Мы как вкопанные застыли в спальне, боясь даже дышать. Внизу хлопнула дверь, послышались шаги по дорогому паркету. Донеслись еле слышные голоса, но слов было не разобрать.
— Что же делать? — прошептала я.
Мы, конечно, были невидимы, но я все-таки совершенно не хотела шастать по дому при хозяевах. Да и выйти незамеченными будет проблематично.
Бастьен нахмурился, прислушиваясь.
— Это мужские голоса. Не Дейна. Пойдем. Он схватил меня за локоть, и мы прокрались в коридор, где было лучше слышно.
— Ты уверен, что они не вернутся? — спросил встревоженный голос.
— Ну. Они не вернутся до… не раньше полуночи.
— Здорово.
Бастьен ухмыльнулся и выдохнул:
— Риз.
Риз. Сын. Сын, который должен быть в доме у приятеля на другом конце улицы. Это гораздо лучше, чем Дейна, но все же беспокойство осталось. Я бросила на Бастьена вопросительный взгляд.
«Что он здесь делает?» — беззвучно шевеля губами, спросила я.
Бастьен пожал плечами и знаком показал мне следовать за ним к лестнице.
Риз и его приятель производили достаточно шума, чтобы заглушить наши шаги.
До сих пор я толком не видела Риза, и во мне взыграло любопытство. Я ожидала, что это будет аккуратный почтительный мальчик на манер тех, кто прислуживает в алтаре, но он оказался совершенно обычным — угрюмый тип в футболке. От матери ему достались черные волосы и голубые глаза, от отца — неказистые черты лица. Его длинноволосый приятель носил потрепанную армейскую куртку с джинсами.
— Где мы будем? — спросил приятель.
Риз огляделся:
— Снаружи. Иначе они потом унюхают.
— Ладно. Но свернем здесь.
Они расположились у кухонного стола. Риз достал жестянку с сигаретными гильзами и пакет с таким количеством марихуаны, что хватило бы неделю укуривать до одурения семью из пяти человек.
Приятель умело скрутил огромный косяк, и ребята вышли за дверь. Мы с Бастьеном обменялись взглядами, едва сдерживая истерический смех. Потом прошли в темную гостиную и встали у окна понаблюдать за мальчишками во дворе. Не желая привлекать внимание соседей, они погасили все внешние фонари. Только вспыхивал оранжевый огонек косяка, когда они затягивались, передавая его друг другу.
— О господи, — выдохнула я. — Это оправдывает наше вторжение.
— Возможно, нам удастся использовать это против нее, — задумчиво произнес Бастьен.
— Что? Ну вот еще. Он же просто ребенок. Незачем тянуть его вместе с ней. Вдобавок, будь у меня такие родители, я б и вовсе сторчалась.
По лицу Бастьена промелькнула тень сомнения, но затем он все же коротко кивнул:
— Ладно. Ты права. Пусть так. Хочешь покончить со спальней и валить отсюда? Вряд ли они сейчас хоть что-нибудь вокруг замечают.
Мы вернулись, все еще надеясь обнаружить какое-нибудь компрометирующее фото или хотя бы клочок бумаги. Увы, ничего.
Оставив Риза и его приятеля в покое, мы вышли через парадный вход. Добравшись до Бастьена, расположились в его безукоризненной гостиной. Мы потерпели поражение.
— Итак, все бесполезно, — сказала я.
— Не совсем. — Бастьен вытащил из кармана и бросил мне пластиковый пакет Риза.
Я поймала его и выпрямилась в кресле:
— Господи боже мой! Ты стянул кайф у бедного ребенка?
— Не надо было разбрасывать где попало. Я взвесила пакет в руке.
— Для таких, как ты, существует особая преисподняя.
— Да, у меня там забронирована квартирка. Кроме того, это для его же блага. Сама знаешь, от марихуаны прямой путь к тяжелым наркотикам.
— Просто поверить не могу. Ты не подумал, что они заметят пропажу?
— Ерунда. Когда они вернутся, будут так хороши, что ни за что не вспомнят, где оставили его. Теперь неделю будут обвинять друг друга.
Я покачала головой:
— Я уже тебе говорила, но для меня это действительно новая степень падения. Я… я так возмущена, что даже не знаю, что делать.
— Я знаю.
Через час мы сидели на полу, безостановочно хихикая непонятно по какому поводу. Бастьен передал мне косяк, я затянулась, блаженно выдохнула дым и вернула самокрутку.
— Я не говорю, что Моника не была сукой, — разглагольствовал он, — но ты должна признать: она умела обделывать дела.
Я откинулась на диван, зарывшись головой в подушки.
— Да, но… она была… понимаешь ли, дурой набитой. Никакой творческой жилки. Наша работа — это не просто секс. Должна же быть… гордость какая-то… надо гордиться своей работой.
Он затянулся и вернул мне косяк.
— О, ты уж мне поверь, она испытывала гордость за свою работу. Загоняла меня, как жеребца.
Он помолчал и зашелся в очередном приступе смеха:
— Она полностью меня удовлетворила.
Я выпрямилась:
— Ты что, спал с ней?
— Конечно, почему нет?
Я ткнула его ногой:
— Долбаный ты потаскун.
— Чья бы кобыла мычала.
— Корова. Мычат коровы. Употребляй метафоры как положено.
— Это была не метафора. Это была, ну… как это?.. — Моргая, он уставился в пространство. — Такая вещь, которая символизирует другую вещь. Но это не одно и то же. Так примерно.
— Ты подразумеваешь метафору?
— Нет! Это как притча… как… пословица! Вот что это!
— Я почти уверена, что это не пословица. Возможно, это аналогия.
— Сомневаюсь.
— Слушай, я в этом разбираюсь. Я работаю в… ой!
— Что ой?
— Как я попаду домой?
— Ты уходишь? Или это аналогия?
— Я пока не ухожу… Но ты меня привез… а домой отвезти не сможешь.
— Конечно смогу. Я прекрасно себя чувствую.
— Скажешь тоже. Я столько никогда не курила.
Я порылась в сумочке, нашарила мобильный телефон и набрала первый номер в списке. Рядом Бастьен с отсутствующим видом наблюдал за струйкой дыма от косяка и бормотал что-то насчет аналогий.
— Алло, — ответил Сет.
Мы почти не разговаривали с этого нескладного утра.
— Привет, это я.
— Привет.
— Так… мне… ух… нужно одолжение.
— Что-что? Ты все еще там? С тобой все в порядке?
— Да-а… — Я зашлась в приступе неконтролируемого смеха. — Мне так… все в порядке!
— Хм, ладно. Что тебе нужно?
Я помедлила, вспоминая:
— Езда.
— Езда?
Слово «езда» Бастьен сопроводил грубым жестом, и я снова его лягнула. Потом продиктовала адрес пришедшему в замешательство Сету и отсоединилась.
— Идиот! — рявкнула я на Бастьена, хотя, как и он, считала ситуацию очень забавной. И стала приводить себя в порядок.
Тут мы услышали дверной звонок. Мы застыли, вытаращив глаза, паника охватила нас, будто двух подростков, застигнутых за порнографией.
— Вот дерьмо, — сказала я.
— Черт. Твой писатель быстро ездит.
— Это не он, придурок. Не открывай. Они сейчас уйдут.
Он неуклюже поднялся.
— Нет… Я должен посмотреть, кто это… Может, это Джек Дэниэлс… тогда мы выпьем его со льдом…
— Не делай этого! — умоляла я, вдруг испугавшись до смерти, хотя сама не могла понять причины этого ужаса.
Он обратился невидимым и подошел к двери. И тут же отпрянул.
— Это Дейна! Она вернулась раньше. — Он неистово взъерошил аккуратные белокурые волосы Митча. — Что ей надо? Что она здесь делает?
— Может, хочет забрать траву Риза?
— Это мой шанс! Она здесь одна. Я ей нужен. Быстро! — Он дернул меня за руку и потащил к лестнице.
От изумления я вскрикнула.
— Исчезни. Выброси все это.
— Ничего я не выброшу! Кроме того, думаешь, она не заметит, чем пропах весь твой гребаный дом? Господи. Да у тебя зрачки размером с ее старушечьи трусы. Добродетельна она или нет, но уж точно не дура.
— Иди давай! Быстро. И не спускайся.
Ворча, я поднялась на второй этаж, в то время как Бастьен поспешил к двери. Обернувшись невидимой, я уселась на площадке, закинув ногу на ногу, и затянулась. Внизу Бастьен встречал Дейну.
— О, какая приятная неожиданность! — завопил он. — Прошу прощения, что заставил вас ждать… Я был…
Он бестолково замолчал, и я замотала головой. Вот идиот! Трезвый он никогда за словом в карман не лез, но трезвым он бы немедленно заметил всю нелепость своего положения.
— Я был… э-э… занят. Наверху.
— Конечно, — ответила Дейна официально-сухим тоном.
Я решила, что Бастьен просто выдумал эти якобы теплые дружеские отношения, возникающие, когда они остаются наедине.
— Простите за беспокойство, но, кажется, я обронила серьгу, когда приносила печенье.
Я выпрямилась. Печенье? Об этом он не говорил. Может, он все-таки преуспел. Печенье. Я гадала, какое именно. Ореховое? Шоколадное? Может даже, из макадамии с белым шоколадом.
Они с Дейной принялись искать сережку, но безуспешно. Бастьен все время старался делать вид, что он в норме, но Дейна не из тех, кого можно водить за нос. Только не ее, с этими глазами киборга. Черт, можно даже не смотреть. Звуковой дорожки вполне достаточно.
Между тем я никак не могла отвязаться от мыслей об этом долбаном печенье. Неплохо звучит. Очень неплохо… Вдруг мне захотелось его так, как ничего в жизни не хотелось.
— Что ж, — донесся голос Дейны. — Видимо, я потеряла ее где-то еще. Спасибо за поиски.
— Жаль, что ничем не помог.
— Все в порядке. — Она выдержала изящно скроенную паузу. — Это не Табиты сумочка? Она здесь?
Вот дерьмо. Кажется, Бастьен подумал то же самое.
— Э-э… ну, да… но… хм… она прилегла наверху, — заикался он. — У нее голова болит.
— О, какая жалость. Она что-нибудь приняла?
— Хм… да-да.
Я взглянула на косяк. Еще как приняла.
Бастьен с Дейной принялись говорить о чем-то еще, и тогда я решила, что мне просто необходимо это печенье. Я умирала от голода. Судя по звукам, неразлучники направились в гостиную, так что, будучи невидимой, я вполне могла спуститься по лестнице и незаметно забраться на кухню. Поднявшись, я выкинула косяк в туалет и приступила к тайному спуску. Гашиш, в отличие от алкоголя, обычно не слишком влияет на моторику, но вполне может отвлечь тебя от обычных вещей. Таких, например, как смотреть под ноги.
Примерно на третьей ступеньке я поскользнулась.
Я выдала ругательство, достойное пьяного матроса, и пребольно катилась остальную часть пути, заплетаясь ногами и в конце концов приземлившись на задницу у подножия лестницы. Сама не пойму, как я успела обратиться в видимую Табиту, чтобы Бастьен с Дейной не подумали, что в прихожей грохнулся неуклюжий призрак. Мгновение спустя они подбежали ко мне.
— Что случилось? — воскликнул Бастьен.
Похоже, его куда больше расстроила помеха в общении с Дейной, нежели мое плачевное состояние.
— Я… я споткнулась…
Потупив взор, я попыталась устроить левую лодыжку поудобнее. И вся передернулась. Она чертовски болела, но хотя бы шевелилась.
— Ну, раз ничего страшного не произошло, — решительно заявил Бастьен, — ты, конечно, хочешь пойти и…
— Ничего страшного? — недоуменно посмотрела на него Дейна. — Мы должны отнести ее на диван и посмотреть, что случилось.
— О нет, — воспротивилась я при виде кровожадной физиономии Бастьена. — Я… я в порядке… правда…
Но спорить с Дейной было бессмысленно. Она подхватила меня под руку, Бастьен поддержал с другой стороны. Опираясь только на правую ногу, я доковыляла до дивана. Как только я легла, она закатала мне штанину, оголив икру, и осторожными умелыми движениями ощупала лодыжку, внимательно исследовав каждый дюйм. Я по достоинству оценила ее заботливое отношение и очевидные познания в оказании первой помощи, но мысль о том, что эта мерзкая баба касается моей ноги, вызывала отвращение. Кроме того, единственным, чего мне по-настоящему хотелось, были эти печенья. Чтоб ей пусто было, моей лодыжке.
— Кажется, перелома нет, — наконец сообщила она. — К счастью для вас, похоже на простое растяжение. Мы положим лед.
Поскольку Бастьен ничего не делал и помощи не предлагал, она сама отправилась на кухню. Я слышала, как она открывает ящики и морозильник.
— Ты что, нарочно вредишь мне, или как? — прошипел он, едва мы остались вдвоем.
— Я не виновата. Это лестница у тебя не в порядке.
— Задница у меня не в порядке. Единственное, что здесь в порядке, — это твоя способность выбрать самый подходящий момент. Ты даже не представляешь себе, насколько близок я был к успеху.
— Близок? Близок? Простите за банальность, но пекло ближе к замерзанию, чем ты к успеху. Сомневаюсь, что она действительно подходит для пьяного лепета обдолбанного вусмерть парня.
— Я не лепетал. И ей ни за что не врубиться, что я обдолбанный.
— Ну, давай. Заторчи ты еще круче, и…
Я не договорила — Дейна принесла лед. Она преклонила колени у моей ступни и осторожно положила пузырь на поврежденную лодыжку. От внезапной перемены температуры я поморщилась, но сильный холод успокоил болезненную пульсацию.
По-прежнему озабоченная, она все тем же пронизывающим взглядом исследовала ногу ниже колена. Потом осторожными прикосновениями снова принялась ощупывать вокруг лодыжки и нахмурилась:
— Я могла и ошибаться насчет серьезности повреждения. Вам следует держать здесь лед и принять ибупрофен. Если за пару дней не пройдет, следует обратиться к врачу.
— Спасибо, — сказала я, отводя взгляд.
Честно говоря, больше всего меня беспокоило ее выглядящее совершенно искренним беспокойство. Может, мы с самого начала в ней ошибались?
— Что ж, — прошелестел Бастьен, — если Киска Табби в порядке, мы можем выпить кофе на кухне…
— Вы поняли, как это случилось? — не обратив на него внимания, спросила у меня Дейна.
— О… я думаю, просто оступилась… или ступенька с изъяном.
— Думаю, лестница в порядке, — заявил Бастьен. — Табита всегда была неуклюжей, вот и все. В нашей семье это притча во языцех.
Дейна не заметила моего испепеляющего взгляда, обращенного к инкубу, покусившемуся на мою грациозность, так как разглядывала босоножки, стоявшие у двери. Черные босоножки из ремешков и на трехдюймовых каблуках.
— На вас были эти? — Она буравила меня суровым материнским оком. — Мне известно, сколь силен прессинг общественного мнения, заставивший вас решить, будто вам необходим именно этот фасон. Но, разгуливая в подобной обуви целый день, вы подвергаете ноги серьезному риску. Хуже того, они сообщают окружающим, что вы бесстыдны, когда дело касается…
Тут в дверь снова позвонили. Сначала никто из нас не шевельнулся, но в конце концов поднялся Бастьен. В глазах его сквозило недоумение: каких еще неприятностей ждать от этого вечера?
Дейна прервала свою гардеробную лекцию и перешла к медицине:
— Вам действительно следует быть с этим поосторожней. Слишком сильное напряжение может вам очень повредить.
Немного погодя вернулся Бастьен с крайне озадаченным Сетом. Подозреваю, он понятия не имел, кто впустил его в дом. Действительно, его замешательство только возросло, когда он разглядел меня и Дейну. Он явно сомневался, туда ли вообще попал.
— Здравствуй, Сет, — подчеркнуто громко сказала я, — спасибо, что заехал за мной.
Он изумленно уставился на меня, а затем в его глазах мелькнула слабая тень понимания. Я часто при нем перевоплощала одежду, но в другом теле он видел меня впервые.
Дейна выжидающе озиралась.
— Ой! — Из-за гашиша я соображала медленно. — Это… хм… Сет. Сет, Дейна.
— Привет, — сказала она, плавно поднявшись и пожимая ему руку. — Приятно познакомиться.
— М-да. Мне тоже.
По-моему, он бы с радостью сделал ноги, будь у него такая возможность.
— Сет — приятель Табиты, — объяснил Бастьен. — Полагаю, они прямо сейчас хотят отправиться восвояси.
— Я слышала, что вы не замужем. Давно вы встречаетесь? — спросила она, втягивая нас в необязательный разговор.
Никто отвечать не торопился.
— Пару месяцев, — наконец сообщила я, гадая, как на этот раз будет оценена моя добродетель.
— Как мило, — улыбнулась она.
Я снова ощутила эту отвратительную вибрацию, и мне сразу захотелось уйти. Я попыталась сесть, и она подхватила меня сбоку:
— Кто-нибудь, поддержите ее с другой стороны. Так как Бастьен не шевельнулся, ко мне в конце концов устремился Сет. Выполнив указание Дейны, он помог мне встать. Ясно было, однако, что ему не по душе дотрагиваться до меня в этом теле, так что он старался держаться как можно дальше. Из-за этого все его движения казались неуклюжими и неестественными, так что Дейна, несомненно, посчитала нас еще большими придурками, чем прежде.
Они с Сетом помогли мне дойти до машины, за ними, надувшись, следовал Бастьен. Когда я расположилась в пассажирском кресле, Дейна на прощание проинструктировала меня и Сета, как позаботиться о лодыжке.
— Спасибо за помощь, — сказала я.
— Была рада. Просто старайтесь отныне быть поосторожней. — Она взглянула на часы. — Что ж, мне, пожалуй, пора домой.
— Как, вы уже? — воскликнул Бастьен. — Э-э, мне кажется, не стоит торопиться…
— Спасибо, но нет. Билл начнет беспокоиться, что со мной произошло.
Когда Сет выезжал на дорогу, я увидела, как она идет к своему дому. Еще я увидела выражение лица Бастьена. Следующее утро не обещало ничего хорошего.
Мы уже были почти в центре, когда Сет заговорил:
— Ты можешь… э-э… ты умеешь… меняться? Это совершенно невероятно.
— А? — Затуманенным взором я уставилась в окно, завороженная светящейся массой городских огней. — Ой! Да.
Через мгновение я стала знакомой ему Джорджиной Кинкейд.
— Спасибо. Итак, э-э… Я не уверен, что на самом деле жажду узнать, что там произошло…
— Нет. — Я изогнулась, чтобы обследовать заднее сиденье. — На самом деле нет.
— Что ты делаешь?
— У тебя там, сзади, печенье не завалялось?
— Э-э… нет.
Для меня это все уже чересчур. Я вздохнула и откинулась на спинку.
— Я умираю от голода. Вряд ли выдержу еще хоть сколько-то. Уверен, что у тебя здесь нет вообще никакой еды?
Его губы тронуло бледное подобие улыбки:
— Нет. Извини. Хочешь где-нибудь остановиться?
— Да!
Он съехал к забегаловке «Тако Белл» и, услышав мои пожелания, очень удивился. Когда заказ принесли, он молча передал мне пакет с четырьмя мексиканскими пирожками тако, двумя лепешками буррито с бобами и кукурузной лепешкой тостада с мясом, помидорами и фасолью. Я погрузилась в пакет еще прежде, чем машина тронулась с места. Когда мы оказались у меня, он не позволил мне доковылять самостоятельно. Нет, он легко подхватил меня, почти как мог бы О'Нейл в каком-нибудь романе. Не будь я одуревшей от наркотиков и с тако в зубах, это было бы чертовски романтично.
— Думаешь, я совсем ненормальная, да? — спросила я, когда оказалась в собственной постели, а он присел на край.
Сет однажды уже ухаживал за мной после ночи беспробудного пьянства. Рядом с ним я чувствовала себя совершенно безответственной.
— Ну, тостада, кажется, была лишней, но мне случалось видеть и не такое.
— Нет… ты знаешь. Я хочу сказать… — не решалась я начать. — Ну, ты, может, не понял, но это когда курят… такое вещество.
— Да. Это я как бы знаю.
— Ох. Отлично. Прости.
Я варварски вцепилась в лепешку.
— За что ты извиняешься?
— За то, что… ну, что ты такого не вытворяешь.
— Что?
— Не куришь дурь. Не пьешь. Господи, ты избегаешь даже кофеина. Ты не думаешь, что я как бы… не знаю… безнравственна?
— Безнравственна? — Он рассмеялся. — Вряд ли. А тебе не приходило в голову, что и я когда-либо все это пробовал?
Мысль показалась достаточно ошеломляющей, чтобы задуматься. Я даже жрать перестала.
— Ну… я не знаю. Я просто считала, ну… нет. Либо нет, либо с тобой случилась какая-нибудь ужасная история… типа ты напился и врезался в столб или разделся догола в общественном месте, так что теперь держишься подальше от всех этих пороков.
— Это могло плохо кончиться. Будь спокойна, в колледже я предавался массе пороков. Именно поэтому я получил диплом только через шесть лет. Поэтому, а еще потому, что несколько раз менял специализацию. В конце концов я просто решил все бросить. Иначе было нельзя. Чтобы писать, необходима воздержанность, а кроме того, когда я пьян или под кайфом, говорю слишком много глупостей.
— Да-а, — смущенно протянула я, пытаясь вспомнить, что несла сегодня сама, но все было как в тумане. — Так ты думаешь, я как… не знаю… бесстыдная пьянь?
— Нет. Пока ты сама себе не вредишь. — Он настороженно разглядывал лодыжку. — Для меня это не имеет значения. Честно говоря, я люблю тебя еще и потому, что ты так… не знаю. Ты любишь жизнь.
Он отвел глаза, продолжая размышлять вслух:
— Ты бесстрашная. Дерзновенная. Не боишься веселиться. Ты просто идешь и делаешь что хочешь. Мне нравится вихрь, в котором ты существуешь. Я этому завидую. Это действительно забавно.
Он улыбнулся.
— Я всегда думал, что хочу быть с кем-то, неотличимым от меня, но теперь понимаю, что рядом со своей копией умер бы от скуки. Удивительно, что я не надоедаю тебе.
— Ты что, шутишь? — изумилась я. — Да ты самая интересная личность из всех, кого я знаю. Может, только за исключением Хью. Но с другой стороны, он вставляет женщинам силиконовые груди и покупает души. Такую комбинацию побить трудно. Зато он далеко не так привлекателен.
Сет улыбнулся еще шире и стиснул мою руку. Снова воцарилась тишина, но в этот раз она была уютной.
— Спасибо, что спас меня, — медленно заговорила я. — И… ну… я хочу сказать, прости за этот вечер. Прости, что я отключилась.
Лицо его стало серьезным:
— Нет, это ты прости меня. Я должен был…
— Нет, — твердо возразила я. — Не вини себя. Это тоже я. Тоже мой промах. Ведь я же все начала. Надо было просто поговорить с тобой об этом. Особенно после того, как ты испек мне блины. Они-то всяко были хороши.
И я выразительно на него посмотрела.
— Нам больше не следует делать того, что мы делали… в постели… но мы, по крайней мере, смогли остановиться. Это чего-нибудь да стоит.
Я кивнула, смяв пакет из «Тако Белл» и швырнув его в корзину через всю комнату. Гол.
Он смотрел на меня с теплотой и нежностью. Потом вздохнул и погрузился в свои мысли. Видно было, что думы его нелегки.
— Мне бы очень хотелось еще раз попробовать спать вместе, но полагаю… нам лучше от этого воздержаться.
Я повторила его вздох:
— Да. Наверное, так.
Но тут, кое-что вспомнив, я вскинула голову и пристально на него посмотрела:
— Эй, предположим — только не подумай, что я предлагаю, — отдал бы ты часть своей жизни, чтобы спать со мной? Э-э… я хочу сказать… не в прямом смысле слова…
Он громко, отрывисто рассмеялся:
— Фетида, я бы отдал часть своей жизни, чтобы сделать с тобой… всякое.
— Например? — оживилась я.
— Ну… разве не ясно?
Я потянулась к нему. Наверное, я все еще была под кайфом и под действием травки излишне похотлива — а разве в другой реальности мы бы не занялись бурным сексом после бурной размолвки? — но вдруг я отчаянно возжелала услышать, что он хочет сделать со мной.
— Расскажи.
Он покачал головой:
— Не могу. Ты же меня знаешь. — Он прищурился, о чем-то задумавшись. — Впрочем, я мог бы… мог бы это написать для тебя.
— Правда? И на сей раз не в опубликованном рассказе?
— На сей раз нет.
— Мне это нравится.
Должно быть, я вся вспыхнула от предвкушения, потому что он рассмеялся:
— Не сегодня, Фетида. Не сегодня. Думаю, нам обоим нужно поспать.
Как ни была я разочарована, но не могла не признать его правоты. И решила, что если дать ему время, то получится еще лучше. К тому же зачем унывать, когда, похоже, натянутость после вчерашнего казуса совершенно испарилась. Вновь между нами воцарились мир да любовь, и, глядя на него, я ощущала, как захлестывают меня чувства. Мы еще немного поболтали, а потом он легонько поцеловал меня в губы и встал. Я с сожалением смотрела, как он уходит, и хотела, чтобы он остался.
Погружаясь в сон, я наконец потешила себя мыслями о том, что хотела бы сделать с ним сама. Список получался длинный, так что я отрубилась в самом начале.