Давид
Шестнадцать дней как Сони нет, и девятнадцать с момента последнего нашего разговора.
Отец Сони рвет и мечет, Руслан — чернее ночи, мать не выходит из комнаты. Что делать, не знает никто.
Звонит мой телефон. На экране высветилось имя Борз Шамилиевич. Вот его только мне не хватает для полного счастья. Но ответить надо.
— Да, — отвечаю я.
— Здравствуй, Давид. Я сейчас в Москве хотел встретиться. Давай через два часа на Тверской в “Пушкинъ”.
— Хорошо, давайте.
Жму "отбой" и смотрю на часы. Уже пора и ехать, пока доеду, как раз и время пройдет.
Захожу в дом. Нахожу Руса на кухне и говорю, что отъеду по делам на пару часов.
Последние дни я не обращаю внимание на вещи, которые окружают меня. Все серо. Нет красок. Организм стоит на паузе.
Вот и сейчас, зайдя в это яркое заведение, я не замечаю мелочей, ярких вкраплений. Все слилось в один общий фон.
За столиком сидит Борз. Он как всегда уверен в себе, излучает власть и силу. Не знаю, что привело его в Москву, надеюсь не вопросы покупки недвижимости или недовольство моим риелтором Ярославом.
— Приветствую, Борз, — ну раз сам предлагал по имени, на тебе, по имени. Надоело прогибаться.
— Рад встречи, Давид, — и внимательно прожигает меня взглядом. Пытается просканировать. — Вижу по твоему лицу, что радости у тебя нет … И новостей нет?
— Нет. Уже больше двух недель.
— Хоть фамилию знаешь, кому перешла дорогу твоя пока ещё будущая жена?
— Ахбаров …
— Хм…, ну что могу сказать, круто… Высоко пташка летает. Я думал так, по мелочам. Это, конечно, она перешла дорогу не тому человеку. Но и на него найдется управа.
— Она, как вы сказали, по мелочам. В эту историю ее втянули специально. Она является гарантией того, что сын этого Ахбарова покинет страну без препятствий со стороны спецслужб. Ее привезут на суд, они все, в смысле судейский состав, примут решение, этого типа выпускают и они все дружно покидают страну. А потом Соню обратно возвращают первым же рейсом.
— А в чем проблема освободить ее сейчас?
— Место где ее держать, неизвестно. Папаша в городе, у младшей сына свои интересы. Они под круглосуточным наблюдением. Но ни чем себя не выдают.
— Я знаю одно его тайное место. Она может быть там, но чтобы проверить, требуется с ним связаться.
— Вы знаете этого человека?
— Да, он мой очень-очень давний заклятый “друг”.
— А так бывает?
— Видишь ли, лет тридцать назад, я был влюблен в его сестру, а с ним мы были друзьями. Их отец рано умер, а так как он старший в семье, то он решал за кого выдать замуж сестру. Он знал о наших чувствах, Лея тоже любила меня, как и я ее, а он специально выдал ее замуж за старого мудака, который бил ее и насиловал… Все закончилось печально, она вскрыла себе вены. Тогда, я был никто, со временем мне пришлось перешагнуть через гордость и иметь с ним дела по бизнесу. Но я не простил, — он прищурил глаза и отвёл их в сторону. Видно, что воспоминания даже через такой большой период времени причиняют ему боль. — Так вот, наверно, это время... вспомнить старое.
— Мне очень дорога София, но здесь я не знаю всех рисков. Это ваше решение, вы прекрасно знаете, что месть рождает месть.
— Ты не поверишь, но я устал. Устал думать, как бы сложилась моя жизнь с Леей. Может я имел бы один ларек и семерых детей, но был бы счастлив. А у меня на счету сотни миллионов, а они мне нахер не сдались. Как только я что-то узнаю, позвоню.
— Спасибо.
— Пока, не за что.
Прощаемся. Еду обратно в дом к отцу Сони. Рассказываю все Руслану и его отцу Сергею, который поиграв желваками сказал, что ждать помощи от подобного рода людей не стоит. И что мне не следует общаться с такими людьми вообще. Как будто я ему не дом собирался продать, а партию оружия или секретные материалы передать. Детский сад.
Лично я готов поверить даже черту, лишь бы снова иметь возможность обнять Соньку.
София.
Боже, я беременна. Мои месячные были точны, как швейцарские часы. Как начались в тринадцать лет, так и приходили все эти годы ровно через двадцать восемь дней. Ну, кроме того момента, когда я была беременна Тимуром.
И сейчас я понимаю, что задержка больше недели. Вот я дура. С мужиками дерусь, на собак бросаюсь. Ребенок, тебе досталась такая непутёвая мамаша…
Следующие несколько дней я была выбита из колеи. Энергия на минус нулевом уровне. Сижу и пялюсь о окно. Пару раз заглядывал Андрей, пытался заговорить со мной, но я его не слушала.
На второй день моего молчания пришёл Глеб. Стал в дверях, оперся о дверной косяк, а руки сложил под грудью.
— Это новая тактика какая-то? То ты, почти в прямом смысле, убиваешь своей активностью, то полный игнор? Милая, ты часом не приболела?
— Нет.
— Нет и все?
— Да, нет и всё.
— Ты меня пугаешь. У тебя есть план побега, ты роешь подкоп, даже не знаю что ещё можно в данных условиях?
— Нет. Я просто сижу и пялюсь в окно.
— Ясно. Конструктивного разговора не будет, — и я это подтверждаю молчанием. — Сегодня приезжает Ахбаров-старший со своим другом. Он просил, чтобы ты спустилась к ужину.
Вот это удивил. Разве пленников выставляют на всеобщее обозрение?
Видно прочитав немой вопрос на моём лице, Глеб решил все объяснить.
— Ты, не заложница, а гарант. Поэтому, Ахбаров считает, что прятать тебя нет смысла. Кто надо, тот и так знает, что ты у него… в гостях.
— Даже так… И много высокопоставленных лиц в этом замешано?
— Достаточно. Пойми, твой отец не вершина системы управления. Там люди на много выше стоят.
— И чем мне вас сегодня радовать. Песни, пляски, театральная постановка…
— Когда ты огрызаешься, ты нравишься мне больше…, чем в молчаливой печали.
— А вы мне все не под каким соусом не нравитесь.
Глеб подошёл ко мне, сел рядом на подоконник.
— Сонь, все пройдет. Вернешься домой, твой принц весь уже извелся, — я улыбнулась своим мыслям. Скучает, моя прелесть. Я потом с него не слезу, сначала убью, за то что кончил в меня, а потом зацелую. — Будешь жить, как раньше…
— Как раньше уже не будет никогда, — печально протянула я.
— Одень платье и приведи себя в порядок. В восемь спускайся в столовую, — Глеб встал и ушел.