. Хотя Терри был младшим, его всегда выводила из себя несобранность Сета, и он частенько пытался вернуть брата к реальности.

Сет, поджав ноги, сидел на полу, а на коленях у него пряталась Кейла, младшая дочь Мортенсенов. Как и остальные, он весь был заляпан краской, не исключая футболку с надписью «Писатели делают это за своими письменными столами». Безмятежный, как буддийский монах, он смущенно мне улыбнулся:

— Просто потому, что здесь всегда зона боевых действий.

— Ладно, уведи ее отсюда в какое-нибудь более приличное место, — сказал Терри. — Нечего ее в это втягивать.

На это немедленно последовал возмущенный крик девочек.

— Я не прочь остаться, — успокоила я их. — И хотела бы помочь.

Андреа встала, одной рукой все еще удерживая дочь:

— Тогда нам надо найти для тебя какую-нибудь одежду. Пойдем посмотрим что-нибудь подходящее.

Она отпустила Кендалл. Малышка сделала шаг мне навстречу, но не дотронулась:

— Ты как будто дама из каталога «Виктория Сикрет».

— Это мое любимое чтение, — торжественно заявила я.

— Папино тоже.

Ее мать застонала и по загроможденному мебелью коридору повела меня в свою спальню. Спальня Терри и Андреа не имела ничего общего со спальней Дейны. Прежде всего, в ней царил беспорядок: кровать была не застелена, на полу груды белья. Цветовое решение и элементы оформления тоже были куда меньше согласованы, указывая на то, что все это добавлялось одно к другому не один год, не объединенное предварительно холодным глазом дизайнера. Стены и комоды были увешаны рисунками девочек, на свободных местах лежали безделушки, книги и мелочь. И все же, несмотря на хаос, чувствовалось, что комната наполнена любовью, а люди, в ней обитающие, счастливы и живут друг с другом в ладу. Это придавало теплоту и уют, в отличие от стерильности и определенности, царивших в спальне Дейны. Здесь я чувствовала себя хорошо и жалела, что у меня с кем-нибудь нет ничего такого, а еще испытывала почти неловкость от вторжения в столь интимную обстановку. Ощущение, будто подслушиваешь.

— А, вот мы где, — пробормотала Андреа, копаясь в ящиках комода.

Она протянула мне какую-то одежду. Я сбросила платье и примерила ее. Хотя у Андреа фантастическая для матери пятерых дочерей фигура, она все же повыше и поплотнее, чем я, так что одежда была мне длинновата и свободно болталась. Посмотрев, она заменила джинсы на полукомбинезон. Брюки пришлось подвернуть, но зато он держался на лямках. Я стянула волосы в хвост и теперь была готова идти.

Увидев меня, Сет рассмеялся.

— Эй, — воскликнула я и пнула его, — будь поскромнее.

— Кажется, я впервые вижу тебя не столь… — Он помолчал, подбирая нужное слово. — Тщательно продуманной.

— Вот как, оказывается, златоуст ты наш романтический. Значит, так я обычно выгляжу? Другие женщины сексуальны, или элегантны, или прекрасны. А я? Всю дорогу тщательно продуманна.

— Ты знаешь, что я имею в виду. Кроме того, непродуманность вовсе тебя не портит. Совершенно не портит.

Он говорил восхитительно низким грозным голосом, и, когда наши глаза встретились, между нами пробежала искра.

— Вы, ребята, флиртуйте в свободное время, — сказал Терри, протягивая мне малярный валик и лоток. — В данный момент вы работаете на нас. Как думаешь, одолеешь эту часть стены?

— Конечно. — Я бросила взгляд на Сета, основной работой которого по-прежнему было удерживать Кейлу, — А почему ты не красишь?

— Потому что он не допущен, — ответила Бренди, ловко орудующая кистью вокруг дверного проема.

— У дяди Сета отвязанность, — объяснила Кендалл.

— Обязанность, — поправила ее мать. — Все шансы за то, что ты должна быть лучшим маляром, чем он. Вернее так: это утверждают законы вселенной.

— Конечно она. Она во всем хороша. — Сет наблюдал, как я обрабатываю ровную гладкую поверхность. — Видишь?

Крася с Мортенсенами, я проводила чрезвычайно нормальный и чрезвычайно приятный вечер. Они такие забавные и такие симпатичные, что невозможно их не полюбить. Работая с ними бок о бок, я чувствовала, что и в самом деле становилась почти своей. Как будто это моя семья. Они включали меня во все свои дела и разговаривали так, будто у нас с Сетом дело решенное, подразумевая, что я буду у них не только на День благодарения, но и на Рождество, и целый букет других совместных дел.

Простая, случайно задевшая меня любовь наполняла счастьем, но и печалью. Я никогда не смогу вполне ужиться с какой-либо смертной семьей, даже если эти непонятные отношения с Сетом продлятся достаточно долго.

Отпихивая прикрытую пластиком коробку, я поймала чей-то взгляд изнутри. Подняв пластик, я улыбнулась, увидев окантованную свадебную фотографию Терри и Андреа, где нашлось место и для гораздо более молодого Сета.

— Посмотри на себя, — поддразнила я его. — Тогда ты имел обыкновение бриться.

Он потер щетину на подбородке:

— Я и сейчас бреюсь.

— Так это тот самый случай, который Сет так позорно чуть не пропустил?

— Да, — печально произнес Терри. — Очевидно, закончить «Жар таланта» было делом поважнее, чем засвидетельствовать мое бракосочетание.

— О, это действительно хороший роман, — беспристрастно заметила я.

Я была не вполне уверена, что настолько хороший, чтобы пропустить свадьбу, но все же один из моих любимых. Возможно, он стоил этой жертвы.

— А кто этот парень рядом с вами?

— Другой наш брат. Иен.

— Еще один Мортенсен? Да вас много, ребята.

— И не говори, — сказал Терри. — Иен у нас паршивая овца.

— Я думал, паршивая овца я, — чуть ли не обидевшись, возразил Сет.

— Нет. Ты рассеянная артистическая натура. Я — положительный тип. А Иен — необузданный гедонист.

— Что такое гедонист? — спросила Кендалл.

Ее отец задумался.

— Это когда ты покупаешь по кредитным картам то, что не можешь оплатить, меняешь кучу работ и имеешь кучу… знакомых дам.

— Хороший эвфемизм, папа, — округлила глаза Бренди.

Я восхищенно подумала, что только в семье Мортенсенов четырнадцатилетние употребляют слово «эвфемизм».

Андреа подошла к портрету и залюбовалась собой молодой. На фотографии на ней было кружевное платье с длинными рукавами, оставлявшее плечи обнаженными.

— Ах, было же время, — вздохнула она. — До того, как беременность изуродовала мое тело.

— Ну, это было не только до беременности, — многозначительно заметил ее муж.

Она бросила на него угрожающий взгляд. Бренди застонала.

Сет спрятал улыбку и сменил тему разговора:

— Там в церкви был ужасный ковер. Бордовый, с грубым ворсом. — Он покачал головой. — Наверное, я предпочту жениться на улице.

— Боже мой, — с притворным ужасом воскликнул Терри. — Не могу поверить, что ты хотя бы допускаешь возможность женитьбы. Я думал, ты женат на своей литературе.

— Ну, у меня никогда не было предубеждений против полигамии.

— Что за полигамия? — выпучила глаза Кендалл.

Потом, когда с гостиной было покончено, мы с Сетом начали уборку, пока Терри и Андреа укладывали потомство. Девочки сопротивлялись, цеплялись за меня и Сета, требуя договорить и желая увидеть нас завтра.

— Мои племянницы думают, что ты рок-звезда, — заметил он, когда мы мыли на кухне кисти. — Кажется, они любят тебя больше, чем меня.

— Разве от меня невозможно оторвать Кейлу? Кстати, она когда-нибудь говорит?

— Бывает. Обычно когда чего-нибудь добивается — конфеты или каких-нибудь мелких предметов, которыми может подавиться.

Мы молча продолжали мыть кисти, пока я не заговорила на тему, засевшую у меня в голове с тех пор, как он упомянул ее.

— Свадьба на улице, да?

Мысль о женитьбе Сета доставляла мне какое-то извращенное удовольствие. Потому что, с одной стороны, я ведь женщина, а для женщин свадьба — это очень важное и приятное событие; а с другой стороны, я суккуб, и мне уж точно не стать его невестой. К тому же мое смертное супружество оказалось не слишком удачным. Я изменяла мужу, я довела его до депрессии — хотя тогда и слова такого еще не знали, — и в конце концов я продала душу и присоединилась к сонмам адова воинства. Все это не слишком способствовало матримониальным успехам.

Сет скосил на меня удивленный взгляд:

— Да.

— Не слышала, чтобы какому-нибудь парню приходила в голову подобная идея.

— Иногда это с нами случается.

— Ты разработал и другие детали? Или просто праздник любви на свежем воздухе?

Он задумался, и мы вернулись в гостиную. На его лице появилось сосредоточенное выражение, как всегда, когда он сочинял очередную строчку или намеревался сказать что-нибудь умное.

— Я хочу хороший банкет, — наконец сообщил он. — Не такой, знаешь, дешевый, с холодной нарезкой. И никаких бантиков на стульях и прочей мишуры. Ненавижу.

— Ого! Похоже, ты все обдумал.

Я начала отдирать от стен липкую ленту, а он, стоя на коленях, собирал с пола оставшиеся кисти.

— И еще я хочу, чтобы моя невеста надела туфли с открытыми мысками.

— Почему с открытыми?

Он поднял на меня изумленный взгляд:

— Потому что пальцы сексуальны.

Я взглянула на свою голую ногу. Пальчики были маленькие и симпатичные, ногти выкрашены бледно-лиловым лаком. У Андреа не нашлось обуви моего размера.

Я одарила его лукавой улыбкой:

— Такие, как эти?

Он отвернулся и продолжил работу. Бросив липучку, я подошла к нему, стараясь не расхохотаться:

— Объяснитесь, Сет Мортенсен, вы фетишист?

— Это не фетишизм, — невозмутимо ответил он. — Просто высокая оценка.

Теперь я рассмеялась:

— Да ну? — Я пощекотала его пальцами ноги. — Ты высоко ценишь эти пальцы?

— Я все в тебе высоко ценю — даже твой норов.

Присев рядом, я положила руку ему на плечо:

— Подумать только! Все это время я гарцевала вокруг тебя в блузках с глубоким вырезом и без нижнего белья, страшась твоего непоколебимого сопротивления, когда на самом деле пальчики ног…

— Без белья? — перебил он. — Подожди. А сейчас?

— Рот на замок. Тебе придется выяснять старомодным способом. Рассказывать не собираюсь.

— О-о, — предостерегающе протянул он, — у нас есть способы развязать вам язык.

— Например?

Неожиданно стремительным движением Сет вскочил и перекатил меня на спину. Одной рукой он прижал меня к полу, а второй занес надо мной влажную от краски кисть.

— Эй! — взвизгнула я. — Это не сексуально. Это даже не круто.

На самом деле это было сексуально именно в такой степени, в какой и должно быть. Он сделал вид, будто вонзает в меня кисть, и, хотя не завершил удар, меня всю передернуло.

— Что такое? — дразнил меня он. — Тебе же не страшны раны.

— Ох! Ты извращенный подонок.

Его губы скривились в порочной ухмылке, и он слегка мазнул кистью по моей щеке. А потом оставил такой же след на другой щеке.

— Готова к бою, — объявил он и немного расслабился.

Я тут же воспользовалась ситуацией и с победным криком высвободилась и перевернула его. Теперь я нависала над ним, одной рукой упершись ему в грудь, другой держа его руку.

— С каждым днем я узнаю о тебе все больше, — заметила я, склонившись к нему. — И вижу темную твою сторону.

Мой конский хвост распустился, и теперь волосы спадали, образуя нечто вроде полога вокруг его лица.

— Тебя это тревожит?

— Как-то даже нравится, если честно.

Я исполнила «поцелуй украдкой» — так мы называли эдакий не слишком глубокий поцелуй, не пробуждающий суккубовского естества. Едва сдержавшись, я просто прижималась к нему губами. Одной рукой Сет обнял меня за спину, другой перебирал волосы. На лице его играла ленивая, довольная улыбка.

— Хочешь, пойдем что-нибудь перехватим?

— Что ты имеешь в виду?

— Все. При условии, что общество найдет это съедобным.

Улыбнувшись, я снова его поцеловала, только на этот раз не озаботилась тем, чтобы поцелуй был действительно «украдкой». В нужный момент я не остановилась, а, наоборот, смелее проникла языком между его губ. Удивительно, что это неблагоразумие резко прекратил не начавшийся переход энергии, а сам Сет.

— Фетида, — предостерег он, отстраняя меня — не грубо, но и не слишком деликатно.

Я уставилась на него, внезапно лишившись рассудка. Я хотела целовать его еще и еще. Забыв, к чертям, о своей суккубовской сущности.

И виной тому не только влечение, или наша схватка, или замечания по поводу пальцев и нижнего белья. Так подействовал весь этот вечер. Из-за того, что я как бы стала частью семьи. Из-за разговоров о свадьбе, которой никогда не бывать. Меня вдруг захлестнули переживания. Радость и счастье быть рядом с ним. Сознание, что он любит меня такой, какая я есть. Теплое умиротворение, само собой возникавшее в его присутствии. Но конечно, не все чувства были светлыми. Ярость оттого, что наши отношения не допускают полного слияния. Отчаяние оттого, что он не бессмертен. Ревность оттого, что я никогда не стану его невестой. Что там сказал Джером? Что я лишаю Сета всех нормальных проявлений жизни? А я? Ведь я даже простым поцелуем не имею права выразить все эти переживания.

— Фетида, — повторил он, вглядываясь в мое лицо, на котором наверняка было совершенно безумное выражение. — Давай же. Ты сильнее этого.

Он говорил печально и сочувственно, но вместе с тем твердо и покровительственно. Его слова выхватили меня из водоворота эмоций, вдруг заставив почувствовать свое, ну, недостаточное ему соответствие.

Вернувшийся в гостиную Терри изумился, увидев меня сидящей верхом на его брате.

— А вам, ребята, в постель не пора?

Мы с Сетом обменялись горькими понимающими улыбками.

— Если бы, — сказала я.

Когда все было убрано, мы отправились на поиски очень позднего обеда. Мы были спокойны, никто не упоминал о том, что случилось. Наверное, он сознавал, что мне тяжелее, чем ему, и хотел как-нибудь меня утешить. Но очевидно, в голову ничего не приходило, поэтому мы не разговаривали до тех пор, пока не вернулись к дому Терри за своими машинами.

— Джорджина, — вдруг нерешительно произнес он, когда мы стояли у моего автомобиля. — Я должен кое-что знать.

Я устало взглянула на него, испугавшись серьезного тона. Я больше не хотела сегодня тяжелых вопросов.

— Что? — вздохнула я.

Мгновение он изучал меня.

— Ну… так есть на тебе сейчас нижнее белье?

Я отпрянула, изумленно моргая. Потом я заметила, с каким трудом он сохраняет невозмутимость. Как забавно. Сет пытался ободрить меня так же бестолково, как сделала бы и я. Тугой комок в груди рассосался.

— Да, — улыбнулась я.

— О, — сказал он с облегчением, видя, что я расслабилась, но разочарованный ответом.

— Но знаешь, в чем истинная прелесть перевоплощения?

— В чем?

— Его уже нет.