Графоманка

Глава 32

Глава 32

Третью ночь она барахталась между жизнью и смертью в его постели. Граф, как с цепи сорвался. Не была бы Лера тундрой в данных вопросах, возможно, даже начала бы подозревать в этой прыти допинг. Чай, не «шышнадцать» мальчику, а почти сорок четыре.

Обсудить бы этот момент с олимпийским комитетом подружек, но у Новодворской их никогда не было. Оставалось только гадать. Слишком энергичным и напористым показал себя этот мужчина. Будто спешил единолично взыскать с неё до субботы все прогулы по искусству половых отношений. Будто, она лично ему их задолжала.

Граф превращался в животное в полночь, как оборотень, и обретал человеческий облик часам к пяти утра, когда засыпал без задних и передних конечностей. На Лере. Потом, около восьми начинал шевелиться в сторону ее бешеного, как он сказал, либидо. Притягивал ее зад к себе и так начинал свой день.

Он велел (на ушко) не сбривать ТАМ все под ноль больше. Ну, и не отращивать слишком, чтобы не пробираться с мачете. Короче, сказал, ему нравится небольшой такой, аккуратный, ухоженный газон перед парадным входом. Эстет.

Только вот до субботы оставалось два дня. Газоны так быстро не растут.

Она вся пропиталась им, как морем чайка. Один запах на двоих. Теперь она принадлежала не только себе. И это было очень странное, неожиданное откровение. Она как-то не привыкла себя с кем-то делить.

Пока днём болталась от скуки по дому, даже одной ногой приходила в себя. Но с восьми до девяти возвращался Граф и она опять выходила.

Смятые влажные простыни, липкий пах, волосы сосульками, пот градом по шее, жажда. В разных позах и с разной интенсивностью он показывал ей, что значит - быть его женщиной. И она уже пожалела, что вообще задала этот вопрос. Недолгая истома чередовалась с удушающими захватами, от которых отнимались ноги, пёстро мерцало сознание и голоса сливались в один хрип. После короткого совместного омовения всё опять начиналось с блаженной увертюры и заканчивалось аккордами криков и стонов.

Лера бы не хотела видеть себя такой. С красным лицом, потную, измученную, с синяками. Но она отражалась в нем абсолютно падшей женщиной. Уверена была, что никому бы никогда не позволила делать с собой всё то, что позволяла делать ему. Потому что он особо и не спрашивал. Просто делал и всё.

Даже последние в тундре Йети в курсе, что такие, как Граф, пользуются бешеным спросом у дам. Возможно, даже назойливым. Наверное, поэтому он и держит Новодворскую здесь. На фоне изобилия коммерческих предложений, ее ярый отпор породил в нем нетерпение, которое легко было спутать с увлечением. Однако, здесь пришлось признаться самой себе, что и ее заинтересованность Графом давно шагнула за пределы профессиональной. Назовём это лёгким любопытством, переходящим в зуд. На этом все аргументы в собственную защиту заканчивались. Она творила с ним такое, что никогда бы не одобрили ее самые ярые фоловеры. И бабушка на небе, наверняка, уже жалела, что нельзя умереть дважды.

Как-то, в одну из этих бесконечных, бессонных ночей, на полпути к очередной вершине, они упали. Свалились с кровати буквально. Он просто так увлёкся, что дотаранил ее до края и они оба сползли вниз.

Потом смеялись долго. Впервые. Оба.

Потом Граф дымил отрешенно в темноту над пустой Лериной головой. Под тихий шёпот тлеющей сигареты Леру мучило дежавю. Щеке, прижатой к горячей потной груди, казалось, что она так уже где-то лежала. Правда, скоро Лера поняла, что видела эту сцену в оскароносном фильме про русскую женскую душу. «Москва слезам не верит»… Только ленивая феминистка не прошлась своим скальпелем по аморфной структуре главной героини за ее поклонение какому-то яйценосцу. Сильная, самодостаточная личность, а туда же - «как долго я тебя искала»… и глаза коровьи в потолок. И вот теперь на месте этой героини Новодворская собственной персоной.

- Если бы ты меня не заставил, я бы никогда в твою сторону даже не посмотрела бы, - попробовала оправдать своё поведение Лера. - Мы даже из разных эпох и цивилизаций. Я родилась в интеллигентной полуеврейской семье. А ты уже в трамваях карманы чистил честным людям.

- Я приближал, как мог, нашу встречу.

Вот правда говорят, что лучше встретить двух настоящих крокодилов, чем одного зодиакального Скорпиона.

- Биологический возраст не так важен, как психологический. Тебе лет шестьдесят-семьдесят. Минус эмоциональная незрелость и получаем сорок-сорок пять - баба-ягодка опять. Мы с тобой за одной партой могли бы сидеть, - философствовал он дымом в предрассветные сумерки.

- Не могли бы, - зевала Лера. - У нас с тобой слишком разные школы жизни.

Граф чуть отстранился, чтобы затушить сигарету в пепельнице.

- А от этого никто не застрахован, Новодворская. Даже ты, - и притянул ее ближе, гад. - В чем предмет спора? В том что нам с тобой поговорить не о чем? Так вот, вроде, лежим, разговариваем. Или это ты так меня к интервью подводишь грамотно?

Интервью? Новодворской с сибирским «предпринимателем»? А занимательный мог бы получиться материальчик для блога. Проблема в том, что у Леры в данный момент животрепещит только один серьёзный вопрос к оппоненту. Озвучить который она никогда не решится. Есть категория вопросов, которые невозможно задать, не обнажив личного интереса. Поэтому, Лера перешла от частного к общему, поинтересовалась глобальным:

- Что происходит, Глеб?

Граф засопел. Лера начала считать про себя Миссисипи. На седьмой он выдал:

- Залип я на тебе, Лерочка. Питаю, видимо, слабость ко всему новодворскому.

Смысл слов по венам дошёл до головы и зажег уши и щёки. Залип? Это как? Это что значит в переводе с языка сибирских бруталов на московский эмансипе? Он он сам пояснил, как сумел:

- Словно четвертак с тобой скинул.

- Удивительно, как это у тебя получилось с женщиной, чей психологический возраст приближается к пенсионному.

- На контрасте, Лерочка, на контрасте.

Он ещё что-то говорил про контраст и про полигамию, сетовал, что современные тренды красоты напрочь лишают мужчин ощущения выбора, что все красивые женщины скроены по одному лекалу, все приторные, как сахарная вата, жеманные до оскомины. Сыпал сомнительными комплиментами, разбавляя их острыми укусами и влажными поцелуями, бормотал что-то про самую красивую ошибку в его жизни. Пока не вырубился.

А Лера, моргая в его тисках, давала себе слово впредь не искушать хулиганов своей беззащитностью. Союзы отчаянных журналисток с криминальными авторитетами в природе встречаются крайне редко. И любая такая история достойна своего некролога.

- Не уезжай… - сказал он утром, едва разлепив глаза.

- В смысле… - у Леры больно стукнуло в груди.

- В смысле… - он замолчал. Присосался к бутылке с водой, а напившись, протянул ее Лере, - здесь я тебя держать не могу больше. Из соображений твоей и моей безопасности. В Москву свою не уезжай.

Лера внезапно утратила способность глотать, застыла с водой во рту: ни туда, ни сюда. Сказать ему, что ей и так одиннадцать месяцев куковать на промышленной язык не поворачивался. Секунды сменяли одна другую, а вопрос продолжал висеть в воздухе тяжёлым ребром и не собирался рассасываться сам собою. Можно было, конечно, попробовать захрапеть, мол, она уснула. Но это было весьма проблематично с полным ртом воды и сидя.

- Я квартиру тебе куплю, хочешь? - пошёл он на крайние меры увещевания. - В центре, в новом комплексе. Машину. Какую хочешь?

- Фу, Граф, - Лера, наконец, справилась с жидкостью, вполне удачно, даже не поперхнулась, - я только-только прониклась к тебе крохотной симпатией. Ты сейчас все испортишь.

- Ну, хочешь, газету тебе куплю? То есть, издательство. Крышевать буду, помогать материально, сможешь чихвостить там кого захочешь… - он, вдруг замолчал, будто сам себя оборвал на слове, вспомнив, с кем имеет дело.

Надо было видеть его глаза, потому что такой вселенской грусти нарочно не представишь. Душа навыворот, а тон ровный выдержала, как ни странно:

- Даже не знаю, как на это реагировать. При других обстоятельствах я бы встала и вышла, но в данный момент ты пользуешься тем, что я не знаю, где моя одежда.

- У тебя есть мечта, Новодворская? - титулованный явно не собирался сдаваться.

- Есть. Всё та же. - Лера подтянула к себе колени и уткнулась в них подбородком, пытаясь максимально закрыться от его взгляда. - Сначала я хотела уехать из этого города в столицу нашей родины. Уехала. Сама поступила в МГУ. Сама закончила, пахала на кафедре и на ниве журналистики. Даже сиськи ни разу не расчехлила за девять лет жизни в Москве! Мне было трудно, но мне было, чем гордиться. Я была свободна, пока меня не вышвырнули обратно. Теперь, Глеб Гордеевич, я хочу туда вернуться.

Ушли врассыпную, как обременённые семьями любовники после адюльтера. Она к себе в номер, он - куда-то по своим авторитетным делам. Расстались до вечера. Прощальное мероприятие назначено было на восемь. Из поместья нужно было выехать за час.

Завтра все закончится. Она переживёт это, как переживала расставания и раньше. Ничего нового. Потом все забудется и станет, как прежде - понятно, привычно, ровно. Лера перестанет воевать с ветряными мельницами. Троллить и участвовать в сетевых столкновениях мнений. И коллекционировать макулатуру больше не будет. Наверное, даже на Бали съездит, все-таки. Или в Новую Зеландию. И напишет роман. Который будет читать кошкам перед сном. Он будет странный, как у Кинга и печальный, почти, как у Островского. Но все же лучше банальной истории содержанки, которой всё могло закончиться.

На что он, вообще, рассчитывал, когда предлагал Лере стать спонсором ее провинциальных будней? Что будет между делами забегать на огонёк? Да, скорее всего, Граф избавил бы ее от привычки экономить на себе. Возможно, она бы на цены вообще перестала смотреть. Ходила бы в соболях и золоте по последней сибирской моде, разрываясь между массажами, процедурами и маникюром, постепенно из Йети превращаясь в сахарную вату. Обзавелась бы парой таких же выхоленных кобр в качестве компаньонок по шопингу на деньги спонсоров. Карьера? Кому она нужна, когда ты просто можешь выкладывать красивые лухари-фоточки в инсту и рекламировать за плюшки всякий брендовый хлам?

Ну, нет. Если Граф не осознает, как сильно он ошибся адресом, то и не достоин он быть героем ее романа.

А сегодня… ладно, она позволит себе этот выход в свет в качестве аксессуара на двух ногах и с сиськами.