Голод суккуба

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Посмотрев на хмурые лица собеседников, я сдержала поток глупостей, готовый сорваться с языка, и задала всего один банальный вопрос:

— Что вы имеете в виду?

Картер попытался улыбнуться:

— Боже мой! Я полагал, ты разбираешься в своем ремесле. Особенно в греческой мифологии.

— Ну, амброзия… зовется пищей богов, — медленно размышляла я.

Я выросла в греко-римском обществе, но это вовсе не значит, что я специалист во всех этих историях. Я лишь впитала некоторые в юности. Только впоследствии, когда ученые начали собирать мифы по всем уголкам греческого мира, я узнала, насколько обширна эта мифология.

— Да, — сказал Картер, кивая мне, словно ребенку, отвечающему урок.

Джером безмолвствовал, мрачно поджав губы.

— Что еще тебе известно?

— Амброзия даровала богам бессмертие, — продолжила я. — Правда, я всегда считала, что это какой-то напиток…

Я задумалась. Ведь кристаллы предполагалось растворять в алкоголе… Меня поразила еще одна тревожная мысль:

— Вы хотите сказать, что эта греческая штука сделает Дага и остальных бессмертными?

«Я сейчас просто неодолим. Я бог, крошка».

— Не совсем, — сказал Картер. — И я полагаю, амброзию можно отыскать не только в греческих мифах. В той или иной форме она появляется в легендах почти каждой культуры. В мире короля Артура считалось, что ею наполнен Священный Грааль. Она дарила испившим ее проницательность и просвещенность и давала надежду на умиротворение страны. А еще некоторые полагают, что языки пламени, появившиеся над головами апостолов в Пятидесятницу, были вовсе не пламенем, но скорее видениями, которые они узрели, выпив амброзию. Она даровала апостолам пылкость и харизму, а также способность общаться с людьми всех культур и говорить на разных языках.

— Я знаю множество набожных христиан, включая мою добрую подругу Дейну, которые посчитают это оскорблением.

Джером больше не мог оставаться равнодушным, учитывая, как раздражала его эта тема:

— Представляю, что бы она сказала, услышав, как кто-то утверждает, будто Святое причастие не имеет отношения к крови Христовой, а является реликтом древней церемонии с амброзией. А значит, те, кто участвует сегодня в евхаристии, лишь имитируют древние переживания, приравнивая Святой Дух к опьянению от амброзии.

— Множество людей это выведет из равновесия, — согласилась я.

Мы трое знали, что многие древние ритуалы и верования сейчас лишь ублюдочные подобия настоящих. Многие, но не все.

Картер продолжал все так же благодушно, словно читал лекцию в аудитории:

— Древние индусы называли амброзию «сома» и даже персонифицировали ее как бога с тем же именем. Его присутствие действовало столь же одурманивающе, как и сам напиток, и помрачало разум всех вокруг.

— Сомой еще называлось снадобье для хорошего настроения в «Прекрасном новом мире» Олдоса Хаксли, — вспомнила я.

Я даже не представляла себе, насколько все это распространено. Он кивнул:

— И эти истории — лишь вершина айсберга. Мест, откуда они произошли, намного больше.

Я с удовольствием впитывала информацию. Получить какие-либо существенные разъяснения от этих двоих — все равно что рулить по центру Сиэтла в час пик: медленно, тягостно и чревато столкновениями. И все же, обходительно или нет, они говорили не совсем то, что мне требовалось.

— Да, но вы, ребята, стараетесь употреблять выражения типа «некоторые люди верят» или «ходят слухи, что». Так что же это? Что происходит на самом деле? Есть в этих рассказах какая-то правда?

Серые глаза Картера сверкнули:

— Ах, не пристало мне осквернять таинства. Люди тратят жизни, стараясь постичь божественную истину. Даже суккуб не может быть посвящен во все тайны.

Я окинула его раздраженным взглядом. Вот это уже больше похоже на их обычные манеры.

— Ладно, оставим мифы. Можете наконец сказать что-то об этом веществе? Дает оно людям бессмертие?

Ангел и демон переглянулись.

— Нет, — в унисон сказали они.

— Но оно заставляет чувствовать себя таковым, — добавил Картер.

Я вспомнила безрассудство Дага, его непреодолимую убежденность в своей правоте насчет всего на свете, от исполнения музыки до стриптиза на сцене. У него не было ни страха, ни сомнений, что любые его поступки идеальны.

— Так это вроде стимулятора? Поднимает настроение?

Ангел покачал головой:

— Нет. Это гораздо больше. Амброзия действует как… Думаю, правильней всего сказать, что она усиливает лучшие способности. Она находит то, в чем ты хорош, то, что в тебе сияет. А затем доводит это до, не знаю, божественных высот.

— Ну да, конечно, — выдохнула я.

Так вот почему группа взлетела так стремительно и успешно. Талантливы они были изначально. Амброзия не дала им ничего нового; у них просто десятикратно усилились природные способности. Стократно. А Кейси… математически одаренная Кейси смогла за считанные секунды сосчитать в уме то, для чего большинству людей потребовались бы ручка и бумага. Даже успехи Дага в «Тетрисе» возросли под действием амброзии.

«Не могу дождаться посмотреть, как они на тебя подействуют», — сказал Алек. Интересно, как бы я отреагировала? Какие способности усилились бы у меня? Какими способностями я вообще обладаю? Смешно, конечно, но я действительно могу ошеломить любого парня в постели. Однако такой ответ мне не понравился, в этом я превосходна и без помощи мерзких кристаллов, благодарю покорно. Вдобавок мне была отвратительна мысль, что это мой главный талант. Во мне просто обязано быть нечто большее, нежели сексуальное превосходство.

— Все, кто подсел на эти кристаллы, чувствуют себя ужасно, если снова не примут дозу, — напомнила я Картеру. — Даг, Кейси. А когда они чувствуют себя ужасно, они и ведут себя ужасно.

— Так и есть, — согласился он. — Можно сказать, что воздержание раскрывает худшие черты… или, возможно, обращает хорошие в плохие. Но чаще всего просто вгоняет в депрессию… и зависимость. Трудно снова стать обычным.

Это объясняло унылое состояние, в котором я на днях застала Дага. Еще я поняла, что в тот раз, когда я вышвырнула его из магазина, у него тоже была абстиненция. Недостаток амброзии превращал его обычно колкий язык и шутливые манеры в нечто темное и извращенное. И все же…

— Должно быть, неплохо чувствовать себя богом. Кажется, я понимаю такое желание.

— Что ж, — подал наконец голос Джером, — как всем нам известно, нельзя получить нечто за ничто.

Картер кивнул:

— Это всего лишь вещество, вызывающее привычку, а за все, вызывающее привычку, приходится платить — как правило, это вещество порабощает, и, лишаясь его, человек страдает. Люди несовершенны. Ни тело, ни душа не способны вынести подобное состояние. В конечном итоге это уничтожает личность.

— Что будет, если их попробую я? — показала я на кристаллы.

— Разве не ясно? — спросил Джером, подразумевая те же сексуальные перспективы, о которых я думала раньше.

Картер ответил прямо:

— Такие же внешние последствия. Усилит твои положительные качества. Бессмертные не так быстро впадают в зависимость; они могут переносить это достаточно долго, потому что в некотором смысле уже ощущают себя богами. Но в конце концов результат окажется тем же. Нет, амброзия, конечно, не разрушит твое тело, но все же причинит массу других неприятностей, если ты будешь принимать ее достаточно долго.

— Возможно, ты просто свихнешься, — услужливо объяснил Джером. — До самого конца времен.

— Какой ужас, — сказала я.

— Не волнуйся, Джорджина. Мы успеем тебя остановить.

Не обращая на него внимания, я разглядывала кристаллы, вдруг почувствовав их воздействие еще сильнее, чем прежде. Но на этот раз мои ощущения не имели ничего общего с прежними мурашками.

— Главное, на самом деле, — уже более серьезно произнес архидемон, — где, черт побери, ты это раздобыла?

— Я же вам говорила. У Алека.

Высшие бессмертные вновь обменялись взглядами.

— Расскажи нам еще раз об этом парне, — распорядился Джером. — Все, что ты знаешь.

Я рассказала. А когда закончила, они снова переглянулись, вступив в мысленную беседу, к которой у меня доступа не было. Господи, как же они надоели!

— Алек не тот, — наконец сказал Картер.

— Не тот, кто?..

— Не тот, кто это доставил, — объяснил Джером.

— Да, но я-то у него взяла…

— Это неважно, Джорджи. Какой-то двадцатилетний панк с голубыми волосами источником не является. Он получил кристаллы от кого-то еще. Он пешка в этой игре. Кроме того, ты ведь от него ничего не почувствовала, так? Что-то вроде как от кристаллов, но не совсем?

— Нет, но…

Но я почувствовала нечто, исходящее от другого. От того, кто тусовался с Алеком. У меня в голове открылась последняя карта.

— Я знаю, кто это. Это он. Тот парень.

— Разумеется, — сухо отозвался Картер. — Я знаю, это был тот парень. Это всегда тот парень.

— Да подожди, я все объясню. — Я перевела взгляд на Джерома. — Помнишь того чудного бессмертного, о котором я тебе рассказывала? Красивый такой, очень романтически одетый? Это должен быть он. Поставщик Алека. Я видела, как они разговаривают и даже заметила, что у Алека с ним какие-то нелады.

Тут, специально для Картера, я объяснила все про викторианского поэта с обложки «GQ» и как мы с ним друг друга учуяли.

Джером и Картер молча обдумывали услышанное. Наконец демон сказал:

— Да, это на него похоже.

И все надолго замолчали. Я просто умирала спросить, на какого это «него», но поняла, что ангелу и демону требуется время, чтобы все это осознать.

— Так что же нам делать? — спросил Картер через несколько минут.

Джером скользнул по нему взглядом сквозь прищуренные веки:

— А почему мы должны что-то делать?

— Потому что это правильно.

— Я не знаю, где ты шлялся с начала мира, но «правильно» не входит в мой список первоочередных задач.

— Он отравляет смертных.

Джером сложил руки на груди:

— Меня это не заботит.

— Он делает это на твоей территории. Прямо у тебя под носом.

— Не пытайся меня соблазнить. Нас это не касается. Пусть творит со смертными все, что в голову взбредет.

И снова мне жуть как захотелось вмешаться, но я сдержалась. Разговоры Картера с Джеромом всегда выбивали меня из колеи. Обычно они стеной стояли друг за дружку, так что смотреть было противно — никакого тебе противостояния добра и зла. И когда я видела, как они спорят, то, конечно, всегда гадала, не случится ли чего-нибудь ужасного, если они не сумеют удержать себя в руках. Опрокидываются столы. Бьется посуда. Появляются Четыре Всадника.

Тем не менее я поняла, что Картер это дело так не оставит. Он жаждет победить. Я не знала, могу ли ему доверять, но я его уважала — его и силу его убеждения.

— Это игра не на равных, — сказал Картер. — Ему не стоило и пытаться. Его время прошло; теперь мы держим ситуацию под контролем. Все это нас оскорбляет — особенно тебя, поскольку на самом деле именно вы, ребята, разграничиваете территории.

Я заметила, что это подействовало на демона. Он сознавал, что Картер специально старается зацепить его, но тем не менее это действовало. Гордыню не зря отнесли к семи смертным грехам. Джером, как преданный слуга преисподней, не мог быть иным. Я и раньше видела, как проявляется его гордыня: он не любил, когда кто-либо задевал его репутацию. А поскольку у демона действительно было много слабостей, то я бы сказала, что сейчас именно это заставило его шевелиться.

— Нам нельзя вмешиваться, — нехотя проговорил он. — Ты сам знаешь. Даже если мы будем лишь контролировать события, все равно это настоящая война. Я, например, не горю желанием разгребать последствия.

— Согласен, — пробормотал ангел, и вновь воцарилось молчание.

Я переводила взгляд с одного на другого в ожидании, когда кто-нибудь предложит выдающийся план. Выдающийся план, по которому ангел и демон в приводящей в трепет разящей славе сражаются, дабы разбить Алека и его ублюдочного поставщика.

— Джорджина способна на это, — вдруг заявил Картер.

— Что? — взвизгнула я.

Они скрестили на мне взгляды. Угрюмое негодование вспыхнуло в глазах Джерома, но тут же и угасло.

— Гм. Возможно.

— О чем речь, ребята? Не я же буду сражаться!

— Речь, в общем-то, не о сражении, — сказал Картер, — но это может быть опасно, если сделаешь неверный шаг.

— Почему я?

— Потому что ты, Джорджи, меньшая сила, нежели мы. За тобой не так тщательно наблюдают, и последствия для тебя будут иные, чем для нас. Есть разница между страной, объявившей войну, и мелкой кликой, затеявшей бунт.

— Прекрасно, — сказала я, осев в кресле. — Я — клика.

Картер вновь улыбался:

— Разве ты не хочешь помочь Дагу?

— Ты знаешь, что хочу.

— Я подразумевал это, когда говорил, что может быть опасно, но если мы будем осторожны, все кончится хорошо.

Я вспомнила о черной хандре и безрассудном поведении Дага. Мысль о том, что эта амброзия его уничтожит, решила дело.

— Ладно, я готова. Чем бы это ни было. Опасно или нет.

Я помедлила.

— Так о чем речь?

Никто не ответил.

— Ну, давайте! Вы же не ждете, что я сделаю что-то, не зная что.

— Потребуется определенная подготовительная работа, — сообщил Картер.

Его, похоже, развлекала моя тревога. Но лицо его выражало и еще что-то… гордость, решила я. Такая гордость, когда считаешь чей-то поступок правильным. Не та, что толкает на необдуманные поступки.

— Мы дадим тебе знать, когда придет пора действовать. Я тебя найду.

Я поморщилась:

— Думаю, ты понимаешь, что такой ответ меня не устраивает.

— Думаю, ты понимаешь, что это самое большее, на что ты можешь рассчитывать, — в тон мне ответил Джером.

Картер оказался чуть полюбезнее:

— Ты можешь пока попытаться найти подходы к поставщику. В конечном итоге тебе придется разбираться именно с ним. Посплетничай с Алеком. Делай, что делала.

Я кивнула. Сплетничать я могу даже во сне. Я вздохнула с облегчением, вернувшись в знакомые воды.

Покинув кабак, я перестала думать про амброзию и, как и договаривались, отправилась к Сету играть в «Скрэббл». Я поклялась, что в этот раз не буду мошенничать, но решила, что это будет зависеть от того, как сложится игра. Впрочем, когда я приехала, то увидела, что играть Сет не в состоянии.

Он сидел за письменным столом в спальне и, восхитительно наморщив лоб, смотрел на экран компьютера, несомненно желая обдумать что-то в одиночестве. У него в квартире был кабинет, но сейчас он был завален недораспакованными коробками, так что эта комната совмещала функции спальни и кабинета. Добавить еще душ с унитазом — и он, наверное, вовсе бы отсюда не вылезал.

— Можешь дать мне… ну… еще час? — рассеянно спросил он, когда, так и не взглянув на меня, все-таки осознал мое присутствие. — Я как раз заканчиваю главу.

Спорная просьба. Даже если я не пожелаю дать ему этот час, он все равно будет писать. Легче сдвинуть горы, чем застрявшего посреди сюжетной линии Сета. С радостью смирившись, я поцеловала его в щеку и побрела в кабинет поискать какую-нибудь книгу. Хотя копаться в груде коробок оказалось нелегко. Опустошив несколько, я решила, что с таким же успехом могу пойти до конца.

Я распаковала все коробки — даже те, что были в гостиной. Не знаю, сколько книг там было, но их было много. Инстинкт книготорговца заставил меня разобрать их по категориям, и только это заняло кучу времени. В один прекрасный момент я вдруг сообразила, что прошло уже почти три часа. Я выпрямилась, потянулась и вернулась в спальню.

— Эй, — сказала я, — час давно прошел.

Он продолжал печатать.

Я скинула босоножку, сменила лак на ногтях на бордовый и пнула его по ноге. Он подпрыгнул.

— Ну!

— Сам ты ну. Прости за беспокойство, но тебе нужно поесть, или ты грохнешься в обморок на свою клавиатуру.

— Не в первый раз, — проворчал он.

Он и не подумал оторваться от компьютера, так что я снова пихнула его. Он поднял бровь и схватил меня за ногу; я бы рухнула, если бы он, притянув, не усадил меня на колени.

— Знаешь, твои пальчики не так уж неотразимы. Не то чтобы я хотел заняться с ними сексом или сделать еще что-нибудь причудливое в этом духе. Я просто думаю, что они прелестны. Так что не воображай, что сейчас в чем-нибудь преуспеешь.

Я уклонилась от объятий.

— Говори что хочешь. У меня теперь есть на тебя управа. Ладно, смотри, способен ли ты оторвать себя от стула, чтобы пойти поесть?

Оказалось, что не способен и даже пальчики не помогли. Разочарованная, я в конце концов заказала пиццу. Мы ели и разговаривали, но при этом оба пребывали в своих мирах. Он со своими персонажами в местах, куда мне не было доступа, а я в мыслях об амброзии. Вдруг я начала хохотать.

— Что? — уставился он на меня.

Я рассказала ему об амброзии и ее действии. Новость поразила его, но у Сета было время убедиться во множестве сверхъестественных явлений, происходящих в мире. Я закончила свою историю на том, что Картер с Джеромом собираются что-то предпринять. Но не стала упоминать, что мне в этом деле тоже отведена большая и опасная роль. Зачем его беспокоить, если я сама толком ничего не знаю?

— А смеялась я, представив себе, как бы амброзия подействовала на тебя.

— Что здесь смешного? Может, я стал бы клепать по книжке в неделю.

— Да, но больше бы я тебя не увидела. Ты бы никогда не мылся и не стригся. Борода у тебя отросла бы до пояса, и ты сидел бы, склонившись, в темноте и чахнул в своей футболке с Панки Брюстер.

— Это не смешно. Именно так я планирую свою жизнь на пенсии. Кроме того, если бы я собрался носить следующие пятьдесят лет одну и ту же футболку, то выбрал бы ту, что с Флэшем Гордоном[5].

Обдумывая дальнейшие слова, он нахмурился:

— Проблема Дага имеет волшебные корни… — Он покачал головой. — С ума сойти. Просто ужас. Они действительно способны ему помочь?

— Они сделают все, чтобы ему помочь. Особенно Картер.

— Ты всегда очень ему доверяешь. В этом есть некоторая ирония, учитывая обстоятельства.

Действительно, но снова я обнаружила это, будто впервые. Похоже, я готова была признать, что, хотя должна быть на стороне Джерома, на моей стороне последнее время стоит именно Картер.

— Что ж, — улыбнулась я Сету, — если не верить ангелу, кому же тогда верить?

После обеда его снова позвала муза, и я, не в силах ей противиться, отпустила его. Интересно, смог бы Сет встречаться с кем-то, не любящим его книги? Немногие женщины выдержали бы это состязание. Да и мне самой это было подчас ой как нелегко. Достаточно трудно выносить его равнодушие к моим любимым радостям жизни — танцам, например. Да и его пренебрежение к мелочам тоже задевало меня.

Принимая все это как жертву во имя большего блага, я вернулась к разбору книг, но мысли мои вертелись вокруг Алека и того, как добраться до «викторианского поэта» с обложки «GQ». Поймать Дага вечером непросто, но я увижу его завтра на работе. Однажды он предлагал мне дать номер Алека; будем надеяться, что не откажется и на этот раз.

Я закончила часа в два ночи. Все книги обрели надлежащие места на полках в кабинете и гостиной. Я расставила их по авторам и жанрам так, что заслужила бы похвалу и в «Изумрудном городе». Теперь в кабинете появилось место для письменного стола.

А в спальне Сет продолжал в темноте стучать по клавишам, освещенный лишь мерцанием монитора. Я снова поцеловала его в щеку и, вымотанная до предела, отправилась спать в его постель.

Через несколько часов я проснулась от поцелуя в щеку.

— Привет, — сонно пробормотала я и потянула Сета в постель. — Ты внушаешь не игривые мысли.

Он поцеловал меня в нос. Утренний свет отбрасывал медно-красные блики на его спутанные волосы и вечную щетину. Он с нежной улыбкой разглядывал меня…

— Ты разобрала мои книги. Все до одной.

— Вот именно. Какой ужас! Если бы кто-нибудь в «Изумрудном городе» узнал, что я работала спустя рукава, меня бы уволили.

Он свернулся рядом и положил на меня руку.

— Ты так добра ко мне, Фетида, если учесть, каким идиотом я иногда бываю.

— Не смей говорить гадости про моего любимого писателя! А то придется тебя вырубить.

— Буду иметь в виду. Я терял подружек и за меньшее, чем натворил прошлой ночью.

— Не так уж ты был ужасен. Мне случалось видеть тебя и похуже.

Я поднялась повыше на подушке.

— Кстати, а сколько у тебя было подружек?

В уголках его глаз появились веселые морщинки, отчего он стал еще привлекательней.

— Клянусь, все только чтобы собрать материал для книг.

Какая ирония — вечно я влюбляюсь в творческих людей. Давным-давно была замужем за мужчиной, который временами, могу поклясться, любил свою музыку больше, чем меня. А я одновременно любила и ненавидела эту его страсть. Подобные же сценарии с другими смертными повторялись на протяжении веков.

— Как получилась глава? — спросила я, еще больше взъерошив ему волосы.

— Хорошо. Даже грандиозно.

Я встретила его мечтательный взгляд.

— Не думаю… не думаю, что тебе захочется читать рукопись, пока я работаю над ней, а? Увидеть, как продвигается работа?

Я застыла, поняв, сколь драгоценный подарок он мне предлагает. Однажды Сет сказал, что никому не позволяет читать черновики. Ему не нужна ответная реакция, способная повлиять на творческий процесс. И только когда ему казалось, что законченная рукопись близка к совершенству, он показывал ее в издательстве. Так что его предложение и взволновало, и тронуло меня.

— Нет, — нежно улыбнулась я. — Я так тебе благодарна, но не хочу нарушать твой обычный порядок. Но может… может быть, когда у тебя будет вполне отшлифованный вариант, готовый для отсылки, я бы взглянула.

Он кивнул, тоже улыбнувшись. Что-то вдруг произошло между нами, не имевшее отношения к рукописям или расставленным книгам, но все-таки вызванное и тем и другим.

— Вот, — сказал он, поднимая со стула поднос. — Раз уж ты кормила меня вчера вечером.

Я взглянула на поднос, который он поставил ко мне на колени. Блины — с улыбающимися физиономиями — истекали кленовым сиропом. Отличный крепкий кофе. Даже вазочка с двумя фиолетовыми ирисами. Я тронула мягкий бархатистый лепесток.

— На кухне их не было. Тебе пришлось рано встать, чтобы сходить за ними.

Он застенчиво покачал головой:

— Я вообще не ложился.

Поэтому я не удивилась, когда Сет лег рядом и тут же уснул. Я закончила изысканный завтрак, вымыла посуду и отправилась на работу, оставив записку с обещанием позвонить.

Пейдж и Уоррена в магазине снова не было, как будто они вообще здесь больше не работали. Когда пришел Даг, я взяла номер Алека — конечно, не обошлось без шуточек в мой адрес.

В обеденный перерыв я позвонила Алеку, хотя не была уверена, застану ли его. Он оказался дома и был очень рад меня слышать. Да-да, конечно, он может достать еще. Он так рад, что мне понравилось. Сообщив адрес кафе, где его можно найти, он предложил мне забежать туда по дороге с работы.

Я появилась там через пять минут после конца смены. Кафе выглядело совершенно обычным, не похожим на злачное место, где происходят сделки с наркотиками. Я обнаружила Алека за столом в глубине зала, но с ним был кто-то еще. Не желая их беспокоить, я встала в очередь за мокко.

Собеседником Алека был юноша моложе его. Восемнадцать, насколько я могла судить. И он был красив. Густые темно-русые волосы, собранные на затылке в короткую косицу, свежее выразительное лицо. Когда он улыбнулся в ответ на какое-то замечание Алека, на фоне загорелой кожи сверкнули идеально белые зубы. Такого парня скорей ожидаешь увидеть на рекламном плакате «Аберкромби и Фитч». Но он губит себя.

Алек полез в карман и передал парнишке злосчастный пакетик. Прекрасное мальчишечье лицо засияло облегчением и радостью, став еще более привлекательным. Он тут же ушел. Сердито схватив кофе, я села на его место и изобразила радостную мину.

— Привет, — воскликнул Алек, пребывающий в самом приятном расположении духа. — Ты даже представить себе не можешь, как я рад тебя видеть. Выглядишь обалденно, как всегда.

— Спасибо. Как дела?

— Потрясающе. — Он расплылся в улыбке. — Изумительный день.

Он нагнулся ко мне.

— Ну? Как тебе показалось?

Я со стуком поставила чашку и принялась восхищаться:

— Ты был прав… это поразительно. Как будто я…

Я решила, что лучше сделать вид, будто мне не хватает слов, чем пытаться описать то, чего не испытывала. А он только рад был помочь мне заполнить пустые места.

— Хорошо, как никогда? То, для чего ты предназначена?

— Да, — сказала я, захлебываясь. — Ты… ты должен дать мне еще.

— Можно.

Рука его потянулась к заветному карману. Появился еще один смертельный пакетик, и по спине у меня поползли отвратительные мурашки. Он дразнил меня, держа кристаллы так, чтобы я не могла достать.

— Знаешь, они чем дальше, тем лучше. Ты готова?

Я жадно взглянула на пакетик, потом посмотрела на Алека:

— У тебя есть еще? Я хочу сказать, мне нужен этот… но этого недостаточно. Мне нужно много.

— Подожди. Ты же не собираешься принимать больше одного пакетика?

— Да, знаю, но на сколько это, день-два?

Глаза его вспыхнули:

— Уже грандиозные планы, а? Народ обычно так быстро не распаляется.

Я прикусила язык, опасаясь, как бы он не насторожился. Копаясь в себе, я пыталась определить, на что еще, кроме сексуальности, могла повлиять амброзия. Ответ мне подсказал предыдущий собеседник Алека:

— Как странно. Я знакома с парнем из модельного агентства, и он всегда отвечал мне уклончиво. Но вчера я увидела его, приняв это дело… и это было… я прямо не знаю. Он не мог от меня отлипнуть. Он хотел, чтобы я снялась в большой фотосессии.

Я схватила Алека за плечо.

— Я не представляю, как это могло подействовать… может, простое совпадение. Не знаю. Но я хочу еще. Думаю, мне это нужно, чтобы убедиться. Ты должен мне помочь. Или сказать, где берешь это сам. Я заплачу. Я на все готова.

Судя по его лицу, я сказала именно то, что нужно.

— Это не совпадение, — самодовольно произнес он. — И я достану тебе еще.

Я с нарочитым облегчением перевела дух:

— Обещаешь? Типа, большой запас?

— Я обещаю. Вот, бери пока этот.

— Что я должна тебе?

— Ничего.

— Да ладно. Не может же все это быть даром. Я ослабила хватку и теперь призывно его поглаживала.

— Я уже тебе говорила… я с радостью заплачу… как ты захочешь…

Он вздохнул, задумчиво меня рассматривая. Его пальцы мимоходом пробежали по моим, но он тут же отдернул руку.

— Понимаю. Тебе нужна большая партия? За это придется заплатить. Я отведу тебя к парню, который снабжает меня, и ты сможешь с ним рассчитаться.

— Что это будет стоить? Сколько мне понадобится?

Что-то непонятное сверкнуло в его глазах:

— У тебя уже есть ровно столько, сколько нужно. Мы можем встретиться завтра вечером?

Я колебалась. Картер сказал, что нужно подготовиться к встрече с поставщиком. До завтра не успеть.

— Я занята, — сказала я, постаравшись вложить в эти слова как можно больше сожаления. — А если послезавтра?

Похоже, его это не слишком обрадовало, точно как в тот раз, когда я отказалась сразу принимать первую дозу. Но если тогда его нетерпение было вызвано острым любопытством, то теперь это был почти панический страх. Я только могла гадать, насколько же требователен его хозяин.

— Лучше бы пораньше. Все равно ты не сможешь так долго ждать, раз за этим прибежала так быстро.

Я стояла на своем:

— У меня нет выбора.

Еще немного покочевряжившись, он согласился, и мы назначили время и место встречи через два дня. Когда я встала, он сказал:

— Звони раньше, если не вытерпишь. Мой номер знаешь.

— Ладно, спасибо.

— Эй, — снова окликнул он, когда я уже направилась к выходу. — Удачи на съемке.

Я не сразу поняла, о чем это он. Наконец вспомнила свои мнимые успехи фотомодели. Я улыбнулась, поблагодарила его и ушла, про себя посмеиваясь. Из всего вранья, которое я ему тут наворотила, в этом было зерно правды.

Мне предстояла фотосъемка. Сегодня вечером мы с Бастьеном собирались сделать фотографии для Сета.