Грандиозный план

4

Брайан оставил машину на обочине шоссе, не доезжая до города, и по узкой тропинке спустился к заливу. Он прекрасно знал, что на несколько миль в округе нет никакого жилья и он не рискует встретить никого, кроме, может быть, двух-трех случайных туристов. И действительно, несмотря на выходной день, пляж был безлюден.

Именно это и требовалось Брайану. В его груди бурлили ярость и обида. Никогда еще ни одна женщина не позволяла себе так обращаться с ним. Конечно, в его жизни случались и слезы, и бурные сцены, но Брайан Стоунер всегда сам решал, когда пора расстаться, будь то к взаимному удовлетворению или исключительно по его собственному желанию.

Ни одна из его подружек не смогла бы так спокойно и недвусмысленно указать ему на дверь в тот самый момент, когда он понял, что хочет остаться… Потому что ни одной из своих подружек он бы этого не позволил.

Что же случилось с ним сегодня? Брайан не знал, на кого больше сердит: на Рут — за то, что она хладнокровно использовала его, а затем вышвырнула вон, или на себя — за то, что не успел сделать этого первым.

Как он мог хотя бы на минуту предположить, что сможет стать для Рут Остин чем-то большим, чем просто одним из тех мужчин, которые, должно быть, нередко возникали в ее жизни, чтобы наутро так же внезапно исчезнуть из ее постели и из ее памяти! Даже если только половина тех историй, которые рассказывают о ее похождениях в школьные годы, правда, то и тогда легко догадаться, что Рут привыкла видеть в мужчинах просто источник бесплатного удовольствия. Ни для кого в Лонгвью это не являлось секретом, и меньше всего для Брайана, который по долгу работы был в курсе всех городских сплетен.

Почему же он чувствовал себя оскорбленным и обманутым?

Потому что — и это было самое ужасное — он по-прежнему желал эту женщину. Воспоминания об ее гибком теле и жадных губах сводили его с ума. Перед внутренним взором то и дело возникали картины, одна соблазнительнее другой.

Впервые в жизни Брайан оказался в роли отвергнутого любовника и теперь не знал, как вести себя.

Он огромными шагами мерил пустынный пляж, чувствуя все нарастающую необходимость дать какой-то выход владеющему им бешенству. Наконец, не в силах больше сдерживаться, он, не раздеваясь, вошел в воду и поплыл, широко загребая руками.

Не успевшая прогреться за несколько теплых дней вода в конце концов несколько отрезвила его. Гнев сменился странной отрешенностью. Брайан перевернулся на спину и замер, раскинув руки и глядя в высокое голубое небо. Резкая боль в ноге заставила его чуть ли не сложиться пополам. Тут же он с головой ушел под воду, а затем снова появился на поверхности, фыркая и отплевываясь.

Болван! — выругал он себя. Нашел время открывать купальный сезон! Не хватало только утонуть здесь, как котенку. Замечательный финал сегодняшнего дня!

Злость придала Брайану сил справиться с болью, и он поплыл к берегу, помогая себе здоровой ногой и стараясь не обращать внимания на судорогу. Почти сразу же выяснилось, что намокшие ботинки тянут ко дну не хуже, чем чугунные якоря. Мысленно чертыхнувшись, Брайан снова нырнул, ухватил негнущимися пальцами скользкий каблук и рвал его до тех пор, пока не удалось снять ботинок. Избавившись с тем же трудом от второго, Брайан вздохнул с облегчением. Но праздновать победу было рано. Скоро от ледяной воды начало ломить суставы, окоченевшее тело неохотно повиновалось командам, а узкая полоска прибрежного песка словно и не приближалась.

Стиснув зубы, Брайан сосредоточил все свое внимание на том, чтобы заставлять руки двигаться ровно и размеренно. Раз, два, три… гребок, еще гребок. Он уже ничего не видел и не слышал, кроме звучащего в голове монотонного отсчета.

Наконец его колени коснулись дна. Подтягиваясь на онемевших от усталости руках, Брайан выполз на берег и кулем повалился на нагретый солнцем песок.

Он лежал довольно долго, наслаждаясь ощущением тепла и расслабленности. Воспоминание о сегодняшнем позоре никуда не исчезло, но теперь, побывав на волосок от смерти, Брайан начал смотреть на многие вещи по-другому. Гнев, боль и обида отступили на второй план перед захлестнувшей сердце волной благодарности каким-то неведомым высшим силам. Благодарности за возможность ощущать кожей жар солнечных лучей и ласковую прохладу ветра, чувствовать на языке вкус соленой воды, слышать невнятное бормотание океана. За патриархальную тишину широких улиц Лонгвью и за шумную суету Сиэтла. За безумную вчерашнюю ночь…

Почти умиротворенный, Брайан поднялся и побрел к машине, не обращая внимания на промокшую насквозь и испачканную песком одежду. Не задумываясь, забрался в салон, завел мотор и вырулил на шоссе, ведущее к Лонгвью.

Он возвращался домой.

Ярко-красный автомобильчик Рут вырулил на улицу, ведущую к ее дому, около девяти часов вечера той самой злополучной субботы. После ухода Брайана она была не в силах дольше оставаться в мастерской его кузена и несколько часов бродила по улицам Сиэтла, напрасно пытаясь вернуть себе вчерашнее ощущение свободы и покоя. Затем, поняв, что ничего другого ей не остается, села в машину и пустилась в долгий обратный путь в Лонгвью. Уик-энд был безвозвратно испорчен. И, как подозревала Рут, не только уик-энд.

С чемоданчиком в руке она поднялась на высокое крыльцо и отперла входную дверь. Первое, что ей бросилось в глаза, это несколько толстых конвертов на полу возле входа. Почтальону, должно быть, пришлось немало потрудиться, пропихивая их в узкую щель для писем. Рут поставила чемодан на пол, подхватила почту и прошла в гостиную, по пути нажав кнопку автоответчика.

— Привет, это Синди. Пожалуйста, позвони мне, как только появишься. Мне хочется знать, что… Короче, позвони мне.

Рут покачала головой. Синди совсем не обязательно знать о том, что произошло между ней и Брайаном.

— Привет, это снова я. Знаешь, я ни за что бы не стала делать этого — ты понимаешь, о чем я, — если бы не была уверена, что вы двое прямо-таки созданы друг для друга. Я просто попыталась ускорить процесс. Надеюсь, у меня получилось…

Что ж, процесс, как деликатно выразилась Синди, и впрямь оказался быстротечным. И пришел к логическому завершению меньше чем за сутки, хотя вряд ли Синди стремилась именно к такому результату.

Рут ни в чем не винила подругу. Ответственность за случившееся целиком лежала только на ней самой.

Новый голос на автоответчике привлек внимание Рут прежде, чем она погрузилась в глубины самобичевания.

— Мисс Остин, это Бастер Салливан, — сообщил незнакомый звучный баритон. — Надеюсь, вы уже получили уведомление об освобождении помещения. Будьте любезны сообщить мне, когда я могу вернуться и занять свою квартиру…

Он говорил что-то еще, но Рут уже не слушала, лихорадочно перебирая кучу почты на столе. Каталоги, проспекты, счета… а вот и оно. Дрожащими руками Рут вскрыла узкий белый конверт с канадским обратным адресом.

Внутри оказался официальный бланк, извещающий Рут о скором возвращении ее домовладельца и необходимости в тридцатидневный срок освободить квартиру.

Только этого ей не хватало! Рут обессиленно опустилась на пол, покрытый пушистым ковром, чувствуя, что почва уходит у нее из-под ног. Все внутри нее переворачивалось при мысли, что придется покинуть этот дом. Единственное место, которое она действительно могла назвать своим домом. В Сиэтле ей приходилось делить жилище с двумя другими танцовщицами. А выйдя замуж за Таффи, она переселилась в его крошечную квартирку, где вечно толклись знакомые, малознакомые, а порой и совсем незнакомые люди, которых ее муж с удовольствием приглашал в гости, не заботясь о том, что Рут приходится кормить всю эту ораву.

Дом на Виктория-роуд был целиком и полностью ее домом за тем крошечным исключением, что он ей не принадлежал. Арендная плата была исключительно низкой, что объяснялось дурной славой, которую дом имел в городе. Ходили слухи о целом ряде таинственных исчезновений его обитателей, произошедших около сорока лет назад, еще до рождения Рут. Неудивительно, что желающих поселиться здесь долго не находилось. Но Рут сочла, что дешевизна жилья полностью окупает предполагаемую опасность, а странные звуки, которые порой раздавались в нем по ночам, по ее мнению, придавали дому особую прелесть.

За без малого год, что Рут прожила на Виктория-роуд, она успела сменить выгоревшие и обветшавшие обои на стенах, отскоблить пол от копившейся десятилетиями грязи так, что он заблестел как новый, и выкрасить входную дверь в свой любимый ярко-синий цвет. Завершающим штрихом стали веселые полосатые половички, придающие интерьеру тот уютный вид, о котором она всегда мечтала.

И все это ей придется теперь отдать человеку, который уехал из города десять лет назад, даже не позаботившись о том, чтобы найти своему дому новых жильцов, а просто оставив ключи в агентстве по недвижимости. Человеку, которого ни капли не волновал тот факт, что все эти годы до появления Рут дом пустовал. Человеку, который, судя по всему, и без того неплохо устроился в Канаде. Разве это справедливо?

Рут легла на спину и раскинула руки, глядя в потолок. Она ужасно огорчилась и рассердилась. Переезд наверняка обойдется ей в кругленькую сумму, не говоря уже о том, что ни за что не удастся найти такое же удобное и дешевое жилье. Эти внезапные перемены были особенно некстати именно сейчас, когда все свободные деньги она вкладывала в обустройство нового помещения. Впрочем, Рут сомневалась, что требование домовладельца законно, и решила на всякий случай завтра же посоветоваться с адвокатом.

Она повернулась на бок и свернулась калачиком. Хорошо бы так и остаться лежать тут, подумалось ей. Похоже, пассивное сопротивление — это все, что ей остается. Когда Бастер Салливан вернется в город, он обнаружит ее скелет на полу посреди гостиной. И пусть это послужит ему уроком.