Графоманка

Глава 20

Глава 20

Вообще-то Лера не пила спиртного никогда. Шампанское на Новый год не в счёт, оно было всего лишь проводником желания в желудочно-кишечный тракт. Логики в этом ритуале было столько же, сколько в традиции отмечать ночь между декабрем и январем всемирной попойкой с фейерверками. Но Лера с пятнадцати лет каждый год упорно давилась сожжённым ходатайством о помиловании. Желание в итоге сбылось - она переехала в Москву. Способ можно было считать рабочим - глотай мечту под бой курантов, учись хорошо, стиснув в зубах гранитную ненависть к алгебре, физике, химии. Главное, в новогоднюю ночь соблюсти обычай с шампанским и бумажкой, а то ничего не получится. В Москве она перестала отмечать этот праздник - сочла, что мечта ее сбылась и теперь все зависит только от ее собственных сил.

Писанина заменяла Лере алкоголь и другие методы борьбы со стрессом. Она тащилась от словоплетения и в допингах не нуждалась.

Выпитый бокал вина немного облегчал течение мыслей, и только. Каково быть опьяненной до той степени, которая море делает мелким, а похмелье - глубоким, Лера, естественно, себе даже не представляла. Как и то, сколько для этого нужно выпить.

С бутылкой, обнаруженной в ванной в самый первый день ее заключения, она справилась на удивление быстро. Штопор патлатый Рома дал модный - чпок и готово!

«Анжу» - прочитала Лера на этикетке и попробовала произнести ещё пару совсем непонятных французских слов. От Дюма она узнала, что Анжуйское вино предпочитал Д’Артаньян и однажды оно чуть не стоило мушкетеру жизни. Лера налила в бокал темно-розовую жидкость. Проболтала ею, подражая магистрам винодельческой отрасли, понюхала. Вино, как вино. Набрала в рот, подержала немного, проглотила.

«А вкусно!»

Только где истина? На дне одного бокала или целой бутылки?

Ну да, с непривычки, да ещё без закуски голове полегчало после первой же порции. Новодворская чувствовала себя парижской кокоткой. Ситуация требовала трезвого отношения, а она сидит в джакузи и хлещет французское вино. Пятая точка отчаянно сигнализировала, что такой поиск решения, скорее всего, приведёт к неожиданному повороту событий в сюжете. Лера же притворилась, что ничего, кроме гидромассажных струй попой не ощущает. Очень уж было вкусное вино…

Надо было выбраться из ванны, пока Лера не достигла того уровня поиска истины, когда голова уже не отвечает за тело. Новодворская, восстав из пены, завернулась в полотенце и торжественно внесла себя в комнату, попутно прихлебывая из бокала. Голова немного кружилась, как от ощущения полёта в невесомости, но стоило наткнуться уже не совсем трезвым взглядом на павлиний камуфляж и начиналась турбулентность… внизу живота.

Никаких творческих результатов эксперимент не принёс. А склонностью к образованию гениальных идей Новодворская и трезвой не страдала. В конце концов, она заключила: раз мир вокруг неё не хочет становиться лучше, незачем и стараться. Даже наоборот! Лера тоже погрязнет в пороке. И пусть всем будет хуже. Или лучше. Видимо, Анжуйские вина, разрушая в женщине логику, усиливают решимость.

Которой, при других обстоятельствах, Лере не хватило бы, чтобы надеть чёрное, будто сотканное из мужских грёз, ужасно непрактичное своей прозрачностью белье, сунуть ноги в классические чёрные лодочки на убийственной шпильке и довести ансамбль до гротеска графьей рубашкой.

По мере того, как иссякало Анжуйское розовое, алкоголь в личной жизни женщины приобретал смысл. Лера вдруг обнаружила в вине не истину, а возможность переложить на него всю ответственность за дальнейшие свои действия. Очень удобно: всю сотворенную под градусом жесть можно будет списать на вселившийся в Новодворскую дух веселого эпикурейца. А если повезёт, можно будет прикрыть позор амнезией и все отрицать, в случае чего.

Булькая настроением, Лера отправилась на поиски приключений. А какие могут быть приключения в тюрьме после отбоя?

Как ни старалась тишина быть зловещей, а подогретая вином Лера смело, но не совсем твёрдо, нарушала ее цокотом каблуков по паркету. Приключений, однако, нигде не наблюдалось. Не было их ни в спортзале, ни в кабинете. Лера села на ступеньки между вторым и третим этажом. Закрыла уши ладонями, глаза закрыла - так было легче сконцентрироваться на какой-нибудь умной мысли и попытаться вплести в сюжет интригу. Что дальше? Она напилась, конечно, но ведь не настолько, чтобы в край попутать берега и предложить себя Графу? И вообще, с чего вдруг? Невинность же не туфли - не трёт, не жмёт, не снашивается. С другой стороны, и сакрального смысла в ее хранении до гробовой доски тоже не было. К институту брака Новодворская относилась с тем же мрачным пренебрежением, что и к феодально-патриархальной традиции вывешивать простыни после первой брачной ночи, до сих пор жившей в некоторых уголках необъятной родины и кое-где за ее пределами. В конце концов, понятие девственности отсутствует в медицине и представляет собой лишь социально-культурную и религиозную концепцию, которая никогда не являлась для нонконформистки Новодворской основой системы ценностей. Да и для Графа, впрочем, тоже. Его ж не невинность ее привлекает, а «неопытность потенциально страстной скромницы». Извращенец, херов! Но харизматичный, конечно, чего лукавить. Одним своим пронизывающим взглядом глубоко посаженных глаз он мог брать самые непокорные бастионы. Veni, vidi, vici - это как раз про него. Тем паче его заводит ее строптивость.

В нетрезвых размышлениях намечался конфликт двух мнений. Лерина внутренняя женщина сгорала от любопытства и трепетала от одной только мысли поддаться искушению. Личность не хотела признавать, что уже несёт невосполнимые потери в сражении с этой дурой.

И чего он в ней нашёл? Лера попыталась представить, как выглядит со стороны, сидящая на ступеньках в идиотском прикиде. Ну дура дурой же! И ума алкоголь не добавлял. Враки это все про истину.

Она отстыковала ладони от ушей и разлепила веки. И сразу же уперлась взглядом в натянутую в области паха серую ткань брюк.

Граф стоял перед ней, источая сразу и угрозу и страшный магнетизм. Мужчина этот при свете дня еще был терпим, а ночью становился всегда крупней и на вид агрессивней.

- О-о-о! Доброй ночи, ваше буржуйство, - Лере огромного труда стоило одновременно сдерживать ударную импровизацию челюстей и смотреть страху в глаза. Но раз уж решилась на спектакль, будь добра - держись сценария.

- Ну, костюм мне твой нравится, - проигнорировав приветствие, он одобрительно оглядел свою рубашку на Лере. - А вот по какому поводу вечеринка? Ты где накидалась?

- А… где накидалась, там уже нет… - как можно разнузданней ответила она, давясь бешеным пульсом.

Лера хотела поднять зад со ступеньки, чтобы уравнять их положения в пространстве, но оказалось, что алкоголь бьет в первую очередь по ногам и только потом - по печени. Не удержалась Новодворская и плюхнулась обратно на лестницу. Больно, между прочим.

Лицо Графа стало пасмурным, как перед грозой и Лера начала корить себя за то, что затеяла весь этот балаган. Однако, здравая мысль всегда опаздывает.

- Фи, Граф, где ваши манеры? Вас матушка разве не учила, что воспитанный аристократ должен подать даме руку в сложной ситуации? Или она из «наших»? - на слове «наших» Лера хотела иронично усмехнуться, но она уже плохо владела мимикой. Получилось не очень иронично.

Радужки Графа затянулись грозовыми тучами. Он пошевелил нижней челюстью и вытащил руки из карманов. Поставил правую ногу в идеальном ботинке на ступеньку выше, упёрся локтем в колено. Навис над Лерой, как персонаж античной живописи, только одетый.

- Нет, не учила, - голос его треснул. - Матушку я свою помню пьяной. В перерывах между запоями она отрыгивала детей в детский дом, пока не сгорела, уснув с зажженной сигаретой.

У Леры заледенел желудок. Фраза Графа придавила ее своей болью и ненавистью, а сам он смотрел на неё людоедом, будто не просто вожделел, но не прочь был и перекусить. Пополам. В глазах потемнело еще до того, как его стальные пальцы сжали ее шею. Граф потянул Леру вверх, не выпуская горла из лапы. Про манеры напоминать было лишним, конечно. Мужчина убедился, что Лера достаточно твёрдо стоит на ногах, чтобы не свалиться с лестницы вниз, и отпустил. Вот это было очень страшно. Даже в каком-то роде, отрезвляюще.

- Что за представление? - холодно поинтересовалось каменное изваяние.

От его тона захотелось уменьшиться до размера ядра атома. Лера даже пожалела, что когда-то ее родители встретились. И вот этому животному она уже готова была уступить? Пусть только в мыслях… но всё же…

- Хотела вернуть, Граф, ваш мундир. Вас, наверное, никто без него не узнает? - Лера понимала, что это не самая лучшая тактика ведения переговоров с человеком, который искрил, как оголенный провод под напряжением. Но это Анжуйское и Д’Артаньяна чуть не угробило.

- Ну давай, возвращай, - губы Графа скривились в усмешке, глаза при этом не потеплели ни на цельсий, а Лера перестала отличать страх от возбуждения.

Будто чужими пальцами она начала расстёгивать пуговицы на рубашке, ощущая как предательски подрагивает уголок рта, которым она старалась изображать своё презрение. Закончив с пуговицами, Лера отступила назад, поднявшись на две ступеньки. Теперь она смотрела на Графа сверху. А его взгляд упирался прямо в верхний отдел прозрачного гарнитура. Вот точно таким взглядом смотрели на ее грудь все примитивные организмы мужского пола, пока она не начала ее прятать за безразмерными толстовками.

Лера стянула ворот с плеч, дала соскользнуть шёлку под ноги. Осталась стоять перед Графом в белье, единственная функция которого заключалась в подаче сигналов самцу о готовности самки к спариванию.

- Ты с огнём играешь, Новодворская, - сообщил он, обращаясь к ее груди. - Нарываешься на мой член отчаянно... уверена, что готова?

Лера приказывала мимическим мышцам вернуть на место брови и челюсть, вышло плохо.

- Уверена, что никогда не буду к этому готова, - фыркнула она, повернулась на сто восемьдесят и пошла по лестнице вверх, умоляя ноги не подвести. Путь на третий этаж в одном белье представлялся дорогой на Голгофу. Ноги не слушались, уши горели. Лера планировала дойти до «своей» комнаты и отпраздновать остатками вина если не победу в этой схватке, то, по крайней мере, ничью. Откладывать на потом нельзя. А то, говорят, женский алкоголизм не лечится.

Но, когда до конца лестницы оставалась всего пара шагов, ее вдруг оторвало от ступенек и она оказалась перекинутой через плечо Графа. Лера даже не успела возмутиться. Он быстро донёс ее до комнаты и сгрузил на кровать, сам навис темным, страшным отвесным утесом сверху. Пальцы его сжимали Лерину челюсть, сильно, но не грубо. Даже можно сказать на грани с нежностью. Он молчал. Просто выжигал Лере сетчатку своим взглядом и молчал. А она ждала уже хоть каких-нибудь действий, ибо это гнетущее молчание было эквивалентно психологической пытке.

Наконец, тишину нарушил приглушённый рык рядом с Лериным ухом и по глубокому надрыву в нем стало понятно, каких титанических усилий Графу стоила его выдержка.

Он поднялся с кровати, встал перед распластанной, распаленной ожиданием грубых поцелуев Лерой. Которая вдруг вспомнила, что живой организм должен дышать, сделала несколько рваных вдохов и выдохов, уверенная, что температура ее тела достигла критической.

- Это всё? Ты что, меня больше не хочешь? - спросила она, когда поняла, что в эту ночь опять будет спать одна. Как и он.

- Хочу…

- Ну, так в чем дело? - она блефовала, уже зная, что он не воспользуется ее состоянием. Сегодня точно нет. Решил поиграть в аристократа.

- Я не занимаюсь труположеством, Валерия. - Изрёк Граф. - Предпочитаю иметь дело с живыми организмами. Хочу, чтобы ты присутствовала при важном событии своей жизни. И прочувствовала весь процесс от боли до кайфа. А сейчас ты - чуть живее бревна. Че я, дятел, что ли, в дерево долбиться…

Лера нашла силы оторвать пудовый затылок от постели и посмотреть на возвышавшийся у кровати тёмный силуэт. В синем сумраке ночи лица было не разобрать, но опьяненный вином мозг подкинул воображению портрет из журнала «Сибирский раут». От взгляда «серого кардинала» плавились не только соседние страницы издания, но и душа читателя публикации.

- Ты не отпустишь, да? Без этого… - уже без особой надежды спросила Лера.

- Без «этого» ты и сама уже не хочешь уходить, - раздалось у двери, а потом глухой щелчок поставил точку в диалоге.

Никогда ещё ни одному мужчине не удавалось это. Граф сделал то, что до него не мог никто... Трахнул её ЭГО. Взял и поимел!

Будто в трансе, но уже абсолютно трезвая, Лера запустила пальцы за край бесстыжих трусов, скользнула ими во влажную мякоть, чувствительную, изнывающую в томительном ожидании…

Впервые за долгие годы ей хотелось секса. Не с каким-то абстрактом. А с ним. С абсолютно реальным, но загадочным, странным, дерзким, от которого за версту несло высокомерием и властью. Голого секса, не во имя чего-то, по принуждению или за какие-то блага, а НАСТОЯЩЕГО! Страстного, дикого, животного! Так, чтобы кости трещали от его объятий, чтобы забыть своё имя и кто такая Новодворская. Орать не от боли и презрения к себе, а от непритворного оргазма, глубокого, как Марианская впадина. Чтобы почувствовать, наконец, что такое быть слабой, желанной женщиной в руках сильного мужика...

«Нет, - подумала Лера, облизывая солёные губы, вздрагивая в последних судорогах экстаза, - алкоголь - это зло!»