Дом дилера стоял в стороне от дороги, как, по-моему, и положено всем зловещим домам. Но даже если отставить мое пристрастное мнение, в нем и вправду было что-то жутковатое. Большой и дорогой с виду, он лениво раскинулся среди идеально подстриженных лужаек, хорошо различимых даже в ночи. В районе, где в большом почете были дворики, такая прорва земли указывала на очень большие деньги. В отличие от предместья, где жил Бастьен, у этого дома не оказалось столь же состоятельных соседей. Этот дом стоял сам по себе; он никак не мог быть частью обычного пригородного квартала.
— Где это мы? — спросила я, потому что этот вопрос показался мне именно таким наивным и мечтательным, какой я должна бы задать.
Мы с Алеком встретились в центре, и он привез меня сюда на своей машине. Мы были минутах в двадцати от города.
— Здесь живет этот парень, — радостно сообщил он.
Чем ближе мы были к дому, тем радужней становилось настроение музыканта.
— Он тебя обслужит по высшему разряду.
Машина проехала по длинной извилистой подъездной аллее и остановилась у гаража. Неожиданно рыцарским жестом Алек открыл передо мной дверцу машины и взмахом руки пригласил последовать за ним в дом. Бросив взгляд на побитый «форд-топаз», я невольно подумала, что лакею бессмертного наркобарона могли бы платить побольше.
Мы вошли через боковую дверь, и увиденное поразило даже меня. Первым на ум приходило слово «обалдеть». Обалдеть от роскоши, в которую хочется впиться зубами. Стены, пол и потолок из блестящего темного дерева, как будто в охотничьем домике — в охотничьем домике ценой в семизначное число. Потолок образовывали балки из того же великолепного дерева. На стенах висели картины маслом в золоченых рамах, и я достаточно разбираюсь в искусстве, чтобы понять, что их купили не в ближайшем гипермаркете.
Мы пересекли фойе и попали в большую гостиную, такую же, но еще круче. Центральное место здесь занимал гигантский камин, до потолка растянувшийся кирпичным фасадом. Место над очагом украшал многоцветный пейзаж из витражного стекла, и зарево рокочущего пламени — наряду с огнем нескольких размещенных в нужных местах свечей — было единственным источником света. Никакого электричества.
При таком тусклом мерцающем освещении я сперва почувствовала мужчину и лишь потом увидела. То же незнакомое излучение бессмертного, что и на концерте, но теперь оно ассоциировалось с чем-то еще. Оказавшись в такой близости, я поняла, что оно похоже на излучение кристаллов. Или, скорее, кристаллы ощущаются похоже, как если бы они были бледными, потрескавшимися копиями шедевра. В целом вибрация была странной, но не такой противной, как кристаллы сами по себе.
— Алек, — послышался бархатистый голос, — кто твоя очаровательная подруга?
Мужчина обнаружился, одним плавным движением поднявшись из кресла. Теперь я видела уже знакомые черты: безупречная загорелая кожа, длинные черные волосы, широкие скулы. Он придерживался все той же высокой викторианской моды, на нем была великолепная шелковая рубаха, вздувающаяся на плечах и оставляющая открытой гладкую кожу на груди.
— Это Джорджина, — сказал Алек дрожащим от страха и волнения голосом. — Как я и говорил.
Мужчина подошел к нам и взял обеими руками мою руку:
— Джорджина. Прекрасное имя для прекрасной женщины.
Он поднес мою руку к губам — пухлым и розовым — и поцеловал. На мгновение он задержал руку, пронзая меня взглядом темных глаз, а затем медленно выпрямился.
— Меня зовут Сол.
Я подавила порывы язвительно пошутить или разнести в пух и прах этого парня, сделав выбор в пользу ошеломленной невинности и легкого страха:
— П-привет. — Я нервно сглотнула и потупила взор.
— Ты сделал все хорошо, — сказал Сол Алеку. — Очень хорошо.
Не надо было видеть Алека, чтобы понять, что у него будто гора с плеч свалилась:
— Ну… это ничего… я могу, ну, это…
— Да-да.
Если я не ошибалась, в приятном голосе Сола проскользнула нотка раздражения.
— Потом. Иди пока наверх. Я тебя позову, когда буду готов.
Алек собрался уходить, но я схватила его за рукав, продолжая корчить из себя испуганную девицу:
— Подожди… куда ты?
— Я сейчас вернусь, — улыбнулся он. — Все в порядке. Ты же хочешь еще, правда? Сол все для тебя приготовил.
Должно быть, я действительно выглядела перепуганной, потому что он успокаивающе сжал мою руку:
— Все хорошо. Правда.
Я прикусила губу и нерешительно кивнула. На мгновение наши взгляды встретились, и в его глазах мелькнуло что-то очень похожее на сожаление. Затем он ушел.
— Пойдем присядем, — нараспев проговорил Сол, снова беря меня за руку.
Он подвел меня к роскошному дивану у камина. От очага дохнуло жаром, оранжевые языки пламени отражались в темных глазах Сола. Я робко присела, откинувшись на огромные подушки. Некоторое время мы сидели молча.
Наконец он выжидающе улыбнулся, и я нерешительно улыбнулась в ответ:
— Алек сказал, что ты можешь дать мне еще… ты понимаешь… того вещества.
— Так тебе понравилось?
— Да. Еще бы. Я чувствовала себя…
— Бессмертной?
— Д-да, вроде того. Пожалуйста. Мне нужно еще. Я могу заплатить… все, что захочешь.
Он беззаботно махнул рукой:
— Столь приземленные вопросы мы обсудим потом. А сейчас попробуем утолить твой голод.
Он склонился к маленькому столику и поднял два кубка. Надо же, кубки.
— Это поможет тебе продержаться, пока мы не договоримся о большем.
Я взяла чашу, тяжелую, будто из золота. Для пищи богов только лучшая посуда, подумала я. В кубках была темно-красная жидкость. Если кристаллы ощущались как слабое соответствие Солу, то аура, исходящая от чаши, ощущалась как мега-Сол. Насыщенная и крепкая, она вибрировала так, что кристаллы и рядом не стояли. Может, именно так и надлежало действовать амброзии в жидком виде?
Он ждал, пока я выйду из задумчивости.
— Выпей.
Я колебалась, теперь уже с непритворным страхом. Выпей? Что же делать? Если я не стану пить, то разоблачу себя без всякой «провокации», которая бы позволила мне ударить этого негодяя, или кто он там, дротикообразным наконечником стрелы. Джером с Картером говорили, что амброзия не может повредить бессмертному; они даже сказали, что бессмертный некоторое время способен противиться ее пагубному воздействию куда дольше, чем люди. Хотя особенного облегчения я не почувствовала. Я предпочла бы разобраться с этим, используя свои обычные навыки, но, похоже, такой роскоши мне не предлагают. Медлить больше нельзя.
Застенчиво улыбаясь, я поднесла чашу к губам и отпила. Он сделал то же самое. Кто знает, может, расширение моих талантов как раз здесь и пригодится? Может, во мне скрыта тайная амазонка, у которой просто руки чешутся выскочить под действием амброзии и огреть кубком этого типа.
Сол пил, не останавливаясь. Запрокинув кубок, он осушил его до капли. Я последовала его примеру. На вкус не так плохо. Сладко, почти приторно. Самым странным была консистенция. Густая. Почти вязкая.
— Ну вот, — сказал он, принимая мою опустевшую чашу. — Скоро ты почувствуешь облегчение, а пока мы можем поговорить.
Он сел поудобнее, вытянул длинные ноги и расслабился. У него было хрупкое телосложение и тонкие черты лица. Узкими пальцами он теребил черную прядь.
— Расскажи о себе, Джорджина. Чем ты занимаешься?
— Я, ну, работаю в книжном магазине.
— А, так значит, ты любишь читать?
— Стараюсь.
Он кивнул в сторону стены, заставленной книгами:
— Я и сам люблю читать. Нет лучшего занятия, чем совершенствовать ум.
Он принялся рассказывать о своих любимых книгах, я улыбалась и вставляла в нужных местах замечания. Во время беседы я почувствовала… ладно, за отсутствием более подходящего слова, почувствовала себя хорошо. Действительно хорошо. Похоже на кайф от превосходного ликера. Чуть покалывало руки и ноги, а внутри разгоралось теплое чувство эйфории. Я услышала собственный смех после очередной его шутки. Я смеялась почти искренне.
— Ты очень красива, — вдруг сказал он, и я удивилась, обнаружив, что он сидит почти вплотную ко мне.
Мне пришлось поморгать, чтобы сфокусировать взгляд. Комната слегка кружилась перед глазами, а руки и ноги повиновались с некоторой задержкой. Сол протянул руку и провел по моей щеке изящными пальцами.
— Твоя красота — это дар.
Я попыталась шевельнуться, скорей чтобы выяснить, способна ли на это, нежели чтобы избежать его касания. Если честно, его прикосновение было приятно — чрезвычайно приятно. От него учащался пульс. Вскоре я обнаружила, что могу двигаться. Лишь немного замедленно.
— Ш-ш-ш. — Он положил руку мне на запястье. — Не бойся. Все будет хорошо.
— Ч-что ты делаешь?
Он сжал мое запястье и потянулся к шее. Его губы, коснувшиеся кожи, были теплыми и многообещающими. Я чуть вздрогнула от поцелуя и постаралась осознать, что происходит.
Если коротко, что-то здесь было не так. Я почувствовала головокружение и сумбур в мыслях, словно на студенческой вечеринке в Вашингтонском университете. А вдобавок ко всему этот бессмертный — этот не наш бессмертный, которого я едва знала, — вдруг показался таким соблазнительным, что я и вообразить не могла. Разве я не пришла сюда, чтобы надрать ему задницу? Почему я хочу его трахнуть? Это амброзия так подействовала? Не это ли мои основные черты — закосеть и ловить кайф от секса. Становиться еще непринужденней, чем обычно.
Он расстегнул мне блузку, так чтобы его руки могли скользнуть ниже, к грудям, лишь чуть прикрытым черным кружевным лифчиком, который я купила с Дейной. Теперь он целовал меня по-настоящему, в губы. Когда его язык осторожно проник между моих губ, я ощутила сладостное сходство с амброзией.
Вывод: необходима самооборона.
Так сказал Картер, но мне не требовалась защита, разве что от себя самой. Мои руки, совершенно не подчиняясь сознанию, принялись расстегивать его брюки, а наши тела сплелись воедино на мягких подушках.
Самооборона. Самооборона. Зачем мне самооборона? О чем же я забыла?
Ах да, конечно. Дротик.
Сквозь красное зарево, затмившее мои чувства, я пробивалась к ясности. Дротик. Дротик должен как-то остановить Сола, прекратить распространение ядовитой амброзии. Он не даст Солу вредить людям… таким, как Даг.
Я продиралась сквозь это затмение, я сжимала губы, пытаясь вывернуться из его объятий. Я преуспела, но не слишком. Он все еще был рядом.
— Нет, — выдохнула я. — Не надо. Перестань.
Сол уставился на меня с веселым изумлением:
— Ты не понимаешь, что говоришь.
— Понимаю. Прекрати.
Извернувшись, я высвободила руку и тут же нырнула в карман, где лежал мешочек Картера. Мне нужно было освободить и вторую руку, но Сол не отпускал ее. Опустив взор, я вдруг увидела, что его запястье истекает кровью. Как это произошло? Я ничего такого не делала.
— Джорджина, ты близка к тому, чтобы возвеличиться среди всех смертных женщин. Ляг. Перестань сопротивляться. Тебе не будет никакого вреда. Этой ночью ты испытаешь невиданное наслаждение, я обещаю.
Он снова потянулся к моим губам, и снова во мне воспылала эйфория. В горле застрял блаженный предательский стон. Приняв его за смирение, Сол ослабил хватку, и я смогла взять мешочек обеими руками. И все же это была тяжелая битва. Я контролировала свои действия вовсе не надлежащим образом. Целовать его в этот момент казалось куда важнее какого-то дурацкого мешочка. Ни на чем другом я сосредоточиться не могла.
Но я пыталась. Невероятным усилием воли я выбросила из головы физическое удовольствие и припомнила последствия действия амброзии: опустошенность Кейси, дикие перепады Дага от мрачного исступленного веселья до еще более мрачной депрессии и под конец его безжизненное тело в больнице.
Смертные — хрупкие существа.
Очень хрупкие. А Сол играл с ними, как будто они вовсе ничто. Тлеющие угли моего гнева мало-помалу начали разгораться.
Этот бессмертный сильнее тебя. Охотиться на тебя — особенно учитывая, что ты, так сказать, принадлежишь Джерому, — это нечто абсолютно недозволенное. Твое оправдание в самозащите.
Я снова оторвалась от его губ.
— Прекрати, — еще тверже повторила я. — Я хочу, чтобы ты перестал. Прекрати немедленно.
— И не подумаю, — огрызнулся Сол.
Гнев исказил его медоточивые интонации. Он тяжело дышал, грудь его вздымалась. Он — или я — снял рубашку, и передо мной предстал его ничем не защищенный торс.
— И не подумаю. Поверь мне, раз уж я начал, тебе самой не захочется останавливаться.
Пальцами одной руки я открывала мешочек; другая готовилась скользнуть внутрь. Амброзия притупила мои реакции, но я не прекращала борьбу и искала, где у него в груди бьется сердце.
— Я три раза просила тебя остановиться. Одного было бы достаточно. Нет — значит нет.
— Нет ничего не значит у таких, как ты. — Он хохотнул, все еще не принимая меня всерьез. — Что это с тобой? Я думал, ты хочешь стать бессмертной.
Рука нырнула в мешочек и вытащила дротик. Мы с Солом одновременно почувствовали его силу, и тут же он понял, кто я такая. Он вытаращил глаза, но я не дала ему времени на размышления. Сама я не раздумывала и не колебалась. В точности как велел Картер, я просто приняла меры — вплоть до мерзкой кульминации.
— Не впервой, — сказала я, вонзая дротик ему в сердце.
На мгновение Сол застыл, не в силах поверить случившемуся.
И тут началось черт знает что.